На конкурс "Творец"
Используются элементы нецензурной лексики
|
1 «Какого хрена», - подумалось мне, когда, еще в полудреме, я ощутил ее противно-слюнявые поцелуи. Мне было не до нежности, а тем более, не до игривости. Но что-то было не так. Не клеилось, не собиралось в кубик Рубика. Глаза открываться не желали, но и коню было ясно: сеном тут и не пахло. Голова расползалась гнилым яблоком, превращаясь в квашню. В глотке полыхал ядерный реактор с привкусом кошачьего дерьма. Кажется, вчера кому-то было очень хорошо. Чего не скажешь про сегодня. Медленно я начинал осознавать свое возвращение в реальный мир. Мозги, сделав головокружительный кульбит, небрежно шмякнулись на место, вызвав такую боль, что тошнота на лихом велосипедике подкатила к эпицентру взрыва в глотке. Икнув, я испуганно зажал рот рукою: эта дура все еще дышала мне нежно в шею, прикасаясь влажными губами к щеке. Я не мог так опозориться при даме. Гусары пьют, не закусывают, удовлетворяют женщину и по утру не блюют ей в лицо. Кто она такая – я понятия не имел. Страдая от боли и придерживая ладонью рвущийся через рот желудок, я чуть приоткрыл левый глаз. На мгновение сердце замерло, затем пихнуло желудок под зад коленом и застряло в горле, булькая и грозя его порвать, как тузик грелку. Адреналин жидким пожаром засандалил по вопящим от боли мозгам. - Ой, бля-а-а-а!!! – с этим боевым кличем русских папуасов я вскочил на ноги с лавочки в парке и тут же осел на землю. С минуту тупо молчал, испытывая экстаз взбунтовавшейся плоти, а затем, глядя прямо в эти огромно-влажно-печальные глаза, разразился потоком нескончаемой речи на непереводимом местном диалекте. Стайка воробьев испуганно вспорхнула с дерева, зачирикала, заистерила, местами заглушая своим гомоном особо сильные места в моем монологе. Выплюнув из себя все сгустки красноречия, я перевел дух и прикрыл глаза. Липкий пот испариной окутал тело. Длинные пряди волос слиплись в макаронины. Сердце все еще резво колотило в бубен, а тело было вялым, как жухлый огурец. Страдая, я приоткрыл глаза и посмотрел на несчастного пса. Мне вдруг стало стыдно: животное было не виновато в том, что я напился вчера до положения риз, уснул на лавке в парке и очнулся от жуткого похмелизма, приняв его влажный нос за губы девушки. - Ну… ты это… прости, друг, - промямлил я, протягивая в знак примирения руку. Дрожащая ладонь, траур под ногтями и серебряное кольцо на большом пальце. Мда… Пес обиды не держал. Доверчиво подошел и ткнулся лбом в руку, требуя ласки. Я сгреб его в свои объятия, почувствовал тепло и окончательно успокоился. Собака не была дворнягой. Но, несмотря на наличие ошейника, не выглядела домашней. Минимум – потерялась. Максимум – выгнали, наигравшись. Рыже-белая, с темными подпалинами шерсть, длинные уши, печальные глаза. Я не знал, как называется эта порода. Да и какая разница? Меня начинало колотить. Из заднего кармана порванных и грязных джинсов я достал смятую пачку и выудил сигарету. Зажимая ее пляшущими губами, яростно пытался добыть огонек из газовой зажигалки. Колесико жалко скребло по кремнию, высекая искры, а пламя все не вспыхивало. Наконец, мне удалось прикурить, и я блаженно оперся спиной о бетонный остов лавки. Лопаткам это не понравилось. Плевать: у меня не было сил, чтобы подняться и сесть, как положено. Жадно глотая едкий дым и машинально поглаживая пса, я задумался над тем, что делать дальше. Философско-риторический вопрос, однажды поднятый Чернышевским, с педантичностью огромного молота периодически бил по наковальне моей жизни. Перед тем, как посмотреть правде в глаза и дать ответ, я напивался, а уж потом, страдая и выворачивая карманы своей потрепанной совести, пытался сложить пасьянс из колоды, в которой вечно не доставало парочки карт. Мне тридцать два. Что называется, - ни родины, ни флага. Перекати-поле, вертопрах, бабник и пьяница. Нечесаный хиппи, тюрьма по мне плачет, как только земля таких носит. Список ярлыков и афоризмов при желании можно продолжить. Дай Бог вдохновения и долгих лет жизни бабулькам, что сидят на лавочках у подъездов и подозрительно обходят меня стороной на улицах. «Опустившийся ты элемент, Нелипа», - частенько обзывала меня начальница ЖЭКа, где я в последнее время работал дворником. Не гнала она меня только из морально-этических принципов. Ей все казалось, что я несчастный и обездоленный, поломанный жизнью и правительством. Иногда, в порыве откровения, мне хотелось выкричать ей, что никакой я не воин-интернационалист, не «афганец» и не «чеченец», никто не бил меня по голове, не стрелял и не уродовал психику. Я даже в армии не служил – не сложилось. Когда-то давно был мальчик Костя. Жил с мамой, отчимом и маленькой сестренкой. Ходил в школу, рос, играл в подворотне на гитаре. В институте учился. Все было бы хорошо, вот только жизнь его время от времени меняла полюса и вставала с ног на голову. И тогда случались всякие дикие истории, после которых приходилось принимать решения, как жить дальше. Никто не понимал, какого рожна со мной творятся подобные вещи. Но стоило только моей жизни устаканиться, перейти в тихо-мирное русло, как тут же подворачивался случай, способный нарушить видимость хрупкого равновесия. И я не отказывал себе в удовольствии получить новую дозу приключений. - Ты наркоман, твою мать! – кричала мама и таскала меня за длинные патлы. – Твоя жопа постоянно требует удара вилкой для остроты жизни! Когда она входила в раж, то в выражениях особо не церемонилась. Я мог ее понять: вечно красный дневник с воплями повлиять на мое поведение. В особо торжественных случаях - вызов к директору. Я не был мелким хулиганом, что подкладывал кнопки учителям и привязывал концы лент фартуков девочек к спинкам стульев. Мои истории носили глобальный характер. Мини-взрыв на уроке химии с клубами удушающего дыма. Еще долго этот взрыв служил погребальной темой бесед по технике безопасности. Повальный гипнотический сон на уроке истории. Я посмотрел дурацкий фильм и, обезьянничая, скопировал действия главного героя. Тряс бабушкиным медальоном и гнусавил: «Спать, спать!». Кто ж думал, что все повалятся на парты, как спелые абрикосы с дерева? Насмерть перепуганная историчка подняла такой шум, что его отголоски добрались даже до отдаленных школ города. Выпущенный из клетки приезжего