Пусть мир летит
                         в тартарары.
Во тьме ночи иль дня.

Всё это вновь изобразит
Словами, сломанный пиит,
В офортах – новый Гойя.

Пусть встанет снова остров Крит,
Где с белыми рогами бык,
А меж копытами лежит –
                      растоптан,
                               чей – то стыд.

Всё стадо, с пылью,
                            пронеслось.
Верхами сваха,
                            сводня…
А на рогах сковорода…

Висит людская болтовня,
               мешаясь с серой пылью,
Никто ничто не разберёт…
Так ложь смешалась с былью.

Вот площадь.
               Плаха посерёд:
Топор с затылком дружит.
Толпа подвинулась вперёд –
Глядит.
              Никто не нужен.
Звериный дух объединив,
            звучит один мотив:

Эй, ты!
                А ты всегда один,
И лишь народ всегда един.

На площадь ты один пойдёшь.
Со всеми вместе лишь живёшь.

Ах, жизнь!
                Ты, право, хороша!
И слышно жаркое:
                           - Ха – Ха! –

Что?
         Что – то не понятно?
Ты понял не превратно:

Тебя на части расчленят
И каждую построят в ряд.

Колонны вереницей
            идут неведомо куда.
Безлики у них лица
      и тонет свет в глазницах.

Их множества:
                    стада,
                          стада…
Я – жизнь!
                   И я всегда одна.