Бывает еще, проснешься ночью где-нибудь в полвторого
И долго-долго глядишь в окно на свет так называемой Луны,
Хоть давно уже знаешь, что этот мир — галлюцинация наркомана Петрова,
Являющегося, в свою очередь, галлюцинацией какого-то пьяного старшины. (с) Пелевин
если честно, Хазаровский сверчок повлиял )
|
В глубине подъезда было мутно и пахло подвальными отторжениями канализации. На стенах надписей никто не производил, впрочем, как и шприцы от инъекций – обитатели состояли из пенсионеров. Разумеется, Юхан Вайомингович, один из последних ингерманландцев, пятидесятилетний девственник, к ним себя не приписывал. Он начал отрегулированное до мельчайших движений восхождение к себе домой. Нельзя отрицать, что у него все были дома, но сам он не всегда об этом знал, потому что в жизни всякое случается. Уже на двенадцатой ступеньке он влип во что-то неестественно мягкое, без запаха, запах потом ощутился, в иной ипостаси. Поскольку Юхан достигал равновесие исключительно на четвереньках, в этом мягком оказалась его левая рука, а затем всё остальное, что могло оказаться следующее за рукой. На тридцать пятой ступеньке рискованного подъёма что-то россыпью блестело и стало налипать на места Юхана, которые до этого побывали в чём-то влипшемся. Он внимательно присмотрелся – россыпью оказались мелкие чешуйки неведомого субъекта. «Нормально так» - размыслил, отковырнул одну из них и понюхал. Пахло кошачьим дерьмом и другим разумом. «Хреново. Что дальше будет..» Дальше чешуя с каждой ступенькой стремительно укрупнялась и прискорбно мешала движению. На восемьдесят пятом километре образовался обвал – пластины размером с тарелку спутникового телевидения смотрелись настоящим гнетущим торосом. Юхан начал подкоп. Чешуя летела в межлестничный пролёт с трепетным вздохом и пропадала в гулкой тишине. Её невесомость определялась лёгкостью, с которой она поддавалась нечленораздельным движениям пьяного человека. Дверь в свой дом была приоткрыта и даже пыталась приоткрыться ещё шире, но что-то стопорило. Юхан подполз поближе и попытался протиснуться в предложенный вариант входа. Вход не поддавался – его явно кто-то провоцировал захлопнуться. Через какое-то длительное время сопротивления вход издал жёсткое колыхание и одним плевком всосал в себя пьяный эмбрион подобия человека. Подобие чуть протрезвело и смогло шагнуть в первый виток цивилизации – на двух задних. Слева от порога что-то валялось, это чувствовалось – темнота шевелилась, но не пропускала обзор. Она давала дышать собой, впитывалась во всё вокруг и в конце повисла на шее Юхана заснеженной колючей петлёй и стала облизывать тело. Она наполняла собой каждый дюйм пространства, сожрала все близлежащие предметы и начала медленно стирать его самого. Удавка с шеи плавно скользнула по пиджаку и переместилась в ботинки, наполняя их жидкой субстанцией и проникая в каждую клетку Юхана. Где-то в области мошонки она остановила свой ход, и какое-то время сжимала уже очень длительное время сжатое, потом стиснула. Юхан взвизгнул и упал на то, что валялось слева от входа. То, что валялось, подпрыгнуло и окончательно заволокло чернотой всё, что ещё оставалось видимым. Гигантский сверчок блевал темнотой. В конце, срыгнув настольным светом, он равнодушно затянулся «Парламентом» и проницательно всмотрелся в рожденную им темноту. Рядом шевелился пьяный человек с поджатым хвостом, но чей-то ещё хвост важно вписывался в темноту. Соседский кот Пигмалион несколько лениво прожигал непроницаемость двумя затерянными на дне изумрудами. Кот накинул снисходительный взгляд на сверчка – он и его оранжевые трусы бокового лайнцмена великолепно просматривались в зелёном свете рентгена. Подле оранжевых трусов валялся скрученный обстоятельствами девственник и пустая банка из-под пива «Балтика-3». Пигмалион шевельнул лапой посудину и издал свой фирменный «Мурр». Затем со всего размаху ударил хвостом по банке и по инерции перелетел через Юхана. Лайцмен, потеряв одну чешуину, застрекотал. - Каждый сверчок – знай свой шесток - участливо резюмировал Юхан и ювелирно парировал ногой Пигмалионовский удар. Банка, дребезжа своей плотью, вылетела на лестничную площадку и шумно продефилировала по ступенькам, которые тем временем осиливал местный наркоман по кличке Азазелло. Привлечённый шумным падением футбольного атрибута, Азазелло подопытным взглядом мгновенно проникнул в теперь податливый вход. В кромешной тьме струились ядовитой зеленью два сигнальных огня, освещая оранжевый камуфляж чешуйчатого лайцмена и последнего девственника Ингерманландии. Матч на стадионе «Маракана» был в самом разгаре. Пигмалион с кошачьей гибкостью выпрыгнул на лестницу за скачущей банкой и почти сшиб Азазелло. На громыхающий шум из соседней квартиры выкатилась дородная тётка Алефтина Тиграновна, большая любительница подгоревшего птичьего мяса. На лестничной площадке разливалась непродавливаемая тьма, кожу которой резали сверкающие серебром чешуины, на одну из которых и наступила Алефтина. Падение было мягким и мучительно неестественным. Тиграновна, легко и стремительно преодолев несколько десятков ступенек, благополучно приземлилась в пропахшем кошачьей мочой подвале. За ней веером впорхнула серебристая чешуя, а через несколько мгновений её пышный бюст накрыл своими оранжевыми атрибутами гигантский лайцмен. Преодолев тот же путь и тем же транспортом, прибыли Юхан, наркоман Азазелло и воинствующего вида кот Пигмалион, завершив шевелящуюся композицию, из-под которой нервно подёргивались шлёпанцы Алефтины. Сверчок невнятно урчал, стряхивая со скользкого тела лишних свидетелей. Тиграновна, учуяв запах горелого, исходящий от лайцмена, вцепилась в его усы и дрожаще завизжала, призывая к действию неведомый разум. Из уст разума сыпались битые десертные тарелки и фраза «я жив». Далее по тексту никаких действий не происходило, если не считать момента, когда пышнотелая соседка тайком от Пигмалиона примеряла оранжевые бриджи и развешивала сбитых машинами голубей на высоковольтные провода.
Postscriptum:валялось старьё, пусть будет )
|
Библиотека // Объявления
