О том, что Артур Дорохов пропал без вести, она узнала случайно – из телефонного разговора с подругой-врачом, работавшей в медсанчасти гарнизона «Южный». Страшная новость ударила наотмашь – в глазах потемнело, сотовый телефон выскользнул из дрожащих пальцев и упал на асфальт, с сухим треском рассыпавшись на множество частей… Двое суток Виктория пролежала в постели – не было ни сил, ни желания подниматься, что-либо делать. И роняя на подушку слезы, она каждую ночь вспоминала Артура: поминутно восстанавливала в памяти осенний день, когда тот в последний раз появился у калитки. Заново погружалась в нежные объятия сильных рук; снова слышала долгожданные слова о любви и… представляла его растерянность, когда в ответ на признание пришлось выслушивать необъяснимую глупость об уважении и симпатии… Вспоминалась кошмарная пустота, сдавившая душу после стремительного ухода Дорохова. С минуту Вика стояла неподвижно, потом не выдержала – бросилась к окну и зацепила взглядом лишь мелькнувшую в проеме калитки спину. Четверть часа она металась по дому; в конце концов, побежала к машине и сломя голову понеслась к вокзалу – догнать, рассказать всю правду о своей любви; попытаться вернуть дорогого и единственного человека… Не вышло. Не успела. Да и не знала: поездом, автобусом или на такси уехал Артур в свой гарнизон. Не получилось, за что теперь и приходилось расплачиваться мучительным сожалением; болью, отдающей в самое сердце. Ведь все могло сложиться иначе…
* * *
Виктория ненавидела эту формулировку: «Пропал без вести». Сколько уж их пропало – кануло в вечность, пока довелось поработать в гарнизоне «Южный»! За три года чудо свершилось лишь однажды – разведка каким-то образом выяснила: пропавший спецназовец жив и томится в плену. Командование через посредников вышло на полевого командира; переговоры были долгими, трудными, но в итоге счастливчика на кого-то обменяли. Остальные до сих пор числились в том списке «подвешенных» между жизнью и смертью, хотя почти все обитатели гарнизона, не произнося вслух, понимали: этих людей никогда уж больше не увидеть. Придя в себя, Вика поехала в «Южный» – к командиру бригады и узнала подробности гибели группы Дорохова. Но даже после обстоятельного разговора не хотелось верить в худшее – нескольких тел на месте катастрофы вертолета поисковому отряду обнаружить не удалось. Разум с холодным бесстрастием отвергал возможность чудесного совпадения, а сердце упрямо заставляло надеяться. Она и верила, и не верила… И тоска со щемящей болью снова тянула и звала к тем местам, где когда-то бывали вместе. Она заходила в уютное кафе и садилась за тот же столик, за которым неоднократно ужинали, болтали, улыбались друг другу; повторяла маршрут их вечерних прогулок – бродила знакомыми переулками; подходила к дому Артура и подолгу смотрела в темные, безжизненные окна в четвертом этаже. Трижды, не отдавая себе отчета, зачем-то ездила на железнодорожный вокзал в Минводы – стояла на перроне и встречала поезд из Грозного с зыбкой, отчаянной надеждой: а вдруг мелькнет знакомое, дорогое лицо?..
