Костик – он был худ, рыж и говорил «мы, якутЫ».

Когда мы с ним пробирались на «Ниве» по неверным грунтовкам прозрачной якутской тайги с редкими чахлыми лиственницами, бесцветными и костлявыми, как московские тинэйджеры, и, подобно им же, редко развивавшимися до зрелой коренастости на тощем якутском грунте, - он вертел своей головой с медными космами, как вертолёт пропеллером, и успевал заметить и грибные шляпки в зелёном мху, и мелкие кустики голубики с тёмными каплями ягод, требовал тут же остановиться, потому что у них, «якутОв», самая пора для собирания припасов на долгую северную зиму. Если время позволяло, я останавливался, из следующей за нами «буханки» вываливалась остальная бригада и дружно принималась обрывать ту же голубику или собирать грибы на жарку.

Мы уже полгода боролись то с мерзлотой, то с бездонной хлябью, строя ЛЭП вдоль нового нефтепровода в окрестностях Нерюнгри: все сто километров от Беркакита до самого Хатыми. Как обычно, не хватало сварщиков: своих классных не было, а местных, как гребёнкой, проредили трубопроводчики. Хозяин базы в Нерюнгри, где мы арендовали угол в ангаре, рекомендовал нам Костика, который подрабатывал у него «куда пошлют» в ожидании восемнадцатилетия, когда сможет, наконец-то, получить все дивиденды с отличного диплома об окончании школы сварщиков.

Сначала Костика отправили на соседний участок километрах в сорока от нас - к Валерке Зарипову, и он там подвизался неделю или две, прежде чем его, от греха подальше, перевели к нам, очевидно, рассчитывая, что и у нас он недельки две продержится.

Когда он, длинноволосый, с сантиметровыми турбинами в ушах и парой колец в губе, нарисовался на нашем участке, причина его конфликта с суровыми зариповскими электролинейщиками стала очевидна. Мы как раз пошабашили, наш главный инженер, привезя и оставив нам Костика, убрался восвояси, мы с Костиком только успели поздороваться («Как зовут?» «Костик. Но зовите меня «Крэг»» «Почему «Крэг»?» «Ну, так, меня все зовут «Крэг»»), мои ветераны уже успели принять на грудь, и я, ещё и не начав толком разговора с Костиком, почувствовал странное возбуждение среди своих работяг: эманации этого возбуждения будто сочились через распахнутую дверь их вагончика, собираясь тревожным прозрачным облачком над металлической площадкой трапа, и я, уловив их тем шестым чувством, которое развивается у всякого начальника участка, направился прямиком к источнику. Когда я зашёл к своим гвардейцам, двое – Марат с Лёхой - метались по бытовке: Марат, сорокалетний худощавый татарин, явно накручивал себя перед предстоящим мордобитием, Лёха, двадцатипятилетний рыжий и ражий здоровяк, его, Марата, типа, успокаивал, а ещё четверо разновозрастных моих работяг топтались рядом, готовые участвовать в любом развитии событий.

- Мужики, в чём дело?

- А ты глянь на него: вид как у пидора! Я сейчас набью ему морду! – прошипел Марат, бледный от возмущения.

Мне как-то пришло в голову, что работяг наших можно условно поделить на «эльфов» и «гномов»: если для первых важнее всего удовольствие от проделываемой работы, и они отличаются развитой фантазией и смекалкой, то вторые ставят вперёд меркантильный интерес и ради «злата» готовы горы свернуть, особенно не заморачиваясь путями достижения цели. В связке они отлично работают, сочетая остроумие «эльфов» и выносливость «гномов». Бывают у них споры, в которых, как правило, «эльфы» побеждают, а далее «гномы» упорным трудом утверждаются в их правоте. Скажем, Марат был ярко выраженным «эльфом»: сообразительный, весёлый, с ходу умеющий чисто интуитивно, на «чуйке», решить любую инженерную задачу. А Лёха – «гном», сильный и работящий, способный трудиться без устали и преодолевать любые преграды, если они преодолеваемы при посредстве физических сил. Однако, в деле побития Костика Марат собирался действовать просто и прямолинейно, без всяких фантазий, а Лёха желал, как я понял, несколько усложнить задачу, дабы произвести экзекуцию на основе общего консенсуса и без карательных последствий.

- Мужики, – сказал я, - я сам этих приколов не понимаю: кольцо в нос - перо в жопу. Но, может, сначала глянем, каков работник? А за патлы-кольца пусть папа с мамой его воспитывают? Мы сами лет тридцать назад хаеры до плеч носили.

- Ага, - поддержал меня Лёха, - у меня батя в восемнадцать лет на фотке – волосы до лопаток!

Марат, как истинный «эльф», разом как-то помягчел лицом, расслабился и решил проявить толерантность в отличие от зариповских беспредельщиков.

