Рано утром я услышал гул лифта. Сквозь сон пробрался вздох облегчения: "Наконец-то! Наконец-то она будет делать это сама!" Она - это моя соседка Танечка, особа приятная во многих отношениях многим людям. Преимущественно мужского пола. В свое время она им сделала много хорошего и один из них, самый щедрый, решил ее за это наградить. В общем, Танюша понесла. Замужем моя соседушка никогда не была, но от ноши решила не избавляться. Родила девочку. Я ее поздравил с этим событием, когда ребенку было уже где-то полгода. Так совпало, что познакомились мы с наследницей Таниной красоты и квартиры, когда у нас в доме сломался лифт. Таня тогда попросила помочь ей спустить вниз коляску, я конечно же согласился. То ли Танюше понравилось, что меня при ней все называли папашей, то ли по моему недоумию вкупе с Татьяниной хитростью, но с тех пор я таскаю коляску вверх-вниз наверно месяца три. Уже одним полушарием подумывал, не устроить ли судьбу девушки, разместив ее фото на сайте знакомств, а другим разрабатывал проект какого-нибудь сборно-разборного элеватора, как лифт, наконец-то, заработал.

- Алеша... - послышался серебристый Танин голосок. До чего ж зазывно эта девушка выпевает мое имя. В особенности по утрам, когда ей надо с ребенком гулять.

- Алеша, вы мне не поможете коляску?..

"Хочется, конечно, всем помочь, всех спасти, но..." - с этой мыслью я сделал шаг в кабину лифта и поспешил нажать кнопку первого этажа.

- Алеша! - уже откуда-то сверху взвизгнула Таня. Послышался шум - кажется, эта девушка колотила в двери лифта и что-то кричала. Я зажмурился и на секунду представил себя несчастным, измученным Хомой Брутом в центре магического круга, хрупкие стенки которого никак не может прорвать своим стенобитным гробом панночка.

"Покатаюсь на лифте, пока она не успокоится," - принял я парадоксальное решение. В кабине было уютно, даже чисто. Я отбил на панели волшебную комбинацию один-девять-четыре-один, уселся на пол, сложив по-турецки ноги, и закрыл глаза. Лифт мягко урчал и подрагивал. Я медленно растворялся в коричнево-золотистом свете. На душе было спокойно и сухо. "Идеально для размножения тараканов!" - подумалось мне. Кажется, я даже немного вздремнул.

Тем временем лифт завершил свое вертикальное поршневое путешествие и распахнул двери на первом этаже. Все еще сидя на полу, Алексей недоуменно уставился на открывшуюся ему картину. Пол площадки перед лифтом был вымощен мраморными плитками. Стены, понизу отделанные дубовыми панелями, вверху изукрашены лепными медальонами. Все это безудержно заливалось кобальтовым светом, исходившим от витражного окна над высокой входной дверью. Привыкнувшему к типовой серо-зеленой гамме взгляду трудно было адаптироваться к хлынувшему на него интерьерному великолепию. Алексей медленно поднялся и вышел из кабины. Пока ему ясно было только одно: он не дома.

- Попытавшись выйти на улицу, я обнаружил, что двери либо заперты, либо забиты гвоздями. К тому же окружающая обстановка уже не казалась мне такой дворцовой, как на первый взгляд. Двери были покрыты войлочным слоем пыли, в витраже не хватало стекол. Мрамор был грязным, тут и там на плитках виднелись сколы и трещины. Пахло влажной известью, где-то капала вода. Снаружи к стеклу ветром прибило листок бумаги с картинкой - удачной стилизацией под плакат тридцатых годов. Мне захотелось забрать его себе и я вышел через черный ход.

Улица, на которой я оказался, была незнакомой и пустой: ни людей, ни машин. Сунув листовку в сумку, я медленно пошел вперед. Надо было выяснить для начала, где я нахожусь. О том, каким странным способом я здесь очутился, я старался пока не думать. Окружающее все же было мне смутно знакомо. Я шел и уже не хотел знать, где я. Просто силился вспомнить, где мог видеть все эти дома, парадные. Солнце периодически скрывалось в дыме облаков, что придавало зданиям оттенок сепии. Тогда все, что было вокруг меня, начинало казаться какой-то старинной фотографией. Я жмурился и тряс головой, чтобы сбросить морок.