* * *
Утром тридцать первого декабря Вика снова села в бордовую «десятку» и отправилась в небольшой городок, приютивший на своей окраине гарнизон. Тоска привела ее в кафе с неброской надписью «Визит» над входом. Посетителей здесь и раньше бывало немного, а уж в канун праздника в зале она насчитала двоих: в самом углу за чашечкой кофе читал газету старичок, у барной стойки завис прыщавый юнец в мятых джинсах и длинном белом свитере навыпуск. Девушка сняла короткую дубленку, подошла к столику, села на привычное место, бездумно полистала меню, прислушалась к едва доносившейся мелодии…
Притворилася еврейкой,
И когда в душе метель,
Бестелесной, тонкой змейкой
Прокралась в мою постель…
Эту песня нравилась и ей, и Артуру; альбомы Кашина здесь гоняли частенько. – Бокал сухого вина, пожалуйста. Или нет – лучше два, – озвучила она заказ официанту. – Может быть, бутылку? – Хорошо. Принесите бутылку и два бокала. – На закуску у нас имеются салаты, горячие блюда… – Спасибо. Только вино. Хотя, нет… захватите кусочек хлеба. – Одну минутку, – поклонился тот и исчез. Заказ был исполнен расторопно; молодой человек откупорил вино, аккуратно наполнил оба фужера. Заняв же свое место напротив прыщавого паренька в свитере, кивнул на симпатичную шатенку и, хитро подмигнул: – Не первый раз ее вижу. Знойная стервочка. Приятель оглянулся на привлекательную особу в короткой юбке и полусапожках на высоком каблуке. Оценив же стройность ножек и соблазнительность форм, проскрипел: – Видать у мадам неприятности – бутылку собралась вылакать в одиночку… Не замечая пристального к себе внимания, Вика положила хлеб на бокал, предназначенный Дорохову, подняла свой и, вздохнув, прошептала: – Я знаю: ты никогда не вернешься. Такие всегда идут напролом, все доводят до конца и… не возвращаются. Вкусив терпкий, приятный вкус красного вина, она вновь наполнила бокал; помолчала, разглядывая рубиновые блики на столе… И прежде, чем осушить вторую порцию, произнесла: – Упокой твою душу, Господи. Где бы ты сейчас ни находился, Артур… пусть тебе будет хорошо! Парни продолжали наблюдать за одинокой незнакомкой. – Займись – времени у тебя навалом, – посоветовал гарсон, поочередно натирая полотенцем сауэры. – Легко! – допивая дешевое пиво, оскалился прыщавый. – Не даст, так винцом угостит! Пиво уж надоело. Наполненный и предназначенный для любимого мужчины бокал так и стоял нетронутым. Стоял именно там, где обычно садился Дорохов. Взор ее затуманился то ли от слез, то ли от выпитого вина, но рука сызнова потянулась к бутылке… Внезапно рядом возникла фигура официанта: – Позвольте за вами поухаживать. А пока наполнялся фужер, кто-то бесцеремонно уселся напротив. – Что это значит?! Здесь занято! – возмутилась Виктория, гневно взирая на довольную физиономию мальчишки в белом свитере. – Вы его не бойтесь, он безобидный, – успокоил служащий кафе, незаметно поставив на стол третью емкость. – Еще что-нибудь желаете? – Пусть освободит это место! – стараясь казаться трезвой, отчеканила она. – А тут разрешается? – съязвил юнец, перемещая костлявую задницу на другой стул. С молчаливым отвращением девушка разглядывала непоседливого нахала и не спешила с ответом... «А почему бы не попробовать излечиться таким радикальным способом? – внезапно подумала она. – Артур меня держит, не отпускает. Сколько уж не нахожу себе места? Так недолго сойти с ума. Что если сотворить нечто ужасное, нестерпимо гадкое, мерзкое? Такое, после чего неотступно преследующий образ возненавидит, забудет, исчезнет, навсегда отпустив на волю. Вот взять и дозволить этому ублюдку исполнить похотливые желания, нарисованные на пакостной роже! Пожалуй, этот уродец устроил бы – отвратительней не сыскать во всем городке!..» Худая ладонь с обгрызенными ногтями на пальцах потянулась ко второму, наполненному вином бокалу. – Не тронь! – повысила голос шатенка и резко пододвинула к нему бутылку с остатками вина. Прыщавый плеснул из нее в пустой фужер и скрипучим голосом представился: – Геннадий. А тебя как предки нарекли? – Геннадий… – повторила она и усмехнулась: – Я буду называть тебя Крокодилом. – По херу - зови, как хочешь, – оскалил тот неровные зубы. – Давай, за знакомство. Виктория пила через силу; мальчишка же запросто влил вино в большой, как у птенца рот, и с той же беспечностью опустил ладонь на запястье соседки. Не услышав протеста, мгновенно осмелел – погладив руку, коснулся плеча, волос… Она опустила голову, отвела в сторону взгляд, с брезгливой дрожью снося прикосновения. Потом ладонь прыщавого убралась, исчезла. И вдруг появилась под столом, мягко опустившись на ее коленку… «Ну, вот… не долго пришлось ждать. Надеюсь, Дорохов это видит. Или чувствует… Давай, Крокодил – действуй. В другой раз давно схлопотал бы бутылкой по убогой мордашке. А сегодня все можно. И даже нужно. Давай же, не стесняйся!..» И тот не стеснялся. Напротив – не встречая сопротивления, наглел с каждой минутой – рука уж сновала челноком, с каждым движеньем забираясь выше под юбку…
