Он уже не помнил, когда все это началось. Просто однажды оказалось, что ему больше не нужно спать. Внешне ничего не изменилось. Он, как обычно, по своей холостяцкой привычке, тушил свет в десять часов вечера и ложился в кровать. Сперва он слушал звуки за окном. Ветка сирени, когда был ветер, с ужасающим скрипом, похожим на звук дворников в машине, терлась об окно. Каждый раз он думал о том, что надо спилить ветку, но утром о ней забывал. Когда шум ветра становился привычным, он начинал вспоминать. Каждый вечер он вспоминал в подробностях что-нибудь одно, стараясь ничего не забыть, смакуя все детали своей прошлой жизни. В какой-то степени это была история века. Ведь он родился в начале века, а сейчас век подходил к концу. В общем, это было как игра – стараться вспомнить все. Каждое событие приносило ему свой запах, цвет. Иногда он улыбался в темноте, когда вспоминал какую-нибудь смешную проделку. Иногда хмурился, и на его остром лице собиралось множество морщин, когда не мог сразу вспомнить, как выглядела, например, нашивка моторизированной пехоты французской армии. Так проходила каждая ночь – в воспоминаниях. Он прекращал вспоминать только тогда, когда утренний свет заполнял всю комнату и кровать, на которой он лежал, укутавшись по-стариковски в старое полосатое одеяло.

Однажды утром он с удивлением заметил, что комнате не один. Рядом с кроватью находилось двое мужчин. Один из них сидел в его кресле и заполнял какой-то формуляр. Другой бесцеремонно копался в его секретере.

– Ничего. Совершенно ничего. Мы же столько раз объясняли людям, что нужно оставлять адреса родственников или знакомых на случай смерти или несчастного случая.

– Может быть, ты плохо ищешь? Должны же быть какие-нибудь открытки от детей, родственников. Он ведь получал какую-нибудь почту.

Он, о ком говорили эти двое людей, хотел было сказать, что последняя открытка, которая пришла на его адрес пятнадцать лет назад, лежит в томе Верхарна, но с удивлением заметил, что не может сказать ни слова. То есть, говорит он может, но звука собственного голоса не слышит, а значит, не слышат и его. Сперва это его обеспокоило. Но потом весь его мозг переключился на другую загадку – что было нарисовано на той открытке. Наконец он вспомнил – пляж в Ницце. Обыкновенный морской вид, который можно встретить везде, например, на Золотых Песках. И наверное поэтому, чтобы не перепутать, сбоку стояло название города – Ницца.

Двое людей еще немного посидели в его комнате, о чем-то переговариваясь, и наконец ушли. Он воспринял их уход с облегчением, потому что не любил чье-нибудь присутствие в своем доме. Вскоре он о них забыл, как будто их и не было, и успешно дождался новой ночи. Эта ночь подарила ему знакомство с Мари. Из многих женщин, которые у него были, и которых он потом терял, он часто вспоминал именно ее. Раньше он даже мучился, пытаясь обвинить то ее, то себя в том, что у них ничего не получилось. Потом просто иногда, непонятно откуда, из каких-то закоулков его памяти вылетали частички Мари – то ее смех, то волосы. Зимой – ее пальто. Он обращал внимание на женщин с похожей фигурой и ростом, в длинном сером пальто, точно в таком, в каком она ходила осень и зиму их знакомства. Ему не надо было напрягаться, чтобы вспомнить ее лицо или места, где они были. Лицо было рядом, так четко, как будто она сейчас заговорит. Также хорошо он помнил два-три кафе, где они бывали, и его квартиру. Поэтому каждый раз он сосредотачивался на их разговорах, ее суждениях, мыслях. Но втянуть ее в серьезный спор ему никогда не удавалось. Мари или соглашалась с ним, или делала вид, что соглашается.

Пришел в себя он только тогда, когда почувствовал, что куда-то плывет. Впрочем, оказалось, что плывет не он, а кровать, в которой он лежит. Кровать проплыла по всей комнате, потом кухне, и вышла благополучно во двор. Он с удивлением, как будто в первый раз в жизни, осмотрелся. Двор представлял собой почти правильный квадрат, одна сторона которого выходила на дорогу, а вдоль других были невзрачные двух-трехэтажные дома. Посередине двора стояло несколько скамеек, детская песочница и старые деревья, среди которых выделялся огромный каштан. В это время ему на руку села голубая бабочка, и он невольно залюбовался ее красотой. Бабочка пошевелила своими усиками и улетела. Он прислушался и обнаружил, что на одной из скамеек сидит его соседка, бывшая железнодорожница, и разговаривает со своей дочкой.

– Хороший был человек… Никогда не пил, мусора от него не было. Жаль только, что детей не оставил. И ведь совсем не болел…

Дальше они заговорили о дровах, сколько их надо купить, где складывать. А он переключился на свое положение. Конечно, это плохо, что он не может взбунтоваться, что его переселили сюда. Но с другой стороны, такой поворот дела давал ему много новой пищи для размышлений и наблюдений.

С каждым днем он узнавал что-нибудь новое. Например, когда зажигается самое первое окно в доме напротив. Знал с точностью до минуты, когда заведется единственная во дворе машина, когда выведут гулять ребенка со второго этажа. Словом, тысячу разных мелочей, которые происходят в каждом дворе, в каждом городе. Он вполне свыкся со своим новым положением, и с удовольствием обнаружил, что его никто не замечает.

Однажды на край его кровати присел мальчик. Ему было лет тринадцать, с умным лицом и с книгой в руках. Мальчик с удовольствием перелистывал страницы. Он читал вместе с мальчиком, и вместе с ним переживал все события. Книжка называлась «Последний из могикан». Когда мальчик кончил читать, то уперся глазами в обложку и о чем-то задумался. Он решил, что после того, как мальчик приходил к нему пять дней подряд и сидел на его кровати, можно завести с ним разговор.

– Жалко, что убили сына Чингачгука.

– Еще бы. Ведь если бы его не убили, была бы еще куча приключений.

– Скажи, ты правда меня видишь и слышишь?

Мальчик помолчал, наверное, размышлял о том, как ответить. И сказал:

– Не то, чтобы совсем… Но я чувствовал, что не один.

– И ты не испугался? И будешь со мной дружить?

– А чего пугаться? Каждый живет, как хочет. Дружить я совсем не против. Знаете, как скучно, когда каникулы, и тебя никуда не пускают?

Он знал, потому что пережил то же самое в детстве, и решил чем-нибудь подбодрить мальчика. И для этого часто замигал глазами. Мальчик засмеялся.

– У вас так смешно получается. Меня зовут Мариус. А вас?