- Вот помню, летела я тогда на именины… Постой! К кому ж это я летела-то?.. Осенью это было. Лес ещё не осыпал листву и на закате аж светился весь червонным золотом, хошь в мешок нагребай богатство. Красотища неописуемая, поверь, особенно сверху, из ступы. Так к кому ж я летела-то?.. Давно это было. Тогда ещё все сказки жили каждая сама по себе. А то, что между нами любовь была – для всех был большой секрет. Хотя, мне кажется, что все уже тогда всё знали... - Яга, нахмурив лоб, ссутулилась вся, обхватила себя руками крест-накрест и притихла в раздумьях. Старый филин вопросительно моргнул одним глазом, но тоже как-то сник и замер, словно чучело на своём настенном сучке. Некоторое время тишина будто затопила избу, лишь тихо потрескивали дрова в кособокой печи и золотистые блики осторожно выглядывали из-за такой же перекошенной юшки. Яга, казалось, задремала. И когда из-под крышки чугунка наружу медленно и настойчиво поползло пенное варево, пшикнув пузырями, бабка встрепенулась:

- Ёшки-поварёшки! Каша! Вот, карга-то… - суетливо кинулась к печи, да впопыхах зацепила подолом стул. Филин аж зажмурился на всякий случай, ожидая грохота и матерной брани, но Яга, в свои триста пятьдесят с ма-аленьким хвостиком, была ещё проворна и ловка. Коим образом ей удалось не грохнуться вместе со стулом, филин не увидел, но когда открыл глаза, старая уже снимала чугунок с печки прихватом с кривой сучковатой рукоятью, тихо причитая при этом и казня себя за безалаберность.

- Ёжки-сторожки! Чуть не проворонила…

- Карл-рл, - в тот же миг послышалось с дальнего тёмного угла избы картавое с прононсом. Ворон вопросительно сверкнул оттуда своим единственным глазом и зашелестел крыльями.

- Кашу, говорю, чуть не проворонила. А ещё глухим прикидывается, чернопёрый. Даже и не дёргайся! Этот пир не в твою честь - гостей дорогих жду. Понял?

- Карл-рл, - проворчал ворон, и уже ничто не напоминало о нём – слился с темнотой своего угла

- От тож, - Яга установила чугунок на край стола и аккуратно сняла ухват. – Свободен! - Последний, ловко и с достоинством ковыляя на двух кривых э-э… ногах, удалился на место за печку. Бабка поправила крышку было, но всё же решила посмотреть результат своих стараний. Подтянув рукав толстой байковой рубашки и, захватив её в ладонь, она использовала его вместо рукавички, приподняла крышку и почти сунула в чугунок свой кривой и длинный нос. Глубоко вдохнула…

- Сказка, а не каша! – лицо просветилось бескрайним удовольствием, и беззубая улыбка широко перечертила её морщинистое лицо, маленькие глазки слезливо щурились и искрились откровенным счастьем. Не меняя позы, подняла руку и щёлкнула пальцами. Буквально через мгновение, в её подставленную ладонь откуда-то сверху сыпанула лесная ягода в ассортименте. Брусника, малина, ежевика и черника. Вы бы видели, как эти ягоды смотрятся вперемежку!

– А вот и приправка сладенькая для дорогого гостюшки! Ступай-ка ягодка в кашку! Теперь можно и в центр стола – чугунок медленно поплыл на своё законное место, осторожно объезжая чашки с другими, не менее царскими угощениями. Здесь тебе и грибочки солёненькие с черемшой, и орешки лесные аккуратной горочкой, картошечка печёная с золотистой кожицей, помидорчики, огурчики развалом в большой плетёнке, хренок тёртый в липовой плошке, да зелень всякая букетом богатым. Сальце солёное с чесночком белым мрамором красуется, белеет ровными брусочками, Щука приветливо улыбается из сметанного соуса, да горошек играет в чехарду с фасольками в овощном салате.

Изрядно поблёкшая и пообтрёпанная, но по-обычаю щедрая Скатерть-самобранка расстаралась порадовать хозяйку в обмен на очередное клятвенное обещание заштопать старую дыру почти в её самой серединке…

Непременно старый и облезлый кот в очередной раз выглянул из-под стола и, неодобрительно фыркнув , убрался восвояси, чётко определив, что сегодня не его день. Впрочем, как и всегда…

Настенные часы вздрогнули стрелками, тренькнули пружинкой где-то внутри, распахнули маленькую дверцу над циферблатом и выпустили на волю изрядно потрёпанную кошмарными снами кукушку. Повиснув кособоко на своём крепеже, кукушка матернулась негромко и недовольно спросила:

- Чего опять надо-то?