И репейником под сердце
Привязалась к нам постель,
Диким вепрем в тыщу терций
Разлечусь на сто частей…
– Закажи мне водки, – попросила она. – А ты заплатишь? – О, господи… Нет, мальчик – напьюсь и убегу! – Может, лучше коньячку? – воодушевился тот. – Все равно… – Что у нас с коньяком, Андрюха? – обернувшись, на весь зал крикнул юнец. – Очень большой выбор, – вырастая перед столиком, заученно отвечал официант. – Но из настоящих – армянский «Отборный», «Дагестанский», кизлярского разлива. Могу предложить и французский. – Мне все равно, – монотонно повторила Вика, не замечая едких улыбок парней. – Тогда это, Андрей… принеси французского и это… чем там его закусывают? – Лимон, шоколад, кофе… – начал перечислять вышколенный молодец, завистливо кося на руку знакомца. Прыщавый отмахнулся, подвинул свой стул вплотную к молодой женщине. Усевшись поудобнее, закурил, сделал несколько жадных затяжек, поднес к ее лицу обмусоленный фильтр. Она обхватила его губами, затянулась… В зале погасло центральное освещение – вокруг стало еще сумрачнее. Пенсионер в углу недовольно зашелестел газетой, и вездесущий Андрюха поспешил включить небольшую лампу на стене – над столом престарелого посетителя, так некстати засидевшегося в кафе. Затем наполнял ароматным коньяком тумблеры; гремел какой-то посудой; мелькал то тут, то там… – А ты это… кого поминаешь? – кивнул юноша на полный вина бокал, покрытый кусочком хлеба. – Тебя это не касается, – отвечала она и, переигрывая в старании казаться беззаботной, кокетливо щелкнула ноготком по изрядно оттопырившейся складке на его штанах. – Ты делай свое дело, мальчик, и не задавай вопросов… Прыщавый нетерпеливо докурил сигарету с испачканным помадой фильтром, бросил окурок в пепельницу и решительно вернулся к прежнему занятию. Глотнув крепкого алкоголя, она прикрыла глаза и постаралась забыться, да внезапно показалось, будто телом ее занят не только юнец в белом свитере – руки того обосновались на гладком капроне, и в то же время кто-то расстегивал пуговицы на блузке. Вика в ужасе очнулась: по другую сторону от Крокодила над ней нависал официант. От возмущения захватило дух, да едва набравши воздуху для крика, она лишь невразумительно замычала – наклонившись, Андрей упредил – припал к ее губам, заодно прорвавшись ладонью к лифчику, к груди… «Пусть! Пусть Дорохов видит и это! – передумав противиться, обвила она рукою шею официанта. Но тотчас обожгла мысль: – Господи! Там где-то в дальнем углу сидит пожилой человек! Незнакомый, но… Нет, я не вынесу такого стыда!..» Виктория оттолкнула обоих парней и тот же миг услыхала старческий голос: – Вы хоть бы людей постеснялись. Развелось в городе проституток!.. Пенсионер прошаркал к выходу, комкая на ходу газету… Кажется, Прыщавый хотел вскочить, что-то крикнуть вдогонку… Да осмыслив выгодную перемену, враз оттаял, расплылся в довольной ухмылке: в кафе не осталось лишних глаз, приятель замкнул дверь на замок; а смазливая девица так и сидела с распахнутой блузкой, с расстегнутым лифчиком и видно не собиралась возражать…
И ворвавшись криком звонким
Прямо в божью карусель,
Буду помнить лишь о том, как
Целовал твою постель…
Официант вернулся от двери, постоял рядом, что-то обдумывая… Взгляд его скользнул по равнодушному женскому лицу, по обнаженной груди; по задранной юбке и ровным, обтянутым черными чулками ножкам; по белевшим за широкими резинками чулок полоскам голой кожи… Размытое алкогольным туманом зрение, едва различало даже лица парней. Зазвенели осколки кем-то сброшенных на пол фужеров; ее подхватили под руки, заставили встать… Остатки сознания лишь на короткий миг сковал панический страх, когда по бедрам сползла юбка, соскользнуло нижнее белье. Минутой позже она опять равнодушно терпела на своем теле жадные ладони; с тем же бесстрастием улеглась на стол, послушно раздвинула ноги…– Ну, вот и «славно»!.. Гаже уж некуда, – беззвучно шептала Вика, глядя сквозь пелену слез в темный потолок. Она лишь подгоняла время и твердила, точно молитву: – Теперь ты обязан меня забыть. Навсегда вычеркнуть из своей памяти. Навсегда…
Ах… по небесным грядкам,
Ах… плыли без оглядки.
