«Мир, у которого есть шанс»

Алексей Нодарович

Харьков, Апрель-Май 2006.

Яркий луч солнца вернул меня к сознанию. Прищурив отвыкшие от света глаза, я попытался пошевелить руками. Безрезультатно. Самое странное, что я практически ничего не помню. Хотя… Меня зовут Паша, Найда Павел Александрович – хоть что-то. Повинуясь усилиям воли, память постепенно возвращалась, как, впрочем, и способность шевелиться. Сделав усилие, я начал вспоминать дальше, по крупицам отстраивая в памяти картину происходящего. Мне сорок лет, я довольно-таки преуспевающий врач-невропатолог. Дальше было уже легче - свалка, состоящая из обрывков мыслей и ощущений, постепенно выстраивалась в логическую цепочку. Из родных у меня есть жена и сын, и еще… И еще у меня рак легких в конечной стадии. А в наши дни этот диагноз означает приговор. Я уже, было, отчаялся, когда узнал о новой исследовательской программе НИИ Экстремальной Хирургии. Специалисты из этого центра предлагали смертельно больным пациентам сохранение тела на сто и более лет. Принцип сохранения, понятное дело, умалчивался по соображения секретности. Не видя другого выхода из сложившейся ситуации, я согласился на этот безумный эксперимент. Меня готовили около месяца, я даже не мог повидаться с женой и сыном. А когда все приготовления были окончены, меня привели в просторный зал с белоснежными стенами. Я оглянулся и увидел сына, стоящего возле входной двери. Мне, помниться, тогда запомнилось его лицо. Все-таки ему разрешили последний раз взглянуть на отца. Это – мои последние воспоминания, все прочее словно окутано густой черной пеленой.

Мои размышления прервал сухой равнодушный голос, прорывающийся откуда-то изнутри, из заспанных недр сознания. Голос звучал на удивление отчетливо:

- Здравствуйте, Павел Александрович. Вы беседуете с оператором автодока инв.номер МП- 25956-КД-А. Согласно заложенной в автодок программе, ваше тело было извлечено из темпорального кокона, поврежденные части тела были удачно регенерированы. Также, согласно завещанию вашего сына Найда Михаила Павловича, о вашем пробуждении был извещен ваш ближайший кровный родственник – гражданин Flare21, известный в реальности как Найда Максим Олегович. В данный момент он ждет вас у выхода из станции автодока. В течение ближайших трех месяцев, гражданин Flare21 будет осуществлять контроль за вашей интеграцией в современное общество. Вы будете обеспечены стандартным жильем, находящимся в непосредственной близости от блока гражданина Flare21, а также стандартным терминалом СПРЖ с ограниченным набором функций. Ваши вопросы?

Голос деликатно замолчал, на что я, по правде говоря, среагировал несвоевременно. Только подумать - все моральные и материальные ценности, полученные в моей жизни – всего лишь мусор, раритет, в жизни нынешней. Но нужно как-то жить… Собравшись с духом, я произнес:

- Уважаемый оператор, что такое СПРЖ?

Некоторое время в зале царила гробовая тишина, наверное, оператор формулировал ответ. Наконец-таки в сознании возник безразличный голос моего собеседника:

- Вы можете не использовать речевой аппарат для связи с оператором автодока, так как находитесь внутри его функциональной зоны. В дальнейшем генерируйте вопросы внутри сознания. Ответ на ваш запрос. Стандартный терминал СПРЖ - это система перемещения Реальность-Жизнь. С помощью данной системы носитель сознания в Реальности может переносить его в Жизнь. Ваши вопросы?

- Что такое Жизнь и чем она отличается от Реальности? – Спросил я мысленно – Вывести пояснение для гражданина с уровнем знаний 2006го года.

На этот раз оператор автодока сработал оперативно, видать в первый раз он не понял голосовой команды:

- Жизнь – электронная форма сосуществования сознаний граждан, живущих в Реальности. Для гражданина с вашим уровнем познаний можно добавить, что Интернет, существовавший в те времена, являлся прообразом Жизни. Дополнительная информация. Жизнь дает возможность гражданам с идентичной направленностью интересов находить друг друга, общаться, создавать новое. Жизнь – идеальная система сопряжения работы и отдыха. Ваши вопросы?