цирка-шапито медведь. С какой стати мне пришла идея поковырять гвоздем в замке?.. Запуск космической ракеты собственноручного изготовления с соседским котом Кузей на борту. Ракета влетела в крону дерева, истошно вопящего кота снимала команда спасателей. Ненависть и крики соседки до сих пор рвут сердце на части. Ко всем прочим прегрешениям, я отказывался стричься и менять джинсы на нормальные штаны. А еще меня три раза сбивала машина, постоянно я попадал в разнокалиберные переделки с драками и мородобоями; однажды выпрыгнул со второго этажа, остался жив, но сломал ногу. В последний раз я стал нежелательным свидетелем разборок какой-то бандитской группировки, понял, что дело пахнет керосином, забрал свои документы, уволился и дал деру. Я вернулся домой, в родной город, где не был много лет. Хотел увидеть маму, услышать ее родной хриплый голос. Хотел, чтобы она прижала мою голову к своей груди и поцеловала в макушку. Оказалось, мама умерла. А родная сестра не впустила меня в квартиру. Сказала, что мне здесь делать нечего. Несла чушь про какие-то долбанные квадратные метры, на которых я не имею права проживать. Я смотрел на нее, такую злую, с покрасневшим от ярости кончиком носа, и чудилось мне, что из ее пальцев начинают расти полуметровые хищные когти, готовые распустить меня на полоски кожи. Ее лицо вдруг сморщилось и сплюснулось вовнутрь, превращаясь в морду саблезубой гарпии. Я сморгнул, и видение исчезло. Не знаю, что она еще там кричала мне вслед, когда я молча развернулся и пошел прочь. В тот день я сходил на могилу матери, затем напился и очутился на лавке в парке. И вот теперь, сидя на земле и обнимая брошенную породистую псину, мучительно пытался в очередной раз вывернуть штурвал своей жизни. Денег почти не осталось. Сигареты в пачке заканчивались. Крыши над головой и друзей не было. Гладкий тупик, из которого надо найти выход. Мысли, как распаренные чаинки, медленно кружились в голове. Я позволил им не торопиться, а сам в это время созерцал окружающую действительность. В парке уже чувствовалось дыхание осени. Все еще было зеленым и почти свежим. Но я без труда дорисовывал в уме осенний пейзаж. Мне нравилось ощущать себя волшебником. Забавляясь, кидать золото в кроны деревьев, добавлять чуть меди и платины. Затем… Дофантазировать не удалось: передо мной выросла тень, заслонившая свет, и я тихо затосковал, предвидя наперед, что будет дальше. Почесывая за ухом пса, я даже глаз поднимать не стал. - Слышь ты, бомжара! Чего тут расселся? Интересно, ему жена ночью не дала или, наоборот: у него на кого-то не встало? - Я к тебе обращаюсь, ты, мразь! Посмотрев в тоскливые глаза пса, я вздохнул: - А что, нынче городские парки отошли в твою частную собственность? - Ну все, ты нарвался, козел! Что я нарвался, было ясно с того момента, как эта гора заслонила белый свет. Разъяренный бабуин схватил меня за грудки и рывком поднял на ноги. Я по-прежнему не смотрел это скучное кино, снятое по избитому и замусоленному сценарию. Сейчас он размахнется и врежет мне кулаком в лицо. Что значительно усложнит мое дальнейшее существование: какой дурак возьмет меня на работу с фингалом под глазом?! Я был готов к удару, но слегка дернулся, пытаясь увильнуть. Кулак проехал по скуле, взорвал фейерверк в области виска и приложился к уху. - Ах, ты еще и уворачиваешься, сволочь! Не знаю, меня, наверное, перемкнуло от этих слов. Или надоело безропотно выгребать за чужие обиды. Сделав шаг в сторону, я ударил по руке, держащей меня за куртку, отскочил, оценивая ситуацию и противника уже со стороны. Мы были в разных весовых категориях – ежу понятно. Меня могла спасти либо изворотливость, либо быстрые ноги. Чем дольше смотрел я на его наливающееся злобой, как яблоко соком, лицо, тем больше мне не хотелось никуда бежать. Сколько можно? - Да ты что, бомжара, совсем охренел?! Он ринулся на меня со злостью быка, раздраженного маханием мулеты. Я вновь отскочил в сторону, понимая, что вскоре превращусь в отбивную. Во мне росла ярость. На мгновение перед глазами все стало ослепительно белым. Мне показалось, что я ослеп. Кулак монстра все же нашел мой многострадальный глаз, но боли я не почувствовал. – Чтоб ты, сука, в собаку превратился, – слова я выдохнул хрипло. Они завибрировали, заметались красными всполохами и разлетелись в воздухе кровавой пылью. Парк поплыл перед глазами, как мороженое от горячего шоколада. Голубое небо натекло на кроны деревьев, которые смазывались в зелено-бурые пятна и хлопьями оседали на лавках, бордюрах, асфальте. Тело гамадрила замерло в позе размаха, затем начало кучей сала опадать на асфальт. Я не испугался. Просто ничего не понял в тот момент. Стоял и пытался сообразить, что же на самом деле произошло. И тут начался кошмар наяву. Обезьяноподобного подкинуло вверх на полметра. Затем он встал на четвереньки, закрутился юлою, завыл и загавкал. Я почувствовал, как зашевелились волосы у меня на голове. Вдруг пес, разбудивший меня поутру, начал рычать матом… На мгновение жар окутал меня душным одеялом. Так, что нечем стало дышать. Я рванул ворот рубашки. Пуговица, чпокнув, пластмассово брякнулась в обморок на асфальте. «Господи, неужели допился?» - мысль, проскакав кардиограммой, колом вонзилась в горло. Меня затрясло, точно при землетрясении. Тело мужика, задрав лицо кверху, завыло отчаянно и с надрывом. Но в это мгновение пес и тот, что сидел в нем, с рычанием и полуразличимыми матами, ринулся торпедой на меня. Клацнув, зубы пса ухватили край штанины моих джинсов. Видать, неопытность подвела. По злобному выражению глаз того, кто сидел в собаке, я понял, что следующим объектом острых клыков может стать мое горло. Если допрыгнет. В любом случае, меня собирались покусать. Надо было срочно что-то предпринять, но я никак не мог выйти из ступора. Мысли скакали, множились, сталкивались лбами и не могли выстроиться в нормальную логическую цепочку. Думать было некогда. И в этот момент я, неловко оступившись, упал на асфальт, приложившись копчиком и ударившись локтем. Сквозь марево жуткой боли я наблюдал, как пес сжался в пружину и прыгнул. «Наверное, смерть от разрыва аорты приходит быстро», - жалко подумал я и прикрыл глаза. В это мгновение случилось чудо: тело гориллы рванулось с места и заслонило меня собой. Из глотки вырвался