Эй! что там за крылами?
Камень…
* * *
Вылетев за пределы городка, и оставив позади Боргустанский хребет, бордовая «десятка» резво пронеслась по асфальтовой дороге несколько километров. Впереди показался поворот с автобусной остановкой и чья-то одинокая фигурка – должно быть, опоздавшего к рейсовому автобусу пассажира… Не сбавляя скорости, машина лихо повернула; скромное каменное строение осталось позади. Но внезапно «десятка» резко тормознула, остановилась; на корме зажглись белые фонари заднего хода. Коробка передач натужно взвыла; автомобиль вернулся назад – к растерянной девушке… Стекло правой дверцы наполовину опустилось; сидевшая за рулем молоденькая женщина кивнула: – Садитесь. Та нерешительно подошла, чуть наклонилась: – Но мне не близко – до Минеральных Вод. – Садитесь-садитесь. Доедем. Мне туда же… И снова навстречу летело темное асфальтовое полотно, плавно подворачивая вместе с руслом Подкумка на северо-восток. Слева проплывали высокие холмы, справа серебрилась незамерзающая горная река. – Вам куда в Минводах? – дабы нарушить тягостную тишину в салоне, спросила Виктория. – На железнодорожный вокзал. Скоро подойдет поезд «Грозный-Армавир» – мне нужно успеть к его прибытию, – пояснила пассажирка; с минуту напряженно помолчала, потом, видно, на что-то решившись, добавила: – Я встречаю любимого человека. Каждые два дня езжу и встречаю… Однако, встретив изумленный взгляд случайной собеседницы, запнулась. – Он не вернулся? – шепотом спросила та. – Пропал без вести. Неприятный холодок волной пробежал по телу Вики от этих проклятых слов… – Его вертолет упал. Ровно три недели назад, – не подмечая бледности соседки, продолжала худенькая девочка, – но я верю, что он жив, и мы обязательно увидимся. От сих признаний, от неожиданности совпадения у Виктории перехватило дыхание. «Неужели так бывает?! – еле сдерживала она рвавшийся наружу стон. – И мой любимый мужчина не вернулся с задания – тоже сбили вертолет с его группой. И я точно так же ездила на вокзал. Напрасно ездила – так и не дождалась… Может быть, ей повезет? Встретит… Внезапно обретет свое счастье?..» – Сегодня, в канун Нового года, я обязательно его увижу!.. – упрямо твердила девушка, – обязательно!.. В другой ситуации подобная уверенность вызвала бы улыбку, но сидевшей за рулем женщине было не до смеха. – Я завидую вашей вере, – глухо отозвалась она. – По-хорошему завидую. Дай Бог вам дождаться. – А как же не верить, если любишь? По-другому и быть не может, – твердо отвечала та, будто речь шла о неизбежности рассвета, каждое утро сменявшего ночную тьму. – Я жду, храню верность. И он не может не чувствовать этого, верно? Он обязан вернуться! Вика промолчала. Только бледность красивого лица и с силой сжимавших руль ладоней, выдавали не покидавшее волнение. Или отчаяние… Река скрылась из виду, и «десятка» мчалась по шоссе, петлявшему между гор. Справа высилась гряда поросших густым лесом холмов, слева мелькали голые скалы; затем их оттеснило от дороги пугающее бездной ущелье. Далеко впереди показалась вершина величественной Бештау. «Ее духу, силе любви – можно позавидовать. А я?.. Я предала и Дорохова, и нашу любовь! – кусая до крови губы, смотрела на дорогу и машинально поворачивала руль Виктория. Потом украдкой покосилась на задумчивую девчонку, вздохнула: – А если она никогда не дождется своего любимого? А если так и будет изводить себя страданиями; ездить точно на дежурство и рыдать, не отыскав его среди сошедших с поезда «Грозный-Армавир»?.. Господи, да за какие же грехи нам это выпало?! Ведь не отпустит он ее! Ни за что не отпустит! Как не отпускает и меня тот, которого любила больше жизни, – и глянув на пустоту, зиявшую