Во время убийства Баська был хлоднокровен. Он нихуя не был тем Баськой, которого я знал всё детство. Видишь тропу через ущелье смерти? А сейчас это просто беговая дорожка. Время едет на телеге. Не суетись, течение само вынесет, говорил утопленник.

Когда Баська драл самку, я в шоке тёрся в углу, он игнорировал мой фантик на нитке, я плакал. Это он, лучший мой друг, я а боящийся плюнуть в спину ещё, накручивал сопли на басик. Баська. Сибирская ярость в микромасштабе.

Его со мной не было, когда учился приколачивать, он учил своих детей грамотно гадить. Потом его не было, потому что он стал старее меня. Под носом выступила седина, а в глазах поселилось безразличие. Скажем, если он шёл прямо, а ты поднял, повернул его на сто градусов и поставил обратно, он всёравно шёл прямо.

Баська терял захлебнувшихся внуков. Он смотрел с болкона на молодых, уличных, дерзких и ничего не мог о себе вспомнить. Оставалось хвалить свой сытый живот и отсутствие шрамов.

Когда Баська умер, а точнее превратился в информационно-волновой поток, я пришёл к выводу, что мне не нравится ничего из построенного, сказанного, сфотографированного, срифмованного людьми за последнее время, и наличие их меня напрягает.

Так и живу: охочусь, порюсь и пытаюсь грамотно гадить.