Наконец, я добрел до газетного стенда. Изрядно удивившись, что здесь еще сохранилась такая редкость, я решил все же прочесть, что пишут в местных газетах. Вдруг это прольет какой-то свет на мое местоположение. Приблизившись к стенду, я начал внимательно вчитываться в строчки. Тут и там мелькали выражения "вероломный захват", "ожесточенные бои", "кровопролитные битвы". "Это что же за издание такое? Какой-то военно-исторический вестник..." - подумал я и вдруг с ужасом отпрянул. Прямо перед моими глазами выделялось название газеты. "Красная Звезда". Номер я не запомнил, но число и год в моем сознании отпечатались с точностью ксерокопии. 15 августа, 1941...

Жуткая в своей невероятности догадка кристалликом соли засела в моей голове. Постепенно растворяясь, она как бы присаливала все, что я видел по дороге, придавая этому всему смысл. На панели лифта я набрал один-девять-четыре-один. Тысяча девятьсот сорок первый год. Теперь я в прошлом. Поэтому все эти здания и казались мне такими знакомыми - это же моя улица. Только без привычных глазу машин, рекламных щитов и вывесок. Получается, что я - путешественник во времени! Ну, просто Алиса Селезнева!.. Вот только сейчас война и мне надо бы как можно скорее отсюда убраться... Хотя, стоп! По законам жанра мне, пришельцу из грядущего, вообще-то здесь ничего не угрожает. Страшное может произойти только в том случае, если я активно начну вмешиваться в ход событий - тогда изменится будущее. А если я просто останусь наблюдателем, то ничего судьбоносного не произойдет. Зато я могу разыскать здесь свою семью и познакомиться с прадедом. Бабушка рассказывала, он был страшный человек. Офицер НКВД. Вся семья его боялась, а он за них готов был убить кого угодно, задушить голыми руками. Но был к тому же человеком чести. В жизни для него существовали две вещи: семья и служба. И неизвестно, что было на первом месте. Однажды в начале войны к ним в гости пришел молодой человек, очень милый. Бабушке по ее воспоминаниям было тогда лет десять и этот паренек ей понравился. Он был как-то странно одет и чрезвычайно взволнован. И все упрашивал прадеда, чтобы он увез семью за Урал, туда война, дескать, не дойдет. А в Ленинграде скоро начнется такое, что он может потерять своих детей. Так вот прадед мой этот молодого человека просто расстрелял. Прямо у себя в квартире. За изменнеческие настроения и наведение смуты.

А слова его оказались пророческими. Во время блокады бабушкин младший брат пропал. Трупа его так и не нашли. Подозревали, что ребенка убили и съели. Бабушка рассказывала, как она девочкой в блокаду часто ходила на рынок, где порой торговали невесть из чего сваренным студнем, и заглядывала торговкам в горшки. Они думали, девчонка сходит с ума от голода, отгоняли ее. А она, наслушавшись рассказов про то, что студень этот варят из человечины, искала брата...

Уже неплохо ориентируясь, я быстро добрался до бабушкиной квартиры. Перед массивной дверью я вдруг страшно разволновался. Все же увидеть своих мертвых ныне родственников - серьезное испытание. Уже хотел повернуть назад, но рука сама потянулась и нажала кнопку звонка. За дверью хрипло задребезжало и она почти сразу распахнулась. Прямо передо мной стояла девочка десяти-двенадцати лет в ярко-синем платье с белым кружевным воротником.

- Здравствуйте. - задыхаясь, словно после бега, произнес я. - Вы Вера?

- Да. - отвечала девочка. - А вас как зовут?

- Алексей. Вера, а с папой вашим можно поговорить?

- Конечно, проходите. Мама, позови папу. К нему гость. - солидно проговорила девочка.

Навстречу мне вышла красивая женщина в ярком платье. Приветливо улыбаясь, она проводила меня в кабинет. Все еще не понимая, зачем я здесь и что хочу для себя выяснить, я судорожно принялся выдумывать себе хоть какую-то легенду. Как я объясню, почему я пришел именно к прадеду? Как узнал его адрес? Кто я вообще?

- Вы ко мне? Чем обязан? - ко мне в полоборота стоял крупный человек в френче. По воротнику алела малиновая полоска, солнечный свет играл на красных эмалевых ромбах в петлицах.