- Вопросов нет. – Сказал я вслух, умышленно.

- В таком случае пройдите к выходу. Всех благ, удачи в Жизни.

Мне показалось, или оператор изменил тон, выражая недовольство моей выходкой? Как бы то ни было, но мне пришлось пройти к массивной дубовой двери с табличкой «Выход». Больше всего меня удивило, что и дверь и табличка были довольно-таки обыденными, привычными для глаз.

Отворив дверь, я изумился. Куда-то делись однообразные витиеватые коридоры НИИ Экстремальной Хирургии, по которым я ходил сотню лет назад. Эта дверь вела прямо на улицу. Я бы еще долго стоял и удивлялся подобным нововведениям, если бы мои размышления не прервал небритый парень, лет, эдак, двадцати от роду. Худой такой, с взлохмаченной шевелюрой и заспанными глазами. В наше время сказали бы – типичный программист. Одет он был, к слову, в затертый до дыр синий комбинезон с черно-белой нашивкой на груди. Присмотревшись, я прочитал надпись «Flare21», видать это и есть мой дальний родственник. Прапраправнук или кто-нибудь в этом роде. Если говорить честно, я не на шутку удивился такому облику - все-таки двадцать второй век, а не двадцатый.

Вид у него был на редкость расстроенный, как будто его заставили работать в выходные или оторвали от любимой игры. В общем, моим появлением гражданин Flare21 доволен не был. Странно, я ожидал совсем другого развития событий. В наше время съехалась бы вся родня – смотреть на прадеда из семнадцатого века, а тут – недовольство.

Наконец-то он соизволил подойти и представиться:

- Flare21, рад знакомству.

- Я тоже рад. – промолвил я, подражая нахальному тону юнца – Слушай, Flare21, а имя у тебя есть? Меня, например, зовут Дядя Паша.

Родственник недоуменно сдвинул брови:

- Какое имя? Вы, наверное, имеете в виду наименование?

- Имя, которое тебе дали родители. – Проговорил я, как бы по слогам.

- Найда Максим Олегович, но это не имя, а наименование.

На этот раз настала моя очередь удивляться:

- Если ты Максим Олегович, то тебя должны называть Максим, или Макс.

- Слушайте, Дядя Паша, не злите меня. – Разозлился Максим – Может быть сто лет назад и пользовались такими архаизмами, но в Жизни граждан принято называть по нику. А наименование, которое вы почему-то называете именем, используется лишь при выращивании ребенка. Это своего рода традиция. Так что садитесь в машину и ничего не спрашивайте, пока мы не приедем, хорошо?

Выхода у меня, похоже, и вправду не было, поэтому пришлось безропотно выполнить указания нерадивого родственничка. К слову, машина выглядела довольно-таки обыденно, как и большинство зданий. Такими же обыденными были тротуары и дороги, на которых виднелись свежие асфальтовые заплатки. Странное будущее получается, никаких тебе самодвижущихся тротуаров, телепортов и прочих неизменных атрибутов фантастических романов.

Машина ехала на удивление мягко, плавно проходя через повороты и ловко объезжая большие ямы. Хоть что-то сумели сделать по-человечески. Время летело, машина двигалась вперед, а родственник за всю дорогу даже не открыл рта, не включил музыку. Какие-то они все ненастоящие, что ли.

Я даже не заметил, как машина остановилась, такое впечатление, что для нее не существовало законов инерции. Но, как бы то ни было, мне пришлось выйти из этого новомодного чуда техники и пойти за Максимом вглубь темного грязного подъезда, расположившегося в небольшом четырехэтажном домике. На втором этаже было всего две квартиры, в одной из которых, по словам родственничка, буду жить я. Сделав приглашающий знак рукой, Максим отворил дверь одной из квартир и вошел внутрь. Из проема дохнуло сыростью и какими-то синтетическими концентратами.

- Чем это пахнет? – спросил я, тщетно борясь с приступами рвоты.

- Едой. – Деловито ответил Максим, проходя на кухню. – Я как раз приготовил поесть.

