От мерного стука колес меня всегда клонило в сон. Должно быть это из далекого детства, когда эта дорога казалась бесконечной как сама жизнь. За окнами проносились виденные прежде сотни раз полустанки, убогие деревянные, почерневшие от времени домишки, люди с растерянными лицами и потухшими глазами. Даже у собак на станциях какой-то настороженный пронзительный взгляд. Неужели и они теперь думают только о хлебе насущном? На столике купе стоит начатая бутылка коньяка "КВ". Это из старых запасов, сбереженная на крайний случай. Напротив меня сидит мой бывший сотрудник, Николай. Сказать, что он классный программист, значит ничего еще не сказать. Есть профессионалы от Бога, неважно кто они: печники, или киллеры. Хотя, что же это я такое несу? Все так смешалось все в жизни. Люди теперь не гнушаются ничем - лишь бы выжить. Хотя нет, не всем даже это надо. Вот, Сашка, еще один мой бывший сотрудник, ему даже это уже не нужно. С нами он не поехал. Обозвал авантюристами на прощанье, сказал, что предпочитает умереть не бог знает где, под забором, но дома, на своем диване. Что ж, я пытался. Когда не стало моих родителей, а жена с ребенком уехала к своим в Москву. У меня не получилось. Голодную смерть ни в коем случае не назовешь легкой. На третьи сутки есть уже, конечно, не хочется. Но вот кишечник, его не выключишь усилием воли. Когда на третье утро нечем сходить по большому... Можешь биться головой об стену, легче от этого не становиться...Может быть поэтому, я и пошел на эту последнюю авантюру. Нет, правильнее все-таки "мы пошли на эту последнюю авантюру". Колька всегда выручал меня в трудную минуту, вытаскивал из таких ям, откуда спасения, кажется, уже и не могло быть.

Когда нам нужно было за три дня найти все ошибки в чужой программе на ассемблере, а там было почти десять тысяч строк, мы не спали с ним вдвоем трое суток. И все же мы это сделали! На полгода это оттянуло конец нашей фирмочки из трех человек. А потом заказов и вовсе не стало. Огромное здание института, где я отработал более десяти лет незаметно как-то обезлюдело. Старушки-вахтерши уступили свой, казалось, бессменный пост, отставным офицерам. Руководство же все чаще появлялось в окружении странных личностей, фотопортреты которых в былые времена скорее можно было встретить на вокзалах, на стендах "их разыскивает милиция". Потом Николай придумал "сдавать металл". Старые приборы мы разбирали буквально до винтика. Платы прожаривали на огромной трамвайной электропечи, одним ловким ударом вышибая из нее все микросхемы в корпусах ДИП. Каждый прибор давал нам примерно неделю жизни и работы на единственного остававшегося у нас заказчика, да и тот обещал заплатить только в случае, если работа наша окажется лучше и основательней, чем у конкурентов по "тендеру". Я представлял себе, что где-то такие же мы несчастные бедолаги пытаются выиграть в изнурительной схватке с нами этот вот самый пресловутый "тендер". И тогда я решил. Как на войне сейчас нельзя останавливаться ни перед чем! Мы ленинградцы. У нас в крови - жечь дорогую мебель, книги, чтобы спасти самое драгоценное, человеческую жизнь. И мои люди должны быть, несмотря ни на что, каждый день сыты. У них должно быть к столу сладкое, и еще что-нибудь рыбное, иначе перестанет соображать голова, ослабеют проворные пальцы, станут слезиться и быстро уставать глаза. А все это должно работать как часы, иначе не победить нам наших конкурентов. А мы должны выиграть этот тендер, чего бы нам это не стоило! Ведь у Кольки дома голодные дети, жена, родители. На дворе 1995-й год.