Костик приступил к обварке фундаментов опор ЛЭП в количестве шести штук на крутом склоне над Тенистым ручьём с самого утра, как только мы затащили ему наверх ДЭСку, и варил до поздней ночи, пока совсем не стемнело, без перекуров и перерывов на обед, перекусывая на ходу прихваченными из дому бутербродами, и закончил работу в два дня вместо недели. Мои мужики, хоть и ворчали, что, если бы им тоже платили по факту, а не в день получки через два месяца на третий, они тоже бы рвали жопу, не жалея, - их восхищение Костиной упёртостью было неподдельным.

Осенью, ещё до морозов, когда вовсю лили холодные дожди и уже было видно окончание строительства, наш городок в тайге ликвидировали, оставив один штабной вагончик, бригада уехала в съёмную квартиру в Нерюнгри, а у меня в моей многострадальной «Ниве» зашумели-захрустели ступичные подшипники, и подшипники полуосей были уже не к чёрту, и мы с Костиком остались вдвоём ковыряться с ремонтом.

Стемнело, моросил дождь, свету было – только тот, что падал из-под козырька вагончика, мы были мокрые, замёрзшие, грязные, мы грели газовой горелкой втулки полуосей до желтизны, потом загоняли на полуось, запирая подшипник, одну втулку пришлось греть дважды, и через неделю, когда я разогнался на АЯМе по пути в Нерюнгри и выворачивал влево вслед за серпантином дороги - я посмотрел машинально в боковое зеркало и обнаружил, что заднее моё колесо вынесло на полметра в сторону: вот-вот оно выскочит вместе с полуосью из заднего моста, а скорость у меня – за сто.

Так повелось, что Костик не оставался ночевать на участке – я отвозил его в город, где он жил с мамой, сам я ночевал в офисе, а с утра забирал его обратно на трассу. Дороги всей было километров семьдесят, а для Якутии семьдесят километров – не расстояние, всё равно, что в Москве семь километров по Варшавке. Потом Костик, от щедрот наших, снял себе квартиру, куда и меня, бывало, затаскивал, и я вовсю расслаблялся в кресле, слушая его со товарищи базары о гигиене пирсинга (а Костик был у них первый «прокольщик»), о планах по открытию тату-салона (а Костик в свои семнадцать успел уже поработать тату-мастером в Новосибирске), о будущих концертах панк-группы, в которой Костик-Крэг значился фронт-меном, и было мне подозрительно, что женится он на порядочной девушке Ане, готовой проколоть себе всё, что угодно, лишь бы быть «в теме», а она училась во Владивостоке; будучи в Нерюнгри, не отпускала Костика ни на шаг; и готова была, кажется, упаковать Костика в ручную кладь и уволочь с собой во Владик, чтобы никакая длинноногая случайность не нарушила её планов.

Как-то в августе, солнечным днём, бригада наша укатила на АГП к соседям в сторону Хатыми устранять чьи-то недоделки, и с дороги Лёха дозвонился, что случилась у них поломка, мол, выручайте.

На участке оставались я да Костик: возились с подстанцией, собирали обрешётку обшивки фундамента, он – со сваркой, я – с теодолитом. Делать нечего, завели «Газон» - БКМ, Костик – за руль, я – рядом. Через шесть километров дорога вдоль трубы перекрыта – соседи запрудили техникой, ждать – часа три-четыре, пока они свои работы закончат. В объезд – под горку да по болоту вдоль Чульмакана, потом по Чульмакану, а после всё в гору да в гору километр за километром до самого до места, где наши ковыряются с заглохшим АГП.

Мы весело, на скорости, подкатили к спуску – спуск открылся перед нами разом, всего метров сто, крутой – сверху кажется чуть ли не отвесным. «Первую скорость!» - скомандовал я, и Костик выжал тормозную педаль, чтобы сбросить скорость и переключиться со второй, и, уже бледный, выдал: «Нету тормозов!» Машина поскакала под горку, норовя вывернуть колёса, будто подтормаживая ребром: «Держи руль! - я старался не кричать. – Держи руль, Костя!» И он изо всех сил держал руль, а я видел, что там, внизу, дорога резко поворачивает влево, и я, упершись в поручень, уже прикидывал, где возможно будет прервать спуск прежде, чем мы улетим в Чульмакан далеко-далеко внизу.

Спасибо дорожникам: они нагребли земляной отбойник, подобный трамплину, сверху незаметный – мы, миновав нижнюю точку, взлетели на этот «трамплин» и встали, потеряв скорость, как «катюша» на постаменте.

«буханка» - грузо-пассажирский «уазик»

ЛЭП – линия электропередач

Нерюнгри – город на юге Якутии, второй по значению

Беркакит – железнодорожная станция в 10 км от Нерюнгри

Хатыми – Большое Хатыми, посёлок между Нерюнгри и Алданом

Крэг – 1. кристаллическая форма кокаина 2. разновидность нубука, мягкая кожа

ДЭС – дизельная электросварочная станция

АЯМ – Амуро-Якутская магистраль

АГП – автомобильный гидравлический подъёмник

БКМ – бурильно-крановая машина

«газон» - автомобиль марки «ГАЗ»

Чульмакан – река в Якутии