- Я, собственно... - я совсем растерялся, смешался и замолчал. Мой взгляд упал на стол. На нем под светло-синей форменной фуражкой, масляно лучась, лежал пистолет. Вдруг во мне сработал какой-то механизм и я заговорил быстро-быстро. Потоки слов мешались у меня во рту, я торопился их выкрикнуть, путаясь в предложениях, словно в нитях. - Александр Николаевич, вы меня еще не знаете, но именно благодаря вам, я живу. Не спрашивайте меня, кто я и откуда вас знаю. Я не могу вам этого объяснить. Но прошу, ради вашей семьи, ради вашего будущего - как можно скорее вывезите жену и детей за Урал. Я умоляю вас. Иначе вы можете потерять вашего сына. Сейчас война и совсем скоро в Пите... в Ленинграде начнется такое, что лучше им здесь не быть. Город совсем скоро возьмут в блокаду немцы. Голод, страшный голод. Тысячи людей погибнут!..

- Молодой человек! - загрохотал вдруг мой родственник. - Что вы себе позволяете, молодой человек? Вы что, сумасшедший? Как вы смеете мне, майору госбезопасности, предлагать бегство? И откуда вам все это известно: блокада, немцы? А? Да знаете ли вы, что вы - изменник, юноша? Сейчас мы поедем в отдел и уж там с вами поговорят...

- Но я же всего лишь хочу спасти вашу семью... - уже не проговорил, а бессильно прошелестел я. - Вашу Веру, вашего Колю.

- Уходите. - вдруг разрешил мне прадед после небольшой паузы. - Скройтесь. В благодарность за заботу о моих детях, я никому вас не выдам. Иначе не миновать вам пули...

Алые ромбы леденцово блестели. Морально выпотрошенный, уставший от собственного пламенного монолога, я медленно повернулся к двери.

- Вам ее и так не миновать. Но хотя бы без пыток. - приглушенно проговорил майор.

Раздался выстрел. Алексею на мгновение показалось, что стена вдруг надвинулась на него. И вот уже жгучая боль в затылке сменилась ощущением бесконечного падения в пульсирующую темноту...

***

- Так говорите, когда вы его видели в последний раз? - капитан милиции устало смотрел на Таню.

- Утром, сегодня утром. Я попросила его коляску...

- Вы разговаривали с ним?

- Ну я же говорю: я его попросила помочь мне с коляской. Спустить вниз. Я погулять хотела с девочкой. А он, как стоял спиной, даже не оглянулся, в лифт вошел и закрылся. Даже не подождал. - Таня обиженно выговаривала свои показания. Капитан записывал их хмуро и безралично.

- Ну, я ему кричу, такая: "Алеша, Алеша!". А он - ноль внимания. Ну, я лифт повызывала-то, да и вниз. Думаю, встречу его внизу, скажу, что с молодыми матерями так не поступают. Стою на первом этаже. Вдруг лифт передо мной открывается - пустой!

- Ну, может, он на другом каком этаже вышел? Володя, - позвал капитан, - ты опросил жильцов?

- Опросил, Константин Николаич. Никто его не видел. Как сквозь землю...

- Да нет же! Я вам говорю, нигде он не выходил! У нас по лестнице когда идешь - все слышно, где лифт остановился, где открыл двери, где закрыл. Шахта рядом. Так я пока спускалась, он гудел постоянно, без остановок. - Таня с блестящими от нетерпения глазами захлебывалась собственной речью, не забывая при этом улыбаться милиционерам.

Нарочито гремя ведром, в комнату зашла лифтерша Соня Павловна - хрупкая пожилая женщина с колким насмешливым взглядом.

- Вы там закончили? Мне надо убраться в кабине... - капитан поежился. Соня Павловна умела общаться, непостижимым образом сочетая ледяное достоинство и насмешку в голосе.

- Соня Павловна, ответьте на несколько вопросов сначала. - милиционер помедлил. - Пожалуйста.

Лифтерша смотрела на него со всезнающим прищуром. "Ну, чисто Ленин..." - пронеслось в голове капитана.

- Может я сперва эту лужу в кабине вымою, да лифт запустим? Пусть люди катаются, пока мы тут с вами разговаривать будем.

- Нет. О том, чтобы запустить лифт, не может быть и речи, пока мы не выясним, куда пропал Алексей Титулярский и откуда в кабине кровь.

- Ну, хорошо. Не жили богато - нечего и начинать. - Соня Павловна иронично подняла уголки рта в полуулыбке. Капитан снова поежился. Было что-то темное в этой старушке. Не поверхностно злобное, но тяжелое, спресованное на дне. И это ее спокойствие...

- Скажите, Соня Павловна, когда запустили лифт после ремонта?