Да уж. Если тут едят пишу с таким запахом – мне придется довольно тяжело. Кое-как справившись с тарелкой мутно-желтой жижи, я отодвинулся из-за стола. Максим, закончивший трапезу минут десять назад устало смотрел на меня, всем своим видом выражая «Ну и принесла ж тебя нелегкая…». Пользуясь таким положением, я решил выведать из него как можно больше информации:

- Максим, расскажи мне о современном мире - чуть-чуть истории, родственников и так далее. Про Жизнь расскажи, про общество, наконец.

Как ни странно, но Максим обрадовался моему предложению, скорее всего, он хотел меня как можно быстрее сбагрить. И если он расскажет что-нибудь ценное, я от него отстану.

- С тех пор, как ваше тело сохранили в темпоральной капсуле, мир изменился. То, что вы видите за окном – это всего лишь Реальность, а настоящие технологии и перемены выразились в одном слове – Жизнь. Потомок вашего Интернета объединил всех людей планеты Земля. Мы отказались улучшать Реальность, мы преумножаем достоинства Жизни. В ней можно делать все: писать программы, создавать алгоритмы, изучать любые дисциплины, обмениваться данными с другими гражданами. Мы оперируем колоссальными объемами информации. Жизнь – это чудо, ниспосланное нам свыше. Вам дали СПРЖ – это прошлый век, никчемный способ приобщиться к Жизни. Самые богатые и продвинутые люди используют имплантированные в мозг контроллеры перехода по схеме Реальность – Жизнь. Они обеспечивают постоянное и качественное подключение к Жизни. Вы сможете приобщиться к ней уже сегодня. Но это не все, что я хотел сказать. Ваш сын все время ухаживал за вашим дачным домиком на водохранилище Старый Салтов. А когда он умер, его сын ухаживал и так далее. Мой отец перестал заниматься этой ненужной тратой времени и оплатил труд рабочих, так что ваша дача цела и невредима. Правда, ума не приложу, зачем нужна дача, не подключенная к Жизни.

Страшная картина вырисовывается. Неужели это общество настолько зависит от сети, что забыло вечные истины – любовь и красоту? Неужели они не видят их? Для них все затмила эта так называемая Жизнь. Но мне еще предстоит во всем этом разобраться, а пока есть возможность – нужно пытать убогого душой родственничка:

- Максим, а где твой отец?

Парень флегматично пожал плечами:

- А мне откуда знать? Я ему не нужен, он мне не нужен. Зачем создавать лишние хлопоты друг другу?

- А девушка у тебя есть? – спросил я, пытливо рассматривая сраженного наповал Максима.

- А зачем мне девушка? Что от нее толку? Детей я исправно делаю, что еще нужно?

Да… Этот мир ужасен. Самая настоящая антиутопия, нечего сказать. Они не знают любви… Что ж, я больше не могу слушать таких противных сознанию речей. Я из другого мира. Мира, в котором есть любовь и ненависть, радость и горе, красота и мерзость. Но тот мир мертв.

- Ладно, Максим, – сказал я, приподнимаясь с табуретки – пойду-ка я к себе в квартиру, не буду тебя отвлекать.

С этими словами я направился к двери, пропуская мимо ушей напыщенные фразы моего родственника. Ему в тягость, мне в тягость, зачем мучиться? Мне поможет только сон, здоровый сон. Я машинально открываю двери ключом, заблаговременно выданным мне Максимом. Все! Спать!

Проснулся я от теплого дыхания. Еле-еле приоткрыв глаза, я заметил маленького темноволосого парнишку лет десяти, не больше. Обычный земной пацаненок. Сидит на корточках возле дивана и рассматривает. Наверное, по двору прошел слух, что вселился необычный сосед, вот он и пришел. Ну ничего, пусть сидит. Он, по крайней мере, интересуется, хоть никакой мне и не родственник. Сидит, глаз не отводит, смотрит как на статую. Любопытно было бы с ним поболтать.

Я делаю вид, что потягиваюсь, и сонными глазами впиваюсь в мальчишку. Храбрый, не убежал.

- Дяденька, а вы из Темных Веков? – неожиданно спросил мой посетитель.