- Не груби! Твоё дело – за временем следить и кукукать по необходимости. Что там у нас с полуднем?

- Твоё дело, твоё дело, - проворчала кукушка, всё пытаясь поймать равновесие на расшатавшемся механизме, - так чего лезете, коль моё дело-то? Я вам таймер, что ли?.. Скоро ваш полдень, скоро! Через часок где-то.

- А что ж ты, курица, молчишь-то? Я ж тебе!.. – в руках Бабы Яги тут же появилась настоящая рябиновая рогатка, она уже целилась в кукушку… Последняя, встрепенулась, охнула и поспешила убраться, ударившись при этом головой об притолоку дверцы, и получив в клюв теми же дверцами. Грецкий орех, пущенный меткой рукой бабки, окончательно захлопнул их и рикошетом полетел к коту под стол. Кот жалобно мявкнул, но виду не подал.

- То-то же, грубиянка! Совсем уже страх потеряла! С минуты на минуту гости прибудут, а я тут, ёжки-недотрожки…

И вот уже шум за дверью, возня, чертыханья… Загудел лифт – прошлогодний подарок Кузьки Домового – ласково взвизгнув тормозами, остановился. Дверь, опережая пинок гостя, распахнулась и, приветливо скрипнув петлями, с пафосом объявила:

- Дождалися! Его высочество – дорогой Гость!!! – тут же последний и ввалился в избу…

На пороге стоял мужичок, невелик ростом и не широк плечами, а так, ни на что в сказках не годный, кроме разве что массовки. Тупо озираясь и часто смаргивая белёсыми ресницами, он топтался на месте в растерянности и недоумении. Так как в правой руке его была крепко зажата непонятного цвета крупноячеистая авоська с ершом пивных бутылочных горлышек, торчащих во все стороны, он левой озадаченно чесал затылок, взъерошивая и без того торчащие во все стороны, волосы. Так же заметно торчали в разные стороны его по-детски смешные уши. На нём же, повидавшая виды, затёртая курточка нараспашку, клетчатая байковая рубашка под ней, мятые штаны с оттопыренными коленками и войлочные ботинки с не завязанными толком шнурками. В общем, Витёк Карапузкин из третьего подъезда, или любая другая достопримечательность любой другой многоэтажки любого другого города.

Не менее недоумённым был и вид Бабы Яги. Она тоже не совсем понимала, откуда взялся этот несуразный гость, совсем не тот, кого ожидала бабка. Разглядев его хорошенько, старая, будто сообразив чего-то, смягчилась лицом и, загадочно улыбнувшись, спросила:

- Уж не ты ль, Леший, разыграть меня решил? Всё игрушечки?

- Это Вы мне, что ли? – переспросил мужичок.

- Красавчик ты мой! Без сюрпризов – никак. Давай, оборачивайся своим видом, не выкобенивайся.

- Хм… Вы меня с кем-то путаете, мадмуазель. Это же я – Семён, - на удивление быстро сообразил гость, что он тут незваный и, скорее всего, нежданный. Отсюда следовало, что вряд ли будет и желанным.

- Какой такой Семён? – бабка недоверчиво приближалась к нему и с интересом разглядывала.

- Так Семён я. Из тридцать шестой квартиры… я домой ехал вот… с пивком… а тут… Это какой этаж-то? Кино снимаете, что ли?

- Тьфу ты! Опять лифт чудит! Э-эх, Кузя, говорила я тебе, что без надобности мне ента цивилизация… Значит, Семён, говоришь? С пивком, говоришь?

- Ну да. И тарань вот у меня есть… Показать? – полез в боковой карман и вынул оттуда газетный свёрток, но разворачивать не стал, лишь протянул ближе к бабке свёрток, мол, чего разворачивать-то? И так ясно – тарань солёная. Из-под низко свесившейся бахромы Скатерти-самобранки высунулась голова кота, принюхалась близоруко, фыркнула и вновь убралась. Кот понял, что сегодня не его день. Впрочем, как и всегда…

- Верю, Семён, верю. По запаху поняла. Ты спрячь её обратно, - Яга всё присматривалась к гостю с недоверием: не Леший ли всё ж её разыгрывает? Этот мастак на такие проделки. – Значит, в лифте, говоришь, ехал? Домой, говоришь?

- Ну да… Лифтом быстрее же. Я б, конечно, мог бы и по лестнице, да после вчерашнего на третий этаж как-то туговато… А куда я попал-то? Тут банкет у вас, что ли? Красиво всё как! Вкусно… - Семён заглядывал бабке через плечо и пытался рассмотреть, что там - на столе.

Филин с Вороном тоже некоторым образом заинтересовались случившимся, и послышалась их недоумённая возня из тёмных углов.