- Сегодня утром. Если вы хотите знать, был ли лифт исправен - да, без сомнения. Я сама проверяла. - лифтерша отвечала на вопрос, безразлично разглядывая старинный перстень на руке.

- Когда Татьяна обнаружила кровь в кабине, она еще заметила, что на панели лифта горели несколько кнопок. Этажи 1, 4, 9. Вам что-нибудь известно об этой комбинации чисел?

- А что мне должно быть о них известно? Ничего вроде... - старушка недоуменно пожала плечами. - Возможно, парень этот ваш покататься захотел, да и понажимал эти кнопки. А они иногда западают, вот и остались гореть. На работе лифта это не отражается. И поводом для появления в кабине кровавых луж не является. Да вы сами попробуйте. - лифтерша прямо смотрела на милиционера. Во взгляде ее читался спокойный вызов. "Да она, пожалуй, проверяет меня на смелость! Ай да бабка... Нахалка." - подумал капитан.

- Хорошо. - милиционер улыбнулся. - Попробую. Володя, езжайте в отдел. Я скоро буду. С бумагами закончу, на лифте покатаюсь и приеду.

Соня Павловна уже вымыла кабину, пока капитан давал поседние указания и опечатывал квартиру пропавшего Алексея. Пол был еще сырой и наверно поэтому в лифте сильно пахло мокрой известью.

"Когда я уже избавлюсь от своей клаустрофобии..." - со вздохом подумал милиционер, делая шаг в кабину, зачем-то растегнув кобуру. "Инстинкт," - усмехнулся он про себя. - "Так, нажимаем один, четыре, девять. Нет, так я окажусь на девятом этаже, а пустой лифт обнаружили на первом. Значит жмем один, девять, четыре, один... Поехали!" Лифт со вздохом закрыл двери.

Капитан с детства плохо переносил замкнутые пространства. Спал всегда в открытой дверью, в ванной старался не запираться, лифтами - не пользоваться. Со временем эта боязнь притупилась, он стал меньше обращать на нее внимание. Но все равно, когда оказывался в лифте в одиночестве, она поднималась в душе какой-то желтой мутью. Поэтому он испытал громадное облегчение, когда наконец двери лифта распахнулись на первом этаже. Торопливо покинув кабину, капитан от волнения даже не сразу сообразил, где он находится и где тут выход. Его окружали странные стены, покрытые каким-то коричневатым металлом. Окон в помещении, где он оказался, не было. С потолка лился золотисто-оранжевый свет, но ламп не было видно. Казалось, что светилась сама потолочная поверхность. Внимательно осмотревшись, капитан ощутил себя крайне неуютно, так как двери на улицу не обнаружил. Позади него, насмешливо помигивая, стоял лифт. Стены тускло мерцали. Вдруг напротив лифта, зеленовато переливаясь, засветилась какая-то кнопочная панель. Капитан шагнул к ней. В эту минуту лифт закрылся и отправился вверх. Милиционер остался внутри большого металлического куба, совершенно один и без возможности вызвать помощь. Рация не работала. "Видимо, я глубоко под землей," - мелькнуло у него в голове.

Когда он подошел поближе к цифровой панели, она засветилась еще ярче.

- Введите код доступа. - послышался деловитый женский голос.

- Ну, конечно, - подумал капитан. - Просто шпионское кино! Ну, какой тебе еще код доступа? Раз-два-три. Подойдет?

- Неверный код. Если вы еще дважды введете неверный код, дверь заблокируется. - бубнила неизвестная тетка.

- Дверь все же. - обрадовался капитан. - Хоть это радует. Где ж это я, мама моя родная? И какой ей код нужен? Как же мне отсюда выбраться?

- Введите код доступа. - настаивала невидимая женщина.

- Ну на! 4589657. - не глядя, набрал капитан.

- Неверный код. При следующей неудачной попытке дверь заблокируется. Будьте внимательны. - осуждающе заметила тетя.

- Да что за дверь-то? Пойду-ка я лучше отсюда. - капитан развернулся лицом к лифту. Поверхность вокруг дверей была абсолютно гладкой, никакого намека на кнопку вызова. - Так. Приехали. Эй, кто-нибудь! - капитан заколотил в двери шахты кулаками. - Вытащите меня отсюда! - он сделал попытку выбить двери ногами, телом. Сообразив, что у него есть пистолет, в отчаянии он выпустил в них почти целую обойму. В голове ошалело носилась только одна мысль: "Ну, хоть на выстрелы-то кто-нибудь должен среагировать!" Молчание. Внезапно капитану стало холодно, его била дрожь, пальцы заледенели. Не хватало воздуха.