рычаще-гавкающий звук – Р-рваф-ф! Пес, неловко взмахнув лапами, врезался в моего обидчика. «Господи, я пить больше не буду!» - чего только сдуру в голову не прийдет в момент истины… Через миг меня осенило. Я посмотрел в глаза мужика, сидящего в собаке. Белая молния шарахнула и обесцветила мир до вылинявших тряпок. - А ну пшел вон назад, зараза! В свое тело, марш! Туша у моих ног вновь обмякла, задергалась и замерла. Первым очухался пес. Он с воем кинулся ко мне. Мужик потряс головой, словно воду из ушей вытряхивал, белки его глаз странно вращались и подпрыгивали, как яйца на сковородке. А еще через мгновение он был готов кинуться на меня со всей яростью раздраконенного монстра. Пес зарычал. Я вдруг почувствовал такую усталость, будто целый день грузил мешки с картошкой. - Слышь, мужик, счас в птицу тебя превращу. Или в гусеницу. И раздавлю без сожаления. Ты меня достал. Наверное, до него дошло. Он замер на полпути. Посмотрел на рычащего пса, чуть попятился, а потом пошел прочь, оборачиваясь и поливая словесными помоями «дерьмовых бомжей», «долбанных псов» и мою бедную покойную маму. Пес сорвался с места и кинулся громиле вслед. Его звонкий лай переполошил толстых голубей, воркующих невдалеке. Мужик перешел на рысь, и ему стало не до разговоров. - Эй, оставь его в покое, - хрипло попросил я. Собака обернулась на мой голос, виновато посмотрела мне в глаза, завиляла хвостом и вернулась назад. Я погладил пса по голове, подушечками пальцев потрогал надбровные дуги. Животное вздохнуло. Тяжело, прерывисто, почти радостно. Глаз у меня безнадежно заплыл. Я сидел на асфальтированной дорожке парка, прикуривая сигарету. – Ну и что мы будем делать дальше, мон шер? – выдохнул я вместе с клубом сигаретного дыма. – Я ж, блин, и правда бомж. Пес чуть шевельнул хвостом и ткнулся носом в мое бедро. - Мне ж самому жрать нечего, - вяло заоправдывался я. Пес посмотрел на меня с такой мольбой в глазах, что сердце мое дернулось, булькнуло, захлебнулось кровью и приняло решение вместо охреневших мозгов. - Ладно, придумаем что-нибудь. С этими словами я поднялся, отряхнул пыль с джинсов и пошел прочь, беседуя с псом и ломая голову, как выкрутиться на этот раз.
2
Моего четвероногого друга звали Горацио. Об этом гласила табличка на его ошейнике. К сожалению, не было ни домашнего адреса, ни телефона. Хотя мой внутренний червяк подсказывал мне, что когда-то эти данные были здесь. Часть насущных проблем решил опять-таки он, мой добрый гений с печальными глазами. Не знаю, как это у него получилось, а только полчаса спустя оказались мы на заднем дворе какого-то кафе. Пес пролаял – дверь открылась. Оттуда выкатилась тетка необъятных размеров. - А-а-а, объявился, голубчик! – напустилась она на меня со всей яростью праведного гнева. Я и слова не успел пикнуть, только наблюдал, как она с наслаждением загибает свои пухлые пальцы. - Бросил животное на произвол судьбы – раз, заставил просить милостыню - два, пил, небось, черт, - три, обормот ты жуткий и бесчувственная скотина – четыре. Тут она запнулась, соображая, считать ли мои высокие душевные качества за один палец или все же за два. А я в это время соображал, с кем она могла меня спутать. Пока я тупил, тетка махнула рукой и, наставив на меня указательный палец-сардельку, грозно спросила: - Ну что, работать будешь? Так ничего и не сообразив, я машинально кивнул головой. - Учти, если бы не твоя собака, ноги бы твоей здесь не было, портки бы твои тут не пахли! Мы его прикармливали, бедняжку, пока ты водку жрал и по бабам шлялся! - Мадам, мы знакомы? – я все же решился прощупать неизвестную мне почву. Тетка смерила меня презрительным взглядом, колыхнулась всем телом, выражая свое негодование, покраснела и завопила: - Да кому ты нужен, чтоб тебя еще знать! Пса твоего жаль, бестолочь ты вселенская! Логики в ее словах я так и не углядел: собаку они и без моих соплей подкармливали, зачем же еще и дрянь такую, как я, одаривать милостями? Толстуха, видать, смирившись с моей явной дебильностью, вздохнула и уже чуть тише сказала: - Михалыч вчера преставился. Можно подумать, мне это о чем-то говорило. Тетка, перекрестившись, закатила глаза. В ее взгляде, брошенном на меня искоса, мелькнула жалость. - Разгружать товар некому. Поможешь, а? Не обижу, не бойся. Будет жратвы и тебе, и псу. Ну и наличными немного. Вот. Теперь все встало на свои пионерские места. Вскоре подъехала машина. Разгружать товар было для меня не в первой. Во время разгрузки я старался ни о чем не думать. Особенно о том, что случилось в парке. День уже перевалил на вторую половину. Немного изменились декорации. Актеры остались те же. Я и бутылка. Собака и пакет с бросовой едой. Деревья, лавочка, парк. И мне уже было хорошо. – Как ты думаешь, друг мой, Горацио, - прикуривая, я варнякал слегка пьяно, - что случилось нынче утром? Меня это весьма тревожит, блин. И не смей смотреть на меня укоряющим взглядом! Пес виновато опустил глаза. Но я все равно чувствовал себя препаршиво. - Ладно, я дрянь. Пьющая сволочь. Сойдемся на этом и забудем все плохое. Пойдем отсюда, Горацио. Я найду апартаменты, достойные таких царственных особ, как мы. Слегка пошатываясь и продолжая курить, я спрятал бутылку в пакет с едой. Вскоре мы с псом уже тряслись в электричке. За чертой города, в одном из дачных поселков, я выбрал брошенный, на мой взгляд, дом. Дача стояла в отдалении, заросла по самые уши бурьяном и идеально подходила для приюта двух страждущих сердец. Аккуратно я вынул стекло из рамы, поднатужившись, (тяжелый, зараза!) пропихнул в дырку пса, а затем, кряхтя и группируясь, залез в дом сам. Запах пыли, как водка, едко обжег глотку и порадовал: я не ошибся в своих расчетах, дом пустовал давно. Пройдясь по комнатам, наслаждался тишиной, наличием мебели и запущенностью. - Живем, Горацио. Даже на холодном полу спать не прийдется. Последующие полчаса я тихо напивался, сидя в кресле, курил одну сигарету за другой, не забывая тщательно тушить окурки. Затем, взяв на руки пса, завалился с ним на диван, натянул одеяло и провалился во тьму. Так мы прожили с псом четыре дня. Как несвежий кефир, поутру тряслись в электричке. Я разгружал товар в кафе, затем мы немного бродили по улицам города и под вечер возвращались на дачу. На пятый день нашей идиллии пришел конец.