Ха! Двадцатый век, оказывается – Темный. Мальчик, видать, понял свою ошибку и робко проговорил:

- Извините. У нас так называют время, когда не было Жизни.

- Значит я из Темных Веков – согласился я, сладко потягиваясь. – А ты кто такой?

- Я Radiated. - гордо ответил паренек.

Опять та же песня. У них что и вправду имена не используются? Есть не хотелось – вчерашний «суп» был очень питательным и, вдобавок, очень вонючим. Присев на край стула, я повернулся к мальчонке, не сводящего с меня глаз.

- Хорошо. Допустим. – Начал я – У тебя есть имя, или как там оно у вас… наименование? Меня, например, зовут дядя Паша.

Мальчик сосредоточенно почесал голову и через некоторое время изрек:

- Виталик. Да, меня зовут Виталик. А что?

Хорошо хоть, что не сказал полное ФИО, как Максим. Этот Виталька мне определенно нравиться. Неплохой мальчишка, смышленый.

- Хорошо, Виталик. А чем ты сейчас занят? Ну, кроме того, что со мной разговариваешь?

- Мои родители сейчас в Жизни и будут там до самого вечера. А я не хочу, там неинтересно. Вот и гуляю то тут, то там.

А это уже лучше. Если этому мальчику неинтересно в Жизни, значит не все так запущено в этом мирке. И тут в моей голове появилась одна занятная мысль.

- Слушай, Виталик, а ты когда-нибудь был за городом?

Глаза мальчика округлились до такой степени, что, казалось, вот-вот вылезут из орбит.

- Вы что? Нет, конечно! Мы с мамой и папой никогда никуда не ездим. Там же Жизни нет, а они без нее никуда не поедут. А вы что, за город едете?

- Еду – деловито сказал я – Мне нужно заехать на свою старую дачу, посмотреть там кое-что. А потом я пойду на речку купаться.

Глаза мальчика округлились до непередаваемых размеров:

- А что такое купаться?

Ну это уже ни в какие рамки не лезет. Они даже не купаются, эти люди будущего. Значит, им неведомы те простые радости жизни, которые помогают нам порой спастись от суеты большого города. Они не видели природы, значит, не знают Русской души, не умеют чувствовать. У них осталось лишь одно ощущение – радость обмена информацией. Люди ли они после этого? Может быть, они заплатили слишком высокую цену за всемирную сеть, так подло названную ими Жизнью?

Собравшись с мыслями, я подошел к Виталику и тихо сказал:

- Ты когда под душем моешься, там воды мало. А в речке ее очень много. И еще там очень красиво.

Мальчик схватил меня за руку и, посмотрев на меня жалобным взглядом, спросил:

- Дядя Паша, а можно я с вами поеду? Клянусь, я вам не буду мешать, честно-честно! Можем даже на моей машине поехать. Прямо сейчас, вы только говорите – куда.

Признаться, я не стал спрашивать, откуда у мальчишки машина. Главное, что она у него есть и он не боится ехать на ней за город.

- Ладно, уговорил – соглашаюсь я – Беги вниз, заводи свою машину.

- Есть! – задорно крикнул мальчик и скрылся за дверью.

Надев куртку, я пошел за ним, медленно спускаясь по ступеням. Внизу меня ждет новенькая спортивная машина неизвестной мне марки. Все-таки сто лет прошло!

Выйдя во двор, я быстро, дабы не привлекать лишнего внимания, сел в машину, и повернувшись к Виталику, спросил:

- Ты знаешь, где Старый Салтов?

Мальчик ехидно улыбнулся и показал пальцем на сенсор «Автоводитель».

- Он знает.

Красиво все-таки на Старом Салтове. Как-никак, самое живописное место Харьковщины. Всю дорогу Виталька смотрел в окно, рассматривая луга, поля и реки, которые мы проезжали. И все расспрашивал… Очень забавно, когда человек не знает, что такое корова. Приходиться ему объяснять, что молоко, которое он пьет по утрам, делает не фабрика, а вот это самое странное животное. За объяснением следует стандартный вопрос: «А как корова делает пакетики?». Приходиться объяснять, что корова делает молоко, а уже на фабрике его разливают в пакетики.