- Банкет, банкет, Семён. Только вот, не в твою честь.

- Эт я понял. А в чью, если не секрет? Может, и я чем помогу? Я частушки знаю. Особенно, после третьей стопки вспоминаю много. - Семён явно решил попробовать остаться, что заставило Бабку ускорить его выдворение – гости ж вот-вот появятся:

- Послушай, человече… Знаю я ваши частушки. Особенно после третьей… Как ты сюда попал – это уже не важно, да и времени нет разбираться. Тут, понимаешь ли, свой праздник, сказочный. И людям здесь никак не пристало быть, видишь ли… Ступай себе лифтом. Только никому не говори о том, что ты был здесь, - Яга почему-то не могла найти подходящие слова и оттого злилась на себя.

- Ну, нет, так нет. Что ж я, не понимаю, что ли? Так я пойду? – затоптался на месте, повернулся было… - Семён всем видом дал понять старухе, что не намерен больше мешать. Яга же, по достоинству оценив его сговорчивость, неожиданно для себя решила, что негоже просто так отпускать человека, не по своей воле попавшего к ней в гости, к тому же, такого ненавязчиво добродушного и достаточно вежливого. Да пусть остаётся. К тому же, частушки она очень любила.

- Вот что, Семён… Вижу я, неплохой ты человек. А потому решила, что ты можешь и остаться, если захочешь. Угощений на всех хватит, веселья, да праздника тоже. Так что милости прошу, - и гостеприимно так повела рукой по дуге в сторону стола. Располагайся, мил человек, гостем будешь, значится.

То ли ворон, то ли филин даже присвистнул от изумления.

- Не свисти в избе, пернатый – чудеса не будут водиться.

Семён не заставил себя долго уговаривать и, коротко поклонившись, прошёл к столу, присел на краешек широкой дубовой скамьи к углу стола, примостил авоську в ноги. Пивные бутылки коротко звякнули и Семён, словно очнувшись от этого звука, вскочил, засуетился, полез под скамью и вынырнул оттуда уже с двумя бутылками «Жигулёвского». Аккуратно примостив их на столе между блюдами с угощением, снова сел и улыбнувшись старухе, проговорил:

- Это, значит, от меня по случаю. А-то ж неудобно как-то.

- Молодец, Семён, - бабка с удовлетворением отметила и его жест и открытую улыбку. «Вот ж, какие они разные все, люди-то!»

- А что ж ты, Семён, не спрашиваешь, куда ты попал, да кто я такая, да что за пир такой? – Яга, покосившись на часы с кукушкой, решила, что время для более близкого знакомства ещё есть.

- Так что ж навязываться? Я человек маленький, а жизнь такая, что если не побили, так и люди – добрые. А с добрыми людьми чего ж не посидеть, да не выпить? – добродушно пояснил Семён, одним глазком поглядывая на блюда, красующиеся в изобилии по столу.

- Да часто ль бьют-то? – откровенно удивилась Яга.

- Бывает, матушка. Народец-то стал всё больше злой, да обиженный. Растеряли люди доброту и радость где-то. Редко душой чистый человек попадётся, всё чаще серые, да чёрные. Вона и мода-то стала на всё чёрное – куртки да штаны, да шапочки всё не в цвете. Ну, да не мне людей судить. А к кому ж это я в гости-то нагрянул? Смотрю, да не пойму я чего-то. Вроде как в сказке какой, или в кино.

- Ну, считай, что в сказке, Семён. А я – Баба Яга, - старуха даже повернулась немного к свету лицом, чтоб гость получше рассмотрел её необыкновенный профиль.

- Надо же! Ну что же, значит, повезло мне – не каждый в сказку-то попадает. Доброго дня Вам, бабушка Яга – улыбнулся искренне, аж бабку смутил этим.

- А пир сегодня, Семён, в честь меня, да моего… - Яга замешкалась чуток, подбирая правильное слово, - любимого, пожалуй. Сколько столетий от всех скрывали, да в сказках все на виду. Вот и решили, что пришла пора… А пора бы уже и гостям появиться, - Яга подхватилась, ещё раз оглядела всё хозяйским глазом.

- Вон оно как! – пробормотал Семён, - любовь – она вечный праздник. Впору вам позавидовать, да завидовать грешно. Я порадуюсь за вас, хорошо? – бабка вся засияла довольная, даже показалось, помолодела. - Я знал, что такое любовь. Это очень светлое чувство.

И тут послышался глухой гул и свист откуда-то снаружи. Гости начали прибывать помаленьку. Непременно старый и облезлый кот в очередной раз выглянул из-под стола и, неодобрительно фыркнув, убрался восвояси, чётко определив, что сегодня не его день. Впрочем, как и всегда…