3
Солнце на цыпочках прокралось в дом, протянуло, точно бельевую веревку, луч и зацепило его прямо над моей головой. Сквозь полуприкрытые ресницы я наблюдал, как танцуют и переливаются пылинки в яркой дорожке света. Затем, натянув одеяло на голову, скукожился в позе эмбриона и сладко зевнул. К черту. Сегодня у нас с Горацио выходной. Долой ящики, мешки, дурацкие мысли и водку. Еда у нас есть, сигареты тоже. Нужна передышка. Но это были всего лишь мои незатейливые планы. В то время как я давил на «Паузу», кто-то более сильный нажимал на «Пуск». Из полудремы меня вывел звук открывающейся двери и многократное чихание. Я резко вскочил с дивана. У меня не хватило ума даже спрятаться. Или сигануть в окно. Я только растерянно стоял в одних трусах, ловил отражение своего испуга в спокойно-вопросительных глазах Горацио, что, склонив голову на бок, как бы риторически задавал все тот же избитый вопрос господина Чернышевского. А звуки непрекращающегося чиха приближались. В ушах загрохотало. Па-ба-ба-пам! Па-ба-ба-пам! Тема Судьбы пятой симфонии Бетховена прошлась по мне коваными сапогами. Машинально, как в футболе перед штрафным, я прикрыл причинное место руками и, борясь с желанием зажмуриться, как можно старательнее пялился на дверной проем. «Сейчас синяков добавится. Плюс привод в милицию», - с тоской подумал я, вспоминая свое феноменальное везение. Я настолько ушел в нирвану этих переживаний, что вначале ничего не понял. Вошедший замер испуганным зверьком на пороге. Я видел его желание метнуться назад, в спасительную свободу утра. Но, видать, ему мои трусы понравились. Издав вопль ужаса и облегчения, он рухнул в кресло, попутно сбрасывая рюкзак на пол. - А-а-а, блин! Ты вынырнул из моего кошмара? Пацан. Лет пятнадцати. И тут опять случилось это. Белая вспышка молнией врезала по зубам. Я вдруг увидел себя, сползающего, словно кисель с комками, по стене, и меня начал бить истерический смех. Длинный, худой, нескладный. С ободранным локтем, подбитым глазом и всклокоченными со сна волосами и бородой. Трусы в ядовитую черно-зеленую полоску. Медальон на шее. Я хохотал до слез, хлопая чужими руками по чужим коленям и наблюдая, как мои зеленые глаза начинают вылезать из орбит. В чувство меня привел Горацио. Он деликатно гавкнул, его длинные уши коснулись пола, а глаза смотрели укоризненно. Через секунду я уже был в своем теле и бегал по комнате. Чертыхаясь, натягивал штаны и пытался найти остатки минеральной воды. - Ты прав, мой друг Горацио, он всего лишь ребенок, черт меня подери! Но брызгать в лицо не пришлось. Мальчишка открыл глаза, недоуменно пожал плечами, неожиданно улыбнулся и ткнул меня кулаком в плечо: - Жесть! Старик, и как ты это делаешь? - С тобой все в порядке? Пацан рассмеялся: - Да ты че, чувак, все путем! Я живой, реально! Я переступил с ноги на ногу, запутался в полунатянутых джинсах и рухнул возле кресла, больно приложившись челюстью к бутылке минералки. Сдержав рвущийся наружу мат и купаясь в искреннем смехе ребенка, сдавленным голосом брякнул: - Вот и замечательно. Добро пожаловать в рай. Менее идиотской фразы в голову не пришло, но мальчишку забавляла ситуация в целом. Он откровенно веселился. - Все супер, старик! – сказал он, протягивая мне руку. - Я бы на твоем месте был осторожен с незнакомцами, - буркнул я, но помощь принял. - Ну, ты был на моем месте, - возразил юный отрок, - почему не воспользовался ситуацией? - Что ты имеешь в виду? – настороженно спросил я, принимая вертикальное положение. Пацан пояснил: - Я так понимаю, ты преспокойно мог уйти в новом теле. А еще мог творить чудеса: менять тела, как перчатки, вселяться в банкиров, политиков, королей. Осуществлять безумные проекты, тратить миллиарды налево и направо, - юнца несло со страшной силой. Щеки горели, взгляд пылал – Да что там миллиарды – тьфу! Ты мог бы стать властелином мира! Я закурил и криво ухмыльнулся: - Говорила тебе мама: поменьше читай фантастики. Мальчишка запнулся на полуслове, сдулся, как пробитый воздушный шар, упал назад в кресло и рассердился. - А можно без вот этих идиотско-поучительных комментариев? Достали, честное слово! - Ладно, не сердись. Просто взрослые видят этот мир в других красках. Зовут тебя как? - Вовка, - буркнул мальчишка, нахохлившись. - И сколько же тебе лет? - Четырнадцать. Я был удивлен, что он не солгал. Возможно, все же некоторый шок все еще бродил в его теле и мозгах. Я вдруг представил этого злого, с шипами вместо волос Шока, и мне стало весело. Подавив улыбку, я протянул руку: - Константин. Можно просто Костя. Мальчишка энергично сжал мою ладонь, а затем, присев на корточки, погладил пса. - Твой? - Уже да. Горацио нашел меня в парке. - Горацио? Ух ты! Мальчишка трепал длинные уши собаки, трогал большой черный нос. - Как думаешь, он потерялся? - Выгнали, наверное. Мальчишка оживился и прижал собаку к себе: - Вот и хорошо. Это значит, теперь он наш. После этих слов квашня в голове, именуемая мозгами, превратилась в быстро разбухающее тесто, грозящее сорвать крышу, чтобы вылезти наружу. - Что значит, наш? Вовка, видать, не понял металла в моем голосе. Все еще обнимая собаку и подставляя лицо под собачий розовый язык, он пробормотал: - Это значит, что мы теперь будем вместе. С возгласом «Банзай!» моя крыша благополучно взлетела в небеса. - Погоди, погоди-ка! Не хочешь ли ты сказать, что не просто приехал проведать дачу на выходные, а сбежал из дома? Вовка вдруг ощетинился: - Да кому она нужна, эта долбанная дача! Сбежал, конечно, ясен пень! - А о матери ты подумал? Пацан вызывающе посмотрел мне в глаза: - А старая грымза ни за что не признается, что меня дома нет! Я потер виски, прикурил очередную сигарету и попытался, мысленно работая кулаками, запихнуть мозги на место. - Так. А теперь