в нескольких метрах, вдруг усмехнулась: – А не прекратить ли разом невыносимые пытки? Стоит лишь промедлить, забыть повернуть в нужную сторону и… Главное пережить несколько секунд падения, а потом… Потом конец всем нашим мучениям!» Темная ленточка трассы стала понемногу уходить вправо, а молодая женщина, плотно сомкнув тонкие губы, не торопилась корректировать направление. И вот уж левая пара колес дружно достигла белой сплошной полосы; через мгновение пересекла ее… Забывшись или опять уверовав в близость долгожданной встречи, попутчица подставляла лицо врывавшемуся сквозь приоткрытое окно потоку, провожала взглядом заснеженные вершины… А «десятка» уже неслась по встречной полосе. До гибельного края, огороженного рядом тонких бетонных столбиков, оставалось совсем немного, когда из-за поворота вынырнула квадратная кабина огромного грузовика. Кажется, водитель встерчного автомобиля начал отчаянно тормозить; одновременно послышался громкий, пронзительный гудок. Вздрогнув, пассажирка легковушки посмотрела вперед; правая рука непроизвольно вцепилась в ручку дверки; в широко раскрытых глазах застыл ужас… Грузовик шумно промчался слева, обдав упругой воздушной волной – в самый последний момент «десятка» вывернула вправо. Несколько сотен метров они проехали молча, плавно теряя скорость, покуда не остановились совсем; голова Виктории упала на руки, обхватившие руль. – Вам плохо? – прошептала девушка, дотронувшись дрожащими пальчиками до ее плеча. И только сейчас, когда в окна перестал врываться ветер, почувствовала в салоне стойкий запах алкоголя. – Лучше не прикасайся ко мне, – отозвалась та каким-то странным, отрешенным голосом. И добавила: – Выходи. – Что с вами?! – Выходи – нам дальше не по пути. – Но вы же говорили… в Минводы… Женщина с безмолвной решительностью покинула салон, обошла спереди автомобиль, открыла правую переднюю дверцу и молча воззрилась на нее. – Хорошо. Спасибо вам, – повиновалась та и, оказавшись на обочине, попросила: – Но вы, пожалуйста, будьте на дороге поосторожней… Вместо ответа громко хлопнула дверца. Двигатель взревел, бордовая "десятка" рванула с места и скоро исчезла за ближайшим поворотом…
* * *
Ловко управляясь одной рукой с огромным рулевым колесом, водила фуры выщелкнул из пачки сигарету и, прикурив от зажигалки, осторожно покосился на молоденькую попутчицу. Всего пятнадцать минут назад это очаровательное создание одиноко стояло под скалой на правой обочине, зябко поеживаясь от пронизывающего декабрьского ветра. В теплой кабине быстро согрелась, расстегнула молнию куртки… – Смотрите, там что-то случилось!.. – вдруг прошептала она, вглядываясь вперед. Метрах в двухстах, прижавшись к самому обрыву, стояли два автомобиля. Трое мужчин смотрели вниз, о чем-то переговаривались; один из них прижимал к уху сотовый телефон… – Кажись, опять кто-то навернулся с трассы, – вздохнул водила, выпуская в лобовое стекло густую струю едкого табачного дыма. – Каждый год в это ущелье по две-три машины слетает. Не повезло… Фура сбавила скорость и медленно прокатила мимо группы обеспокоенных людей. Чуть дальше шоссе вильнуло влево, плавно огибая гиблое местечко и предоставляя возможность рассмотреть последствия трагедии. – Легковушка, – угрюмо кивнул шофер в окно своей дверцы – на дымившие внизу останки автомобиля. – Кажись, «десятка»… Или иномарка – теперь сам черт не разберет. – Какого цвета машина? – потерянно молвила девушка. – Скоро станет черной. А была-то, кажись, бордовой… Она в ужасе закрыла глаза и до самых Минеральных Вод не произнесла ни слова…
Postscriptum:Рассказ написан по мотивам последней главы романа "Тринадцать способов умереть"...
| 
Библиотека // Объявления
