как выцветший стебелек
в поношеном платье в клетку,
доставшемся от соседки…
ну, в чём там душа держалась?

и кто бы подумать мог:
коснутся асфальта «балетки» -
от девочки-статуэтки
до чуда – одна лишь малость.

то плещет дивным огнем,
то гладит льдинкою взгляды,
и ей иного не надо -
лишь танец, и девочка в нём.

зеваки не подавали,
столпившись серою кучкой.
«какие тонкие ручки…» -
едва пронеслось сквозь толпу.

«и вы бы затанцевали
от голода, ну-ка, внучка» –
танцовщице-самоучке
в карманы сыплет крупу

растроганный бакалейщик.
достойны улыбки ребенка
две пригоршни прелой гречки
и слово доброе в след…

а кто-то, как по линейке,
уходит тихо сторонкой -
ни грошика, ни словечка -
подальше от детских бед.

о, равнодушие наше!
к чему нам горе чужое, -
вся жизнь – суета вокзала,
замазываем глаза

бесцветною липой кашей -
пусть души плотно укроет.
а девочка танцевала.
и что тут ещё сказать.