Тошнота

Жара, неподвижные стрелки, кислый воздух плацкарта,
промасленные газеты, нечитанные тома.
Кажется, что этот состав уже нанесли на карту.
Антуан Рокантен в похожих условиях сошел с ума.
Именно так приносят время пространству в жертву –
ритуал начинается с того, что кто-то надрывает билет.
И вроде бы даже хочется сбегать до ветру,
но ветра здесь нет.

Чем заняться мертвецу в поезде

Желтая стрела отыщет дорогу домой –
как завещал мистер П поколению пидарасов.
Вагон – форма коридора, стремящегося по прямой
туда, где уснувшим уже не нужны матрацы.
Матрица все чаще сбоит. В возникающем дежа вю
ты забываешь, как склоняется слово дорога,
и все вокруг начинает напоминать твою
так и не найденную веру в бога.
Банальные рифмы – что может быть лучше под
сливающийся с мирозданием стук колес?
В соседнем купе слышно, как кто-то блюет –
видимо, так ему немного ближе до звезд.
Главное в поездах – это чтение несвежих газет,
самая добрая мысль, посещающая при этом: автор – зараза.
Не менее важно – не впалиться, доставая кисет;
такая нелегкая жизнь у поколения ганджубаса…

Ночь в незнакомом городе

Ночь. На деревянной решетке эмалированный тазик.
Трубка еле дымит, за сигаретами - влом.
Сосед через стенку забился не то в кошмаре, не то в экстазе.
Ранее это пространство именовалось дом.
Что будет завтра? Сплевываешь, как заядлый курильщик гаша.
Нужно позвонить в бюро будущего, но на балансе ни цента.
Как же зовут? Хорошо - есть паспорт, в нем написано: Паша.
Ночь. На столешнице цинковой неиспользованная плацента.
Снова ночь, опять ночь… С невероятным акцентом
произносит: подскажите, как мне найти гостиницу?
Уу, брат! Или сестра - не разберу в темноте. Оглушительным аплодисментом
тебя встретит портье, вывернет всю душу в улыбке, на шею кинется,
чемоданы схватит, ключи подаст - оно тебе надо?
Давай лучше к нам! У нас коньяк уже пятые сутки и девочки.
Сам откуда? Чьих будешь? А, ну знаю, конечно! Канада!
Ночь. Обопрись на поребрик, замри, иначе шарахнет по темечку
оживленная улица, где любое время суток - заочно.
Не поскользнись на собственных внутренностях, клоун с пунктирной слезой!
Если хочешь отсюда живым - убери заточку.
Ночь повторяется ежедневно. Ты ее не пропустишь. Отбой.

Про меломана

Преклонного возраста меломан перебирает свои винилы:
династия Тань, династия Лен, династия Зин...
На улице - Питер. Шагающие молотки, грабли, вилы:
стена. И размазанный по ней вазелин -
надпись: люди! не пейте, пожалуйста, сперму
из луж, в лужах она не стерильна!
Меломан закатывает глаза в попытке обуздать нервы,
но как всегда - в самый не подходящий момент - звонит мобильный.
Кто говорит?
Good news, everyone! мы летим на планету,
населенную метрополитенами, там много вкусного,
поэтому готовьте карманы, мешки, кисеты -
и постараемся сделать как можно больше во вред искусству!
А потом меломан заводит другую пластинку -
ту, что больше напоминает скрип диванных пружин,
она говорит, что лучше всего на свете просто спать в обнимку,
забывая про город и размазанный по нему вазелин.

Про самолеты

Узкие самолеты смерти летят над нами,
они знают все и поэтому не думают ни о чем.
Огромная сиська этого города звенит орденами,
поднимая в должности глину, делая ее кирпичом,
превращая болото в колоссальный фундамент,
памятник лжи будет стоять здесь вечно, не мешая жителям.
А узкие самолеты смерти все летят над нами,
незаметно для нас набирая скорости истребителей.