обо всем по-порядку. Только без вранья, о’кей? Вовка сердито блеснул глазами. - О’кей. История мальчишки оказалась простой, как яичница. Но от этого не перестала быть маленькой семейной драмой. Прошлой осенью отец бросил семью. Нашел объект помоложе. Мать страдала, кинулась в пьянки, затем вынырнула и, пытаясь справиться с трудностями и безденежьем, уехала на заработки за границу. На время своего отсутствия попросила приглядывать за сыном двоюродную тетку, старую перечницу, которая поселилась в их квартире и устроила мальчишке ад. Мать периодически появлялась дома, оставляла деньги, решала первостепенные проблемы, отдыхала и исчезала вновь. В этот раз она не приехала – попала в больницу, а старая ведьма перегрызла последний волосок терпения. Вовка вспомнил о брошенной даче, сложил рюкзак и был таков. - Я ей записку оставил, ты не переживай. Я не переживал. Я был в шоке. В том самом, с иголками вместо волос. - А если она матери сообщит? - Не скажет. Мать в больнице лежит, и беспокоить она ее побоится – раз. Во-вторых, я с мамой по мобильному каждый день говорю. Если баба Рая что и хрюкнет – скажу: врет. Из нас двоих мать поверит скорее мне, чем ей. - Твоя логика ни к черту. Рано или поздно, обман раскроется. И потом, тебе учиться надо, а не шляться бездомно по улицам. - Н-ну, школу я бросать и не собирался. Так, прогулять недельку-другую. - А потом вернуться назад, к тетке? - А потом забрать учебники и ездить в школу отсюда. - Полная чушь, миль пардон. Вовка сердито посмотрел на меня: - Ну не думал я об этом, ясно? Просто удрал и все. Пусть на день-два, на неделю. Лишь бы рожи ее противной не видеть. Это я понимал, что тут непонятного… - Ладно, Вовка, проехали. У нас есть два дня. Можно отдохнуть, не думать ни о чем. А там будет видно. Пацан облегченно перевел дух и решил устроить допрос мне. Ему не были интересны буквы и цифры моей биографии. Его снедала только моя дурацкая способность обмена сознанием. - Ты лучше расскажи, давно у тебя это? У меня не было выбора. Настало время разобраться во всем. Страус прячет голову в песок, а вокруг меня – сплошной асфальт. Лоб только расшибешь. Я посадил на колени Горацио, посмотрел в его печальные глаза. Собака тяжело выдохнула. Наверное, вместо меня.
- Помыться бы, - пробормотал я чуть слышно, но Вовка засуетился, забегал, сказал, что нет ничего проще. Под звуки воды, льющейся в ванной, я вывалил всю свою короткую историю. - Ничего подобного раньше не было, Вовка. Что это за ерунда такая, откуда берется, какие последствия несет – ничего не знаю. Даже не уверен, что вообще могу это делать, когда спокоен. Оба раза – на фоне эмоционального всплеска. Глаза Вовки горели. Он был полон энтузиазма, как мангуст перед битвой с коброй. - Надо экспериментировать, - заявил он уверенно, припечатав это решение хлопком ладони по своему колену. Молодость не знает компромиссов. Меня же жизнь научила бояться и сомневаться. - Поговорим об этом позже, - с этими словами я направился в ванную. В глазах мальчишки читалось разочарование. Ничего, подождет. Блаженно постанывая, я с головой погрузился в горячую воду. Лежал долго, лениво, пинками пытаясь собрать мысли в кучу. Но они разлетались, как брызги шампанского. Гениальные идеи отказывались наносить визиты моей измученной жизненными тяготами и алкоголем голове. Пока я валялся в ванной, Вовка соорудил завтрак. Кофе, бутерброды… У меня защипало в глазах. Я уже забыл, когда обо мне кто-то заботился. - Ну, и что ты надумал? – спросил мальчишка, набивая рот едой. Я вяло пожал плечами: - Ничего не надумал. Меня одолевают сомнения. Вовка махнул рукой, как дирижер, и принялся излагать свои соображения. - Плюнь на всякие там сомнения, страхи, некомфортность в душе. Ты – творец. Тебе нужна свобода и полет мыслей. Вдохновение и муза. И откровение само упадет в твою голову. Его уверенность была такой яркой и заразительной, что, слушая цветистые рассуждения, я позволил этим радужным мыльным пузырям войти внутрь меня. - Ну, и что ты предлагаешь? Радость, вспыхнувшая в глазах мальчишки, задушила голос моего разума. - Эксперименты, чудак! Вначале кое-что попробуем прямо здесь, а затем едем поднимать на уши город. С какой стати я подчинился этому юному балбесу – до сих пор остается загадкой. Может, во мне тоже жил эдакий мальчишка-экспериментатор, затаившийся еще со школьных времен. Все оказалось просто. Я мог это делать не напрягаясь. Вовка был в восторге. - Едем в город! Устроим себе праздник! Что надумал юный гений, допытываться я не стал. Пребывал в состоянии колебательного движения мятного желе: подрагивающего зеленого куска холодца на блюдце. Мне давно не было так хорошо. За много лет я впервые не ощутил желания напиться. Чуть угловатый худой подросток заставил меня почувствовать себя нужным. Я купался в чистом восторге его карих глаз. Он собственноручно расчесал мои длинные волосы и заставил надеть чистую рубашку, когда-то принадлежавшую его отцу. В электричке на нас смотрели с подозрением. Длинноволосый худой мужик, подросток и собака. А мне было комфортно в этой компании, точно бабочке в уютном коконе. В любой момент я мог расправить свои цветастые крылья и творить чудеса. Куда вез меня неугомонный Вовка, я понятия не имел. Мы входили в метро, пересаживались. Горацио пришлось поселить в рюкзак, который тянул я: весил наш ушастый друг килограмм двадцать пять. Пес стойко вынес все издевательства над своей персоной и в рюкзаке сидел тихо. В конце концов, мы очутились возле какого-то заведения. - А теперь слушай меня внимательно, - горячо зашептал Вовка, - выходит из этих дверей мужик, ты обмениваешься с ним сознанием. Пока он соображает, что к чему, ты достаешь кошелек из его кармана и несколько бумажек даешь мне. Ю андестенд? Я