- Нет. Выхода нет! Выхода нет! Да что же это делается-то!!! - вдруг неожиданно для себя он зарыдал. Развернувшись, он быстро подошел к переливчатой панели.

- Введи... - голос оборвался. Капитан уже из всех сил нажимал первые попавшиеся кнопки, оскальзываясь пальцами на собственной крови, которая струилась из разбитых рук.

- Неверный код. Дверь заблокирована. - равнодушно откомментировала его действия металлическая женщина.

Капитан бессильно опустился на корточки, а затем и вовсе сел на пол. Ему показалось, что свет вдруг стал немного ярче. Потом еще немного. Когда свет начал больно резать глаза, он посмотрел вверх. На него медленно, бесшумно и неотвратимо опускался потолок. Милиционер вскочил, отчаянно забегал, как вспугнутый кролик в клетке, больно ударяясь о стены. Уже не соображая, что делает, он попытался вновь набрать какие-то цифры на зеленоватой панели.

- Неверный код. - глухо прозвучало в ответ.

- Так, уже не говорит, что дверь заблокирована, - судорожно соображал капитан. - Значит, надежда еще есть. Какой же тут код? Какой? Может, какая-нибудь дата? Стоп. Какие цифры я набрал в лифте? Девять, четыре, один. Ну-ка...

- Неверный код. - устало сообщила женщина. Потолок уже опустился сантиметров на тридцать.

- Неверный код. - тупо повторил капитан. - А какой верный-то? Какой верный? - в истерике он начал молотить по панели кулаками и локтями. Из под его рук полетели кнопки, щепки пластика.

- Дата. - вдруг пришло в голову спокойное озарение. - Дата! Не девять, четыре, один, а 1941 год - именно эту комбинацию я набрал в лифте: начало Отечественной войны!

Но панель была уже разбита. Капитан сполз по стене рядом с нею, уселся среди крошек и осколков и, бездумно уставившись в искореженые пулями двери лифта, стал ждать. Какое-то странное бездушное спокойствие заполняло его изнутри, страха уже не было. Потолок опустился еще на тридцать сантиметров...

***

Соня Павловна обмакнула перо в чернила и аккуратно вывела на листе плотной желтой бумаги: "1/4/91 Среда 18:00" Она вела дневник очень давно, почти всю жизнь. Записывала туда в основном странные события, которые происходили с ней и жильцам дома, где она неслу скромную службу лифтерши. Проработала она здесь уже почти пятьдесят лет и успела составить знатный реестр конфузов, загадочных происшествий и просто нелепых ситуаций, снабжая каждую запись только ей понятными комментариями. Сегодня она отметила следующее:

"В нашем доме исчез капитан милиции. Сослуживцы его сбились с ног, разыскивая коллегу. Допрашивают всех без разбору, даже четырехлетнего Вадика с третьего этажа. Не знаю, что случилось с милиционером, но полагаю, что в этом мире исполнилось еще одно горячее желание..."

Старушка промокнула свежую запись и встала. Взяла с полки старинный хрустальный бокал и стала задумчиво его натирать чистым полотенцем. Затем вышла из комнаты, накинула шаль и направилась к лифту. Кабина приветливо светилась золотистым. Соня Павловна, секунду подумав, набрала на панели один-девять-семь-пять. В лифте пахло чем-то мокрым. "Известь что ли? Странно..." - подумала старушка. Нагнувшись, она уверенно отодвинула одну из решеток в стенке у самого пола. Под ноги ей выкатилась запыленная бутылка темно-зеленого стекла, вся в паутине. "Gevrey-Chambertin, 1975" - прочитала Соня Павловна на ярлыке. - "Ну, что же tres bien, merci" - с теплой улыбкой произнесла она. Лифт довольно мигнул в ответ, словно зажмурился от радости, что угодил. - "Шамбертен, так Шамбертен, хороший напиток..."

Дома она налила вина из полученной в лифте бутылки и, смакуя его, перечитала предыдущую запись в своем дневнике:

"1/4/91 Среда 13:50

Алексей Титулярский - жилец с седьмого этажа, пропал. Вошел в лифт и уже оттуда не вышел, оставив по себе лишь небольшую лужицу крови. Такой милый молодой человек, всем всегда старался помочь. Видимо, сегодня пришло время удовлетворить его основную потребность - быть нужным. Жаль, что такая возможность дается только вместе со смертью..."