Все. Не будет больше ничего знакового -
будут лишь стихи хорошие и стихи плохие,
плохие - чаще, потому что на обед краковская
все время, а она всегда порождает сухие
строчки, сухие рифмы, слова, вымученные в подушку.
Послеобеденный сон - привычка - недуг обостряет.
Вот лежишь, хочешь представить какую-нибудь подружку
в неглиже, а какую - не знаешь. И потому убыстряет
время свой шаг назад, ибо будущего не бывает,
прошлого же - напротив - с каждым днем становится больше.
Страсть разгорается. Чувства, стало быть, остывают,
как тело Иоанна-тезки-понтифика из Польши;
он тоже давно усоп, лежит теперь весь блаженный;
пойти что ли рядом лечь? - так не пустят.
Рука непроизвольно ищет рядом чье-то колено,
но тут же отдергивается, изумленная пальцев хрустом.
Посиди в темноте, дружище, изучи фонари на улице,
прислушайся - под ногами шуршит планета.
Ты не видишь, но стрелки часов сутулятся,
а если не видишь, значит времени просто нету.