Четвёртый десяток лет считал,
        что выход из душной комнаты
      рождает непостоянство.
Любую инструкцию можно получить,
           чуть усерднее разглядывая
                       незатейливый рисунок на шторах.
Коллекционировал орлов и решки,
       набралось уже с полсотни
                               вопросов, на которые не нашлись
           в коллекции подходящие.
Полтонны непрочитанных газет,
               полсотни неугаданных мыслей,
                      с десяток недоделанных глупостей
            и целое выходное воскресенье!
Стоя босиком на тёплом полу кухни,
               номер пиццерии – наизусть,
и просишь поторопиться…
            Маленьким, любил
забираться отцу на колени
                  и запах жареной картошки,
                        любил апельсины
         и нюхать, как пахнут книги.
Сейчас люблю только Тебя,
           люблю только Тебя,
                 моё запертое одиночество.
В предрассветном дыме
                комната кажется голубее.
       Большие площади,
                 кольцевые развязки,
               засыпанные снегом скамейки Летнего –
       всё помещается на
                     белой простыни.
   В случайности извилистых складок
                                  тончайшие очертания городов.
Иногда я рисую на стёклах море.
                Бездонность голубого глаза окна,
          как осколок чьей-то
                              щемящей тоски…
Но полдень поджигает солнце.
            Моё море стекает
                 гуашевыми ручейками на подоконник,
            оставляя заплаканную,
                       в подтёках краски,
                               Женщину уставшего окна.
Моя кошка прыгала с балкона
                 100 тысяч раз, но ни разу
                                           не разбивалась.
Я пробовал себя кошкой с обрыва…