Ты – мое слово, слетевшее с губ давным-давно. И я уже не плачу. Как Бог когда-то воскликнул: «Да будет свет!» - так и я шепнула: «Да будешь ты у меня…» Но что-то не получилось, ошиблась, и свет оказался тусклым. А у тебя сердце полое…
15 лет * * * *
Мне намедни привиделось, что ты умер и я умерла. И мы тянем друг к другу прозрачные пальцы, но - не коснуться, не ощутить тепла, не зарыться лицом в волосы. Ада не существует, есть миллионы миров запредельных несовпадающих. Нас бросило в разные.
Черное зеркало с трещиной посередине обморок слепорожденный ребенок
18 лет * * * *
Я – ворох листьев под твоими узкими ступнями. Я – мягкое подбрюшье сна, в который ты падаешь навзрыд, в изнеможенье каждым серым утром… Я – след твоей ресницы на губах, чужих, вульгарно-выпуклых и сдобных. Я шепот шепота и тень от темноты… Ты узнаешь меня – ты вспоминаешь, видишь, снишь меня во всем. Ты мною окружен, окутан (так кутает ворсистым одеялом заботливый отец простывшее дитя). Ни выдохнуть, ни выйти, ни сбежать – от нежности моей, тоскливо-жадной. Она легка – на плечи тебе ляжет бахромой из серебристой пыли и сухих стрекозьих крыл. Но тяжелее океанских вод – безгласная, тягучая, слепая – сдавит твою грудную клетку. Её объятия – не разожмешь. Не милосердней ли тебя убить – как ты о том мечтаешь, плачешь, молишь?.. Но так смешны и так слабы оковы плоти.
И от себя-то в смерть не убежишь. А от меня – тем боле
20 лет * * * *
ДЕТСКОЕ
Я люблю тебя, её, их, мертвых, живых, своих? чужих. Из плоти, из крови, из смеха, из боли. Из молитв, проклятий, клятв... Я часть - твоя, её, их - часть от части, маленькая - не больше полушки, осьмушки, двушки. И всё-таки целое - как облако, как дыхание твоё на щеке другой. Я рождалась тысячу раз, а умирала девятьсот девяносто девять. Девять, девять, девять... Смехом, эхом, стихом лягу к твоим ногам. Я люблю их всех, но тебя чуточку больше.
20 лет
|