- Маньк, ты забор-то не заслонила? - Да не заслонила, маманя, успокойтесь. - Да нечего и успокаиваться. Мне с вечеру не соснуть, а тут ночью еще такие приключения! Видать ли яблони-то с дороги? - Да, видать! Беленые ж они. - А ну как гости-то еще и слепы? - Ой, маманя! Вы еще врача ветеринарного им пригласите. С каплями. Глазными. - А и то. Хучь хозяин, а все ж какая-никакая животина. Вон, надысь в ящике-то про тигров показывали президента и еще энтого, Люськиного любимца. - Микельанжелова? - Да какого Микельанжелова?! Энтого, что средь льдин голубицу свою телом согревал. - А...еще сказывали - русский он по крови. - Да ну?! - Аха. Святой истиный крест. Вертится он у меня на языке, да память отшибло, как у Шварца. - Какого еще Шварца? - Ну того, который Адольф...тьфу пропасть, вот нечисть-то не к ночи помянута. Ну, точно быть сегодня на ночь приключениям...Слышь, Маньк! - Ну, чё? - Ты фонарь-то красный повесь. Им сподручней будет на фонарь-то идти. А то опять нам всю ограду изломают, да и разбитая я словно колода буду после энтого цельный день. Скорей бы уж соснуть хоть с твоими таблетками. - Какой такой еще красный фонарь?! Вы в своём уме?! - А чё? - Да, то, фонари-то красные знаете на какие дома вешают? - На какие? - На такие, что срам вслух и произносить. Пойду ко я кобеля к дедовой избе на гору навяжу. А то как бы не слопали его вместе с яблоками. - Ой, Манечка, да ты гляжу совсем от одиночества одурела. Где ж это видано, чтобы медведя собак кушали? - А при чём тут это? С ними ж и волки могут придтить. Лето-то было какое сами знаете, поди в лесу и волки уже с голоду дохнут. -Ну, давай, дитятко, навяжи. А ночью-то особо, гляди, не разгуливай! - Да чё уж тут. Разгуливай - не разгуливай. Кобели-то в деревне остались которые только на четырех лапах. Остальные все с утра в стельку пьяные от дешевой водки вповалку лежат. Не до девок им! - Эх, доча, доча. Вот дожила-то я. Медведя по яблоки на деревню ходят. Мужики пропили самих себя, детей, внуков. Адольф учит наших царей уму-разуму. Эх! Старуха в сердцах захлопнула старую скрипучую дверь. По пустынным улицам деревни, средь заколоченных домов, раздавался унылый собачий вой. На небо нехотя всплыла луна и осветила заброшенный деревенский сад. Яблоки собирать было не для кого. Оставшаяся в девках подурневшая и состарившаяся Манька, охающая и крехающая бабка, да алкоголики-соседи. Мужа, отца, сына и брата кости давно уж сгнили на деревенском кладбище. Всех до срока унес зеленый змий проклятущий.
Вскоре с бутылкой в руке вернулась и Манька, посмотрела на луну, запрокинула назад голову и жадными крупными глотками осушила пол-бутылки, припрятав остатки на утреннюю опохмелку. Постояла еще на пороге, оглядывая тоскливым нетрезвым взором белеющие в темноте сада яблони. Под тяжестью плодов они склонили ветви до самой остывающей на зиму земли. Женщина тяжко вздохнула, голова ее безвольно упала на грудь, и вдруг, очнувшись, взвизгнула противным голосом внезапно сочинившуюся похабную частушку про яблоки, медведей, кобелей, Арнольда Шварценегера, Леонардо Ди Каприо, тигров, волков и прочих значительных персон. Но тут вдали послышался медвежий рёв. - Идут. Хозяин с хозяйкой. Ну, мишки, не поломайте тут хозяйство Машке, растудыт вашу мать! Не смазанная старая дверь дома еще раз скрипнула и со скрежетом затворилась. А медведи, осторожно ступая, обнюхивали воздух, шли на белеющие в темноте яблоневые стволы и долго-долго потом лакомились яблоками. |