Про хиппи, звезды и трамвай

Трамвай под дождем переваливается через мост.
Белые ночи, черные тучи, а вы говорите – звезд!
кому это нужно, даже если их зажигают? –
думает потрепанный хиппи и одновременно едет в трамвае.
Трамвай между тем проходит уже три острова.
Хиппи жмется лицом к стеклу и бормочет: звездного
в этом городе мало, дождливого больше, и значит
я правильно сделал, что гитару вчера расхерачил.
Трамвай грохоча подходит к своему кольцу.
Хиппи пишет в блокноте: ловля прыщей по лицу
подобна поискам звезд в этом небе, под проливным борщом,
лучше всего быть трамваем и не заботится ни о чем,
кроме своих колес, трезвости пассажиров и стоимости проезда.
Хиппи видит лишь дождь и закрывает глаза в знак протеста.
Трамвай в предвкушении снов о звездах идет в трампарк.
Хиппи засыпает и так.

Про джедая

Рыцарь джедай с сигаретой идет на балкон.
Новое слово в механике января – зеленый газон.
Двигатель меланхолии – талый снег,
вот почему этот город не рассыпается третий век.
Вот почему твоя жизнь, джедай, третий год как идет на слом –
это якобы повод возомнить себя правым в борьбе со злом.
Ничего не поделаешь с этим уже третью тысячу лет,
с тех самых пор, как в подвале пылится велосипед,
с тех самых пор, как привык к передвижению на такси,
и выбор непрост: нанести визит или надеть Vizit –
в знак того, что над этим городом натянут большой гандон.
С этими мыслями рыцарь джедай идет на поклон.

Про солдатика

Стойкий оловянный солдатик топает ножкой,
сердится, что не слышат, думают будто стук в дверь,
говорят: не нервничай, потерпи немножко!
Надоело немножко, хочется прямо сейчас, теперь.
Солдатик шагает на мост, ему трудно сбить шаг,
сухое дын-дын непрерывно свербит в мозгу,
он держится за перила, потеет, приговаривает: как-нибудь так,
никаких немножко, сегодня, теперь, я смогу!
Пройти, не обрушив мост. На другой стороне Невы
солдатика ждет сияющий явствами дастархан.
Но это мечта, а не цель. В центре моста обрыв -
соладтик садится, свешивает ногу, достает из кармана план
города, покрытого чешуей таких чудо-рыб,
что ни в сказке сказать, ни вырубить топором.
Немножко - самодостаточный временной изгиб.
Солдатик превращается в ложку и печально мешает в стакане бром.

Про мыша

Шли мыши,
ехали крыши…
Бесполезное кровельное железо.
Цок каблучком,
цок коготком.
Эй, господа, чего шумите?
Потише!
Я пытаюсь забыться сном!
Самый гордый обитатель этого леса –
одинокий маленький мыш
с тонким голосом и хвостом.
Как однажды мыш теорему хотел доказать –
пошел войной на алгебру с тригонометрией,
а числа ему не давались –
стал от бешенства белый,
начал хвостик свой тонкий кусать,
такое вот дело,
такое у них, у мышей, поверие –
о том, что если пишешь
и не можешь никак написать –
виноват либо хвост, либо указательный палец.
Тут его злые дядьки в белых халатах и сцапали –
в поликлинику затащили,
заставили пить микстуру.
а он видел сон
про мышиную армию – пыль столбом,
они от горизонта шли –
кидались гранатами,
закапывали лопатами,
кричали что-то про диктатуру,
а потом
как один подходили к мышу и били челом.
Мыш проснулся в поту,
в поликлинике,
в клетке своей уютной:
почудилось –
кто-то скребется под полом,
задержал дыхание и ничего не услышал.
Господи! Что за шутки?
Гордый мыш почувствовал себя совсем маленьким,
беззащитным,
голым,
и к утру удавился своим тонким хвостом…

А в темноте за окном
шли мыши
и рушились крыши.