«И горят от радости и злости Словно уголёчки, глазки крысы.» Н. Гумилев
«Несбывшееся, которому я протянул руки, могло восстать только само, иначе я не узнал бы его и, действуя по примерному образцу, рисковал наверняка создать бездушные декорации. В другом роде, но совершенно точно, можно видеть это на искусственных парках, по сравнению с случайными лесными видениями, как бы бережно вынутыми солнцем из драгоценного ящика.» А. Грин, «Бегущая по волнам»
Он работал ночами.
Когда санэпидемстанция не справлялась, вызывали его. Все привыкли к странному сотруднику, появлявшемуся в офисе изредка по звонку. Никто не знал, где он живет. Конечно, в отделе кадров имелся адрес прописки. Просто в гости никого не звал и сам не напрашивался. Был незаметен и немногословен. Бледное вытянутое лицо. Глаза, посаженные глубоко, в окружении мелких морщинок, смотрящие мимо, и никогда – в лицо собеседника.
* * *
Ранним утром жительница городской многоэтажки баба Маша, выйдя за молоком, споткнулась на пороге своей квартиры о нечто мохнатое, с длинным хвостом. «Котенок?» - удивилась, щуря подслеповатые глаза за толстыми линзами очков, и чуть не грохнулась в обморок. На порожке вытянулась дохлая крыса. Ее темная шерсть свисала клоками. Хвост казался неестественно длинным.
Бабушка разразилась истошным криком. Сонные соседи выползли на лестничную площадку. Потерпевшей вызвали скорую и дали заявку в санэпидемстанцию, чтобы потравили в подвале крыс.
Борьба дезинфекторов с грызунами продолжалась неделю, результат оказался плачевным. Чем больше отравы раскладывалось по подвалу, тем мерзкие стаи увеличивались и наглели. Дошло до того, что крысы днем разгуливали по двору. Нагулявшись, ждали на крыльце, когда жильцы откроют входную железную дверь с кодовым замком, чтобы попасть в родной подвал. Их естественные ходы и дыры были заделаны. Дворовые коты в панике жались жалкими стайками, вздыбив шерсть и шипя. Жильцы были в шоке.
* * *
Михалыч, как называли его сослуживцы, числился специалистом санэпидемслужбы по особо важным делам. Прозвище «Крысолов», брошенное за глаза, так и осталось. Что он делал с грызунами, никто не знал. Только после его визитов крысы исчезали бесследно. Работал один, ночами. Напарников не признавал. Начальство было довольно, и все подозревали, что редкие визиты Михалыча неплохо оплачивались.
Вот и сейчас, ответив на звонок, он стал собираться. Неторопливо проверил содержимое плоского чемоданчика с инструментом. Провел пальцами по полированной поверхности крышки. Ощутил тепло гладкого дерева. И, как всегда, почувствовал знакомое волнение, которое объяснить не мог.
Ощущение возникало в те редкие минуты, когда он начинал видеть невидимое, слышать неслышимое, понимать несказанное. И снова, в который раз, накатила тоска. «Власть несбывшегося», - так называл про себя это томление Михалыч. Оно приходило вместе с мыслями, что жизнь проходит, почти прошла. А он так и не сделал то, что хотел. А что он хотел? От этого вопроса становилось еще тревожней. О чем мечтал? Помнит ли? И что было бы, если б все мечты сбывались? Есть ли счастье в момент, когда не о чем больше мечтать? На эти вопросы не ответит ни один человек. Что есть счастье, и есть ли абсолютно счастливые люди? Что было бы, если б сложилось не так, как сложилось? Он потряс головой, отгоняя назойливые вопросы, поглаживая полированное дерево.
«Власть несбывшегося» томила. В эти мгновенья, воображение рисовало, как у любимого Грина, маленькую железную дверь в стене, невидимую для других.
А за ней... За ней виделось разное. Нет, у него это не был удивительный райский сад, в который стремишься вернуться вновь и вновь. Иногда, за дверью ждал кабинет с дубовым письменным столом посередине. Столешница отделана зеленым сукном. Мягкий свет абажура освещает рукопись. Он входит в потайную комнату. Садится за стол. Тянется к ручке... И стихи удивительной красоты льются плавным потоком. А потом на душе легко и пусто, как после исповеди, признания в любви, или долгожданного дождя в знойное лето. Он пытается запомнить это чувство, но. Дверь закрывается.