понял. Нельзя сказать, что я отличался высокой моральностью, но сомнения все же сели на качели моего сознания и начали раскачиваться туда-сюда. Вовка сердито посмотрел на меня: - Я не предлагаю тебе грабить старушек-пенсионерок. Поверь, эти люди вряд ли зарабатывают честным трудом. А еще я не заставляю очищать их до нитки. Берем только часть. Своего рода взнос в фонд малоимущих. И тут меня такое зло взяло. А ведь в чем-то прав камрад Вовка! Сколько раз это дутое благополучие равнодушно проезжало мимо на шикарных авто, не помогая ни словом, ни делом тому, кто нуждался в поддержке! И когда вышел первый жертвенный агнец нашего дерзкого эксперимента, я не колебался. Мы стояли чуть за углом. Упитанный молодой человек двигался не спеша. В его руках звенели ключи от автомобиля, а пальцы сжимали барсетку. Он даже ничего не понял. А я вдруг сообразил, что могу затормаживать реакцию его сознания. Пока он вяло созерцал небо в моем теле, я уверенно раскрыл сумку, достал бумажник, не считая, взял несколько купюр и сунул их в руки Вовке. Затем вернулся в свое тело, прижал мальчишку в тень выступа дома и пронаблюдал, как клиент встряхнул головой, будто у него потемнело в глазах, и продолжил свой пусть к стоянке автомобилей. Мы добывали деньги легко и изящно, как фокусники, достающие кроликов из бездонных шляп. Где-то на пятом клиенте я понял, что могу не обмениваться сознанием, а подселяться, как паразит, в мозг человека. Я испытывал странные ощущения. Был кукловодом, что сидит в будке суфлера и дергает за невидимые нити сознания. Я мог заставить человека поднять руку или ногу. Расстегнуть ширинку и помочиться прямо на парадное крыльцо шикарного ресторана. Пальцы жертвы безропотно отсчитывали нужную сумму денег и подобострастно вручали ее худенькому подростку. Затем я жал на воображаемую кнопку, заставляя забыть манипуляции, лицо ребенка и мужчины рядом, что стоял истуканом со странно дергающимися белками глаз. Выглядело это жутко. Вариациям воздействия на сознание не было числа. Я экспериментировал, крутил фильм взад, вперед, по кругу. Меня это забавляло. Развлекало. Как детская игра в калейдоскоп. Крутишь картонную трубку – и меняется причудливый узор. Мы простояли за углом около двух часов. Скольких человек заставили облегчить свои кошельки – не считали. Затем, спрятавшись в глухой аллее близлежащего парка, подвели итог. Результат оказался ошеломляющим. - Йаху-у! – Вовка издал вопль, подпрыгнул, смешно дрыгая правой ногой, согнутой в колене, и делая движения вверх-вниз руками, сжатыми в кулаки. – Костик, живем! Сейчас мы из тебя джентльмена высшего класса сделаем! Я вяло попытался возразить, но Вовка не слушал никаких доводов. Вокруг меня завертелось колесо обзора с яркими сиденьями. Я растерялся до слез. В четырнадцать лет Вовка обладал практичностью, отсутствием стеснительности и деловой хваткой. Мы совершили головокружительный вояж: магазины – салон красоты – магазины. Мальчишка с умным видом выбирал одежду, командовал, как меня стричь и брить. Затем приобрел мобильный телефон и фотоаппарат для меня, а крутой ноутбук – для себя. Я ловил свое отражение в витринах и шарахался, как дикое животное, впервые увидевшее себя в зеркале. Я был непривычно ухожен, и это сбивало с толку. Попал в собачий салон и Горацио. Пес стойко вынес все пытки. Милая девушка, тщательно осматривая его длинные уши, доверительно сказала: - Бассет-хаунды замечательны. И очень терпеливы. Обожаю работать с ними! Так мы были посвящены в тайну породы нашего пса. За хорошее поведение мы купили ему подушку, корм и поводок. На такси добрались до близлежащего ресторана, где наелись до отвала. - Ну, в общем-то, неплохо погудели, - промурлыкал Вовка, потягивая апельсиновый сок. – В принципе, мы потратили почти всё. Но, мне кажется, есть что-то еще, требующее капиталовложений? Наверное, он сверлил мой череп рентгеном. Я опустил глаза и тихо сказал: - Есть. Вовка только повел бровями. - Тогда в путь. Я знаю еще пару чудесных местечек в этом городе. Облегчение кошельков и на этот раз прошло гладко. С очередной пачкой денег мы направились в бюро ритуальных услуг. Там мы заказали памятник. К счастью, фотография матери была у меня с собой. Внося задаток, приплатили за срочность и пообещали зайти завтра, чтобы можно было ехать на кладбище и устанавливать надгробие. Вовка был бледен и серьезен. - Вот и хорошо. Это действительно нужное дело. Я прислонился к углу магазина, выдохнул и расплакался. Мне не стыдно было показывать свою слабость мальчишке. Горацио, разволновавшись, повизгивал и путался в ногах. Вовка шагнул мне на встречу. Я прижал его к себе, чувствуя, как подрагивают мальчишеские плечи у меня под руками. Это были слезы горечи и очищения, несбывшихся надежд и утрат. Слезы единения. - Поехали домой, Вовка, - хрипло пробормотал я, касаясь губами волос мальчишки, - хватит на сегодня приключений. Он только согласно кивнул головой. В супермаркете мы затарились едой, выбирали блюда подороже и поразнообразнее. До электрички добрались на такси. Прибыть в дачный поселок на машине не рискнули: привлекать к себе внимание было ни к чему. Вечером устроили шикарный ужин. Горацио королем возлежал на новой подушке и выглядел довольным. Я сидел за столом, заваленным снедью, и глотал комок в горле. - Что-то не так? – Вовка попытался заглянуть в мои глаза. - Как жить теперь, амиго Вовка? – я сделал неопределенный жест, обводя рукою все великолепие. – К хорошему привыкают быстро, ты же знаешь. У меня ни кола, ни двора, ни семьи. Жил как перекати-поле. Периодически напивался и не думал о том, что будет завтра. - А ты не живи больше так, - резонно заметил пацан. – Ты кто по профессии? Я запнулся от удивления и поднял глаза. - Художник-дизайнер, - медленно произнес, пробуя