Странный мир. Тая в сердце надежду, я думал, что сельские жители остались более близкими к природе. Но увы, оказывается, что в этом мире сельских жителей нет вообще – все население ютится в городах, а сельским хозяйством занимаются специализированные аппараты. От уютных деревенских домиков остались лишь руины, а с ними превратился в пыль сам сельский образ жизни. Человек самостоятельно выбрал такой путь. Он отрекся от природы, предпочитая жизни реальной Жизнь виртуальную. Постепенно они перестали ездить на вылазки, гулять по лесу, собирать грибы. Погибли морские курорты и лыжные базы, погибло все, чем жило человечество в мое время. Печально.

Когда машина остановилась, и Автоводитель отрапортовал о прибытии на место назначения, мое сердце затрепетало. Вот мой дом, в котором мы всей семьей проводили выходные, дом, в котором я провел последний год своей настоящей жизни. И вот он гордо стоит на пригорке, целый и невредимый. Такое впечатление, что время, нещадно уничтожившее всю культуру того времени, обошло его стороной.

Потрепав Витальку за волосы, я открыл свежевыкрашенную зеленую калитку. Сад, беседка, уютное крылечко - все осталось прежним. Мишка поступил правильно, решив сохранить дом в первозданном мире. Наверное, он предвидел, как ужасно мне будет житься в этом мире. Без труда отыскав запасной ключ, хранящийся под цветочным горшком, я зашел в дом, жестом приглашая войти моего юного гостя. Вот они – полки, заставленные книгами, старый журнальный столик, кресло-качалка. Все мелочи, придающие неповторимую ауру жилому дому, были на месте. Вот висит на стене старинная карта СССР, на окнах растут комнатные цветы в разноцветных горшочках, на столе стоит старинная свинья-копилка из папье-маше (сделанная, по-моему, еще во втором классе), а рядом с ней стоит маленькая хрустальная вазочка, в которую чья-то заботливая рука вставила флажок Партии Регионов.

Присев в кресло, я краем глаза заметил Виталика, робко просматривающего корешки книг.

- Что, интересно? – спросил я

Мальчик кивнул, даже не соизволив повернуться в мою сторону:

- Ага. Дядя Паша, а что такое «Клиффорд Сайгак. Что может быть проще времени»?

Я засмеялся:

- Дурачок ты… Не Сайгак, а Саймак. Был такой писатель американский, фантастику писал.

- А что такое фантастика? – недоуменно спросил мальчишка.

- Фантастика, - пояснил я – это такой литературный жанр. В нем писатель выдвигает определенную идею книги, а потом облачает ее в нереальные формы. В общем, литература о несбывшемся.

- Интересно. – Сказал Виталик, усевшись на край журнального столика. – Я увидел столько книг со странными названиями. У нас дома книг нет, а в сети они все технические, не интересные. Вот, например, я прочитал книжку «А. Соколов. Решение проблем ДАПК-доступа в Жизнь по высокоскоростным ЛР-каналам с помощью специализированной утилиты Access-Manager 3.12».

Я хмыкнул:

- Так это же техническая литература. А книги со «странными» названиями – литература художественная.

- А у нас нет художественной. У нас просто Литература.

Час от часу не легче. Они еще и читать перестали. Скривив лицо в саркастической улыбке, я произнес:

- Ничего. Все будет хорошо. Когда мы вернемся из похода, я тебе дам несколько интересных книг для твоего возраста. А сейчас нам нужно собраться.

Закончив фразу, я направился на кухню. Уму не приложу, откуда там взялась свежая картошка, но, как говориться, против факта не попрешь. Набрав из ведра около килограмма картошки, я сложил ее в целлофановый пакетик и бросил на дно старой походной сумки, заблаговременно снятой с антресоли. А через несколько минут в сумку попали: перочинный ножик, подстилка, котелок, спички, соль, перец, рисовая каша и банка армейской тушенки, смазанная солидолом. Очень странно. Как в доме могли появиться эти продукты? Не могли же автоматы, обслуживающие участок, каждую неделю привозить свежий провиант! Чудеса, да и только.