Он хочет воспроизвести стихи, мучается ими. Строчки рвутся наружу, но не облекаются в слова. И после долгих дней рождается «осеннее, птичье».
А порой, тайная невидимая дверь ведет в классную комнату. Где девочка нервно теребит и покусывает кончик косы и шепчет. А он слушает и понимает, что это конец. Она еще рядом, но уже исчезает, скользя босыми ногами по водной глади… «Я люблю тебя, как друга», - доносится издалека. Дверь закрывается, тая в узоре обоев спальни, рядом спит жена, и мирно сопят дочки. Только на губах соленые брызги волн, по которым убежала та, другая. Или это слезы?
Михалыч собирался на работу.
Еще раз ласково погладил полированную крышку узкого плоского чемоданчика и тихо закрыл входную дверь, боясь потревожить спящих домочадцев.
* * *
Дверь в подвал оказалась открыта. Узкие окна были забраны решетками. Сквозь них проникал лунный свет, очерчивая крестообразные тени на полу. Зрелище привычное, но зловещее. Как всегда, Михалыч сделал глубокий вдох перед тем, как шагнуть в змеившейся под ногами клубок теней. Он неслышно передвигался по мрачному коридору в сопровождении зоркого глаза луны, следовавшего следом. «Затаились, почуяли…»…
Коридор уперся в тупиковою комнату, оказавшуюся просторной. Вдоль стен тянулись трубы топления. С них свисали обрывки стекловаты, частички которой переливались в лунном свете. Михалыч разглядел кособокий деревянный ящик. Стряхнул с него грязь, подвинул на середину комнаты, присел. Послушал. Ощущение, что он не один усиливала тишина. На него смотрели. Сотни враждебных взглядов электризовали воздух. Из темных углов, из-под труб и клоков стекловаты желтели глаза. Будто елочной гирляндой из крошечных лампочек опутали помещение. «Явились… Пора».
Окно потемнело. Лунный взгляд закрыла туча. Сотни крысиных глаз светились ненавистью и … ужасом. «Что ж. Это мой крест», - в который раз осознал Михалыч. Вновь переживая эту минуту, почувствовал мимолетный страх, а затем уверенность, что он имеет власть над хищным полчищем, успокоила.
Тишина затянулась. Напряжение плотной массой заполняло пространство. Казалось, малейшее движение спровоцирует схватку, из которой человек не выберется живым.
Шорох заставил вздрогнуть. Легкое попискивание пронеслось волной. «Пора», - еще раз подумал Михалыч. Его руки медленно достали из рюкзачка за спиной плоскую коробку. Блеснула полированная крышка. Из-под нее выпорхнула дудочка, похожая на детскую игрушку. Усиливающийся писк наполнил помещение. Человек приложил инструмент к губам, глубоко вдохнул. Мелодия, странная и тоскливая, тихо рождалась и наполняла пространство. Сначала дополняя визг грызунов, потом – заглушая его. Вскоре ничего не осталось, кроме завораживающей музыки. Она была всюду и звучала уже не робко и печально, а требовательно и зовуще.
Человек поднялся. Продолжая играть, направился по коридору к выходу. Он шел, прикрыв глаза. Следом, под ногами, за ним следовало серое полчище, как колонна крохотных автомобилей с включенными фарами по ночной дороге. Странная процессия вышла на улицу и направилась из жилого массива в сторону городской свалки на берегу реки.
* * *
Розовая полоска восходящего солнца наметилась над темнотой леса на другом берегу. Она стала расти, окрашивая все на своем пути в розово-сиреневое. Соскользнула в воду и пробежалась алой дорожкой по сверкающей глади. Разогнала дымку тумана над водой. Засверкала, заискрилась, зазывая утро.
Посреди мусорного поля стоял человек и играл на дудочке. Мимо него шествовал поток крыс. Мерцание их желтых глаз гасло в свете нарождающегося дня. Крысиная процессия направлялась в даль и таяла на горизонте, как ночные тени в лучах восходящего солнца.
* * *
Михалыч брел домой, бурча под нос. «И кто сомневался? Недаром я Крысолов. Хорошо, что никто не догадывается о моей власти. Над людьми. Главное, не смотреть в глаза. И чтоб не доставали. А то мало ли… Хех! Сейчас бы чайку горячего и поспать! А потом почитать свой любимый серебряный век. Как там у Гумилева?