эти слова на вкус. Вовка восхищенно ахнул: - Чувак! Да ты клёвый, оказывается! Умеешь рисовать? Я неуверенно кивнул: - Когда-то, в прошлой жизни, умел. Говорили, неплохо получалось. Однажды я пропил проект по ландшафтному дизайну, который занял первое место. Человек за границу уехал. За мой счет. – воспоминания нежданно, как серые крысы, вынырнули из небытия. - Как это: пропил? - Вовка смотрел на меня недоуменно. Я махнул рукой: - Да так. Мне заказали этот проект за деньги. Я понятия не имел, зачем. Но пока делал его, успел вложить всю душу. К сожалению, часть денег была выплачена наперед. Вернуть мне их было нечем. Пришлось расстаться с проектом. Через время я узнал, что тот человек выставил мою работу на конкурс, выиграл его и уехал в Лондон. Кажется, там и остался. Когда я узнал об этом, ушел в запой и пропил все заработанные деньги, коих, кстати, было не так уж и много. На лице Вовки сменялись одна за другой гримасы. Он то искренне радовался, то досадовал, то сжимал кулаки, а в конце расстроился не на шутку. - Дурак ты, Костик, - заявил он, - надо было извернуться и не отдавать свое детище. Я опустил плечи и махнул рукой: - Что теперь говорить об этом. Это было давно и неправда Вовка оживился, глаза его заблестели, он приблизил свое лицо к моему и быстро заговорил: - Ладно, чухня это всё! Теперь будет по-другому! Согласен: тырить мелочь по карманам богатеньких буратин – отстойно и принижает чувство собственного достоинства. Как говорится, воровство – оно и в Африке воровство. На нем далеко не уедешь, какие бы робингудские цели мы не преследовали. – Вовка поднял указательный палец вверх, пытаясь подчеркнуть главную мысль. – Ты станешь великим! Художником ли, дизайнером – это решать только тебе! Я попробовал было покачать головой, испугавшись тяжести короны, которую пытался водрузить на меня юный авантюрист, но Вовка и пикнуть не дал: - Не перебивай! Мир дизайна ушел далеко вперед. Компьютерные технологии рулят. Вначале ты пройдешь курс современного дизайна, компьютерной графики, фотошопа и прочей ерунды, чтобы быть во всеоружии. Одновременно можешь писать картины. Слегка управляя сознанием людей, тебе ничего не будет стоить натолкнуть нужных личностей на то, что картины и прочие твои работы – гениальны. Тебя ждут выставки, заграница, успех! Ты откроешь свою фирму, будешь принимать заказы и иметь офигительную репутацию. Все эти жирные боровы, которых мы щипали сегодня, станут твоими клиентами и почитателями таланта. Вовку распирало от идей, он размахивал руками, точно делая колдовские пассы. Вероятно, он обладал каким-то гипнозом. Или даром убеждения. Только, начав слушать его прожекты скептически, под конец речи я уже не сомневался в том, что все это можно осуществить. - Ладно, мечтатель, может, ты и прав. Я подумаю об этом. А сейчас давай-ка спать. Завтра у нас трудный день.
4
Воскресенье не задалось с самого утра. Хмурое небо гнало рваные облака, то и дело срывался дождь. К счастью, куртки и зонты мы купили накануне. Хуже приходилось Горацио. Мы хотели запереть его в доме, но он скулил и метался. Какое сердце выдержит это? Плюнув на неудобства, взяли его с собой. Памятник моей матери был готов к нашему приезду. Мы выехали на кладбище. Когда работы уже подходили к концу, пошел дождь. Я смотрел на омываемый каплями гранит, ловил взгляд матери, смотрящей на меня с фотографии. Хотелось упиться вдрызг. Я курил сигарету за сигаретой, дрожал не от холода, а от боли, пеплом рассыпающейся внутри. Почему-то очень важно было, что я не один в этот день. Чужой мальчишка и чужая собака стояли под проливным дождем вместе со мной. Самые близкие в это мгновение, связавшее прочной суровой ниткой наши сердца. Рабочие уехали, а мы продолжали стоять, слушая, как плачет небо и бьется о крыши наших зонтов. Затем я подошел к надгробию и положил букет белых роз. Провел пальцами по эмалевому лицу своей матери. Прислонился лбом к мокрому и холодному граниту. Просил ли я прощения, корил ли судьбу? Не знаю, что шептали губы, только это были слова моего сердца. Мы уходили с кладбища, неловко оскользаясь на мокрой земле. Я изо всех сил старался не оборачиваться. - Панихиду надо бы заказать, - хрипло сказал я, когда мы обедали в кафе. Вовка виновато развел руками: деньги снова кончились. - Значит, опять надо будет сделать это, - мрачно выдал я. Деньги мы раздобыли. Только не все прошло гладко. Забрав купюры у последнего клиента, я вдруг почувствовал, как меня колотит. Вовка тоже заметил мое странное состояние. - На сегодня хватит, Кость, что-то ты не в себе. Меня трясло так, что даже голова дергалась из стороны в сторону - Ты не понимаешь, Вов. Я… увидел кое-что. Он убить ее хочет. Вовка смотрел на меня и ничего не понимал. Только расширившиеся зрачки выдавали его испуг. Я прислонился к стене здания, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, пытаясь успокоиться. Частично мне это удалось. - Значит, так. Вы с Горацио – на дачу. А мне надо кое-что сделать. - Ага, щазз, разбежался, - в голосе мальчишки сквозило отвращение, - за кого ты меня принимаешь? Я старался говорить как можно спокойнее. - Пойми, там может быть опасно. Я не хочу рисковать твоей жизнью. - Тем более, я тебя не брошу! Ты его мысли прочитал, да? Я попытался объяснить: - Не знаю. Словно картину увидел. Кадры из кинофильма. У него пистолет. Он собрался убить ее. - Кого хоть ее? – взмолился Вовка. Я пожал плечами. - Женщину какую-то. Имени не знаю. Лицо видел, путь к дому, квартире. - Так чего мы тут стоим, побежали! Никакие доводы не действовали. Аргументы тоже. Вовка уперся рогом и твердил, что никуда без меня не пойдет. А если я попытаюсь силком его засадить в электричку, он сорвет стоп-кран и выпрыгнет. Плюнув, я взял с него слово быть осторожным и не путаться под ногами: время шло, а мы ни на шаг не продвинулись вперед. .