На помощь пришел Виталик, с гордым видом объяснивший, что мой участок обслуживают не автоматы, а такой же темпоральный кокон, как тот, в котором хранилось мое тело. Значит все эти продукты положил отец Flare21, отказавшийся ухаживать за домом самостоятельно. А теперь, когда я вернулся, кокон автоматически отключился. Фантастика…

Завершив недолгие сборы, мы двинулись в путь. Неугомонный мальчишка всю дорогу расспрашивал меня обо всем, что замечал. Точь-в-точь, как во время поездки на машине. Надо же! Все ему интересно! Почему маленькая птица (дятел), бьет носом по дереву? Почему в лесу никто не убирает толстый слой прошлогодних листьев? Почему мы обошли стороной семью полосатых зверюшек (диких свиней), а не поговорили с ними? И так далее и тому подобное. Но рассказывать мальчику о жизни Реальной было интересно. Если я смогу привить ему некоторые человеческие качества – у меня появиться хороший собеседник, и мне будет не так одиноко в этом чуждом человеческому восприятию мире.

Наконец-то мы подошли к заветному заливчику, о котором я много рассказывал Виталику по дороге в лесу. Самый обыкновенный заливчик, ничем не примечательный. Тысячи таких потенциальных мест отдыха разбросаны по всей нашей Родине. Расстелив подстилку и выложив продукты, я перешел к главной стадии вылазки – разведению костра. Нет, пожалуй главная стадия вылазки – употребление раствора этилового спирта и воды под шашлык. Но, к преглубокому моему сожалению, водки и мяса не было в помине. Да и не будешь же поить водярой десятилетнего мальчишку…

Печально вздохнув, я зажег костер с одной спички, и повернулся к сидящему у воды Виталику. Мальчик с таким восторгом смотрел на волны, созданные по велению легкого летнего ветерка, что отвлекать его от этого занятия казалось кощунственным. Но все же…

- Виталик! – Воскликнул я, садясь на подстилку – Иди сюда!

Пацаненок сломя голову понесся ко мне и, с размаху плюхнувшись на землю, затараторил:

- Дядя Паша! Я там такую зверюгу видел - она под речкой сидела, у нее глазища страшные-престрашные!

- Это не зверюга, а лягушка. – Пояснил я – И сидела она не «под речкой», а в воде.

Но Виталику было все равно - он смотрел огонь. Смотрел с таким нескрываемым почтением, как смотрели на него наши дикие предки. Это дитя современной цивилизации никогда не видело живого огня. Конечно! Какой там огонь, когда они еду получают в виде пищевого брикета, из которого получается мутная вонючая жижа, которую я ел у своего дальнего родственничка. Нет! Современные жители не видели открытого живого огня…

- Как красиво… - заворожено произнес мальчик – Дядя Паша, это огонь?

- Да – удивился я – А как ты узнал?

Виталик пожал плечами:

- Не знаю. Само собой сказалось.

Вот она – сила генов. Даже такой узко профилированный мозг, как у Виталика, смог вырвать из необъятных глубин памяти такую необходимую информацию.

Мы сидели у костра около часа (ждали, пока накопятся угли для картошки) и говорили о пустяках. Я отвечал на его вопросы, рассказывал о местах, в которых побывал, о делах, которые совершил. А он, в свою очередь, объяснял мне структуру своего мира и его моральные ценности. Теперь я понял, к чему привело всеобщее объединение человеческих разумов. Миллионы сознаний, слившиеся в серую и безликую Жизнь утратили свою индивидуальность. Сначала, когда жизнь только создавалась, в ней существовали различные кланы людей, имеющих общие цели и интересы. Но различия постепенно стирались, и мир начал превращаться в гигантский бездумный муравейник, в котором нет места для личного. Этот мир обречен.

Оставив печься картошку, мы с Виталиком полезли купаться. Благо вода в середине июня очень теплая и чистая. Сначала мальчика пришлось тащить чуть ли не силком. Он брыкался и отнекивался – его сознание не могло понять, как можно погрузиться в такое количество не стерильной воды. Но не тут то было. Уже через пять минут мой маленький друг нырял и пытался плавать. Ему явно понравилось. Понравилось до такой степени, что его пришлось вытаскивать из воды