«Я долго шел по коридорам,
Кругом, как враг, таилась тишь.
На пришельца враждебным взором
Смотрели статуи из ниш.
В угрюмом сне застыли вещи,
Был странен серый полумрак,
И, точно маятник зловещий,
Звучал мой одинокий шаг»
Postscriptum:
Благодарю за возможность вспомнить, перечитать А. Грина и поэтов «Серебряного века». Разрешите, уже не по теме рассказа, просто по настроению, привести здесь стихотворение А. Грина «Единственный друг», посвященное Верочке.
В дни боли и скорби, когда тяжело И горек бесцельный досуг, - Как солнечный зайчик, тепло и светло Приходит единственный друг.
Так мало он хочет… так много дает Сокровищем маленьких рук! Так много приносит любви и забот, Мой милый, единственный друг!
Как дождь, монотонны глухие часы, Безволен и страшен их круг; И все же я счастлив, покуда ко мне Приходит единственный друг.
Быть может, уж скоро тень смерти падет На мой отцветающий луг, Но к этой постели, заплакав, придет Все тот же единственный друг.
Клубная оценка: Нет оценки
Доминанта: Библиотека(Пространство для публикации произведений любого уровня, не предназначаемых автором для формального критического разбора.) В сообществах: Турниры
"Не очень удачная" - в плане переосмысления или эксплуатации.
Мне показалось, что нет ни того, ни другого. Т.е., сюжет, а лучше - идея крысолова не подверглась новому прочтению. То, что вместо средневековых замков на заднем плане оказались типовые городские многоэтажки - я не могу это считать новым взглядом, переосмыслением.
И не был использован этот старый сюжет для показа чего-то там нашего, родного, современного и всем понятного, а просто переписан. Крысы остались теми же крысами, дудка - дудкой. И метафоры, по-моему, из этого никакой не вышло. Хотя бы намёка.
Я воспринимаю этот текст, как упражнение. Хорошо выполненное упражнение.
На мой взгляд, рассказ не стоит воспринимать как пересказ легенды. Скорее, здесь речь идет не просто о крысолове. Здесь речь идет о человеке, который способен на многое, о творческой личности, обладающей властью над людскими душами. Ведь неспроста упоминается и его поющая, рвущаяся душа, и томленье. Это состояние внутренней дрожи, когда он касается полированной поверхности крышки. Главный герой понял и принял то, что ему уготовила судьба. Или подумал, что понял. Рассказ о человеке, который сам загнал свой талант в тесные рамки. Могла бы отнести его к философскому.
Но тогда, если по твоему понимать работу, получаются две таких вещи.
С одной стороны... человек пишет о том, чего не знает (как бедные пишут о том, что происходит в душе богатых; как молодые сочиняют о том, что чувствуют, о чем думают люди более старшего возраста, и т.д.) Т.е., здесь я вижу то, что человек, не обладая подобными возможностями ("не умея играть на флейте так, чтоб крысы пошли за ним на свалку"); человек, не обладающий какой-то внутренней силой, пытается описать состояние человека, который такими возможностями (или способностями), и такой силой обладает. От этого работа кажется надуманной, какой-то неловкой, неубедительной. Это действительно вымысел, но вымысел не искушающий, не заставляющий поверить в реальность происходящего. И лишний раз подтверждает правило "пиши только о том, в чем разбираешься". Я считаю дурной привычкой ориентироваться (расчитывать) на читателя, который окажется глупее тебя, автора.
А с другой стороны... Насколько я видел, в женской прозе частенько встречается мотив - "чтоб герой, каким бы он ни был могущественным и неограниченным в средствах, надо - чтоб он страдал душой" (от одиночества, от непонимания, от неразделенной любви, еще от чего-то). Т.е., есть такая потребность у некоторых авторов женского пола сломить мощь героя, надломить его изнутри. Я ничего не имею против такой специфики, поэтому скажу, как бы удаляя из поля зрения разговоры о гендерах, что такой подход, такой способ изображения - выглядит, как признание автором своей внутренней слабости, неспособности существенно влиять на ход событий. А это дискредитирует. Т.е., читая текст подобного характера как-то невольно задумываешься (и понимаешь): если человек делает из своего героя-силача (богача, умника, красавца и т.д.) понурую тушу, то - о чем он может тебе рассказать (в этом рассказе, в следующем, вообще)? Мне это сложно сейчас объяснить. Просто получается, что автор не покинул колыбели межличностных отношений, "ведёт" себя (в литературе, в искусстве), как заурядная личность. Такому индивиду, мне кажется, просто нечего сказать о людях, о жизни, он сам в песочнице. Вот я о чём.