Я мчался, как гончая, петляя между домами. Путь горел и пульсировал в мозгу туманным видением. - Кажется, это где-то тут. - Ты уверен? Я вытер пот со лба. Ни в чем я не был уверен. Может, привиделось. - Сейчас все и выясним. Вот этот второй этаж. Перила. Площадка. Звонок в дверь. Тишина. А затем чуть слышные шаги. - Кто там? - Девушка, откройте, пожалуйста! Нам надо поговорить! За дверью наступила нерешительная тишина. - Поверьте, это очень важно! Несколько мучительных мгновений. Неуверенный щелчок замка. Наконец-то. Лицо девушки, выглянувшей из-под цепочки, было бледно, но я убедился, что не ошибся. Она настороженно смотрела на нашу странную троицу. Я не стал тратить времени зря, опасаясь, как бы дверь не захлопнулась перед носом. - Вам надо уходить отсюда. Вас убить хотят. Я видел, как распахнулись и потемнели ее глаза, затем она скинула цепочку и сказала: - Проходите. Мы зашли внутрь квартиры. Девушка прошла в полупустую комнату и встала у окна, скрестив руки на груди - Я слушаю вас. Честно говоря, я оторопел - Вообще-то я все сказал. Вам надо уйти отсюда. - Почему я должна вам верить? Действительно, почему? Я выдохнул и начал описывать человека, который вывел меня на нее. Она слушала внимательно. Лицо оставалось бледным. Лишь глаза горели. Девушка провела ладонью по лбу, словно очнувшись. - Я помню его. Он приходил ко мне недавно. Не знаю, кто дал ему мой адрес. Бедный. Ему так хочется жить, а суждено умереть. Я ничего не понимал и начинал злиться. Девушка, уловив мой взгляд, запнулась. Неожиданно она сделала шаг вперед и прикоснулась к моему плечу. Взгляд ушел глубоко вовнутрь. Она отключилась, как сломанная лампа, побледнела до синевы. Я видел, как быстро бьется жилка у нее на шее. Затем ее глаза ожили, увлажнились. - Вы ничего не знаете. Многие называют меня гадалкой. На самом деле, у меня дар ясновидения. После этих слов Вовка охнул и протяжно свистнул. Я метнул в него взгляд огня и ветра. Мальчишка округлил глаза и закрыл рот ладонью. Девушка, казалось, не заметила нашей первобытной пантомимы. - Этот мужчина был натянут и сжат. В его глазах плескалось желание знать. Но он был не готов к тому, что я выкрикнула ему в лицо. Мне не удалось сдержаться, и я сказала ему, что он умрет из-за меня. Откровенно говоря, мне уже было по барабану, что она там наворожила тому уроду. Я взял ее за руку и осторожно повел к выходу. - Давайте поторопимся. Девушка посмотрела на меня, запнулась, чуть порозовела. Взмах ресниц-стрелочек. Она хотела что-то сказать, но промолчала. Мы вышли на улицу, завернули за угол и начали входить в подворотню. - Анна! – окрик был резким и властным. Девушка обернулась и замерла. Сквозняк вырвал из ее прически прядь волос и трепал ее, как черную траурную ленту. Я видел поднимающуюся руку с пистолетом. И понял, что времени почти не осталось. - Вовка, ложись! Белая молния раскроила сознание напополам. Через миг я уже был в чужом теле. Рука убийцы дрогнула. Пуля врезалась в металлическую балку и, взвизгнув, срикошетила в стрелявшего. И тут я понял, что умираю. В чужом теле. Потому что не мог вернуться в свое. Я действовал быстро и вместо обмена сознанием выбил дух из этого поганца, как пыль из трухлявого коврика. Все стало серо-желтым, в стиле ретро-сепия. Захотелось потрогать этот воздух руками. Я видел, как помертвела девушка. Вовка закричал и кинулся к моему обмякшему телу. Он тряс его, как голодный – яблоню, но меня не было там. Горацио, завыв, кинулся к убийце, в котором умирала моя душа. Я смотрел в наплывающие тучи и понимал, что скоро все кончится. Умирать было не страшно, только в этот последний миг существования хотелось найти то, ради чего не стыдно уйти в иной мир. Пусть это будет что-то небольшое - всего лишь размером с теннисный мячик или человеческое сердце, - но главное. Вспомнить было нечего: просрал я жизнь, разменял ее на мелкие гроши, которые то пропил, то бросил в грязь. Да, старался не обижать женщин, любил детей и животных. Часто делился с теми, кому жилось еще хуже, чем мне. Но разве этим можно гордиться? Я нарезал круги, лихорадочно исследуя пыльные уголки своей памяти в поисках чего-нибудь завалявшегося, но важного. Ноль в квадрате. Неожиданно я выскочил в серо-желтую подворотню, где стояла девушка, которую мне удалось спасти. Ура! Был смысл и в моей никчемной жизни. Можно спокойно вальсировать на небеса. Раз-два-три, раз-два-три… Я уцепился взглядом за белый клок пухлого облака и слегка пожалел, что не могу изменить свою жизнь так, как мечтал об этом Вовка. Но я радовался тому, что умираю не в одиночестве. Затем темнота опрокинула чернильницу, белый клок превратился в сине-черный и растворился в отдаленном крике мальчика: - Костя, не умирай! Не умирай, Костя! Глубокая пропасть, полет, падение. Щелчок. Мягкое приземление. Я уже в раю?.. Приоткрываю глаза. Зареванное лицо Вовки с распухшей сливой вместо носа. Горацио, повизгивая, лижет мою руку. Кажется, я жив и нахожусь в своем теле. В глазах - туман, в ушах – вата и всхлипы настраиваемого радио. Сквозь помехи и писк, шорохи и голоса я слышу тонкий звон колокольчика. Не знаю откуда выплывает белым парусом дурацкий стишок:
Колокольчик прозвенит – Ангел тут же прилетит.
Значит, мне дарован еще один шанс?.. Я сажусь, прислоняясь спиной к холодным камням подворотни, прикуриваю сигарету, крепко прижимаю к себе Вовку, кинувшегося в мои объятия, слышу музыку лая Горацио и встречаюсь взглядом с девушкой. У нее бледное лицо и взволнованные глаза. Улыбаясь широко и счастливо, выдыхаю облачко сигаретного дыма и любуюсь, как оно растворяется в воздухе словами: - Если бы вы знали, как я рад вас всех видеть! | 
Библиотека // Объявления