Существует достаточно света для тех, кто хочет видеть, и достаточно мрака для тех, кто не хочет. (Блез Паскаль)
NoName, а ведь здесь - и о необходимости загонять свой талант в тесные рамки:
Хорошо, что никто не догадывается о моей власти. Над людьми.
:) Когда-то одна женщина с определёнными "способностями" сказала мне: "Мансур, тебе, чтобы добиться от человека желаемого, достаточно смотреть ему в глаза при разговоре." С тех пор я редко смотрю в глаза людям. :)
"Судьба играет человеком, а человек играет на трубе". Ильф & Петрофф
Astor, вот те раз! Я попробую объяснить, что вычитала. У человека есть сила, и есть талант. Большой талант. Но так повернулась жизнь - он ДОЛЖЕН заниматься определенным делом, которое может делать только он, и никто другой его не сделает лучше или так же. И он вынужден отказаться от многого другого. У молодого человека это вызовет возмущение, он начнет метаться, злиться. У более зрелого - это вызовет грусть. И готовность что-то принести в жертву. Он избранный по-своему. Но его это тяготит. Это психология и философия, а не слабость. И не стоит так рубить с плеча. Потому что читатель - он тоже разный. И один, знаете, любит арбуз, а другой - свиной хрящик (с). Мало того, разные читатели вычитают в одном произведении совершенно разные смыслы - и они будут не теми, что вкладывал автор. Вот снимет автор маску - все нам с Вами разъяснит. Да. Еще. Вы когда-нибудь видели абсолютно счастливого человека? Или абсолютно несчастного? Счастье, равно как и страдание - сиюминутны. А если это длительный процесс - то либо у ГГ что-то не то с психикой (до сих пор улыбается), либо автор создал его плоским. P.S. Достоевский, Толстой, Чехов... - все были женщины? Я не видела у них счастливых людей. Разве что очень молодых.
Но так повернулась жизнь - он ДОЛЖЕН заниматься определенным делом, которое может делать только он, и никто другой его не сделает лучше или так же. И он вынужден отказаться от многого другого. У молодого человека это вызовет возмущение, он начнет метаться, злиться. У более зрелого - это вызовет грусть. И готовность что-то принести в жертву. Он избранный по-своему. Но его это тяготит. Это психология и философия, а не слабость.
Это очередной стереотип, Кошка. Или даже какое-то суеверие. Человек увлеченный (или там, понимающий свое предназначение) обойдется без множества вещей. Он может даже не заметит, что у него чего-то нет. Или пожертвует чем-то в пользу своего дела. Да, может он будет испытывать (и скорее всего испытывать будет) тяготы бытия, но он не будет придавать им такого же значения, какое придает бестолковый народ, его окружающий. Раздувать. Такой же человек понимает - зачем он жертвует многим. Откуда тут взяться вселенской печали? Это добровольно взятый на себя груз. Хотя со стороны, народ, которому себя бесконечно жаль, по поводу и без, смотрит на такого - и ужасается, как же он так живет? На нем такое бремя, такие лишения! Ну и прочая чепуха. Я вот только поэтому говорю, что творец наш не проник внутрь своего героя; заявленная оболочка - одна, а нафарширована она прямо-таки кухонными суевериями (вот этими расхожими взглядами, которые ты, Кошка, сейчас озвучила, и надо полагать, разделяешь; либо я просто неправильно тебя понял).
Про счастье и несчастье (абсолютное) и Достоевских с Толстыми - к чему об этом?
Про власть над людьми (это уже Мансур) - мне кажется, что... опять же для человека, действительно увлеченного чем-то, эта власть не представляет собой какой-то ценности и интереса (и уж тем более это не бремя; просто какой-то побочный продукт), потому что есть куда более занятные и важные вещи, чем прикалывать кого-то танцевать-двигаться под свою дудку.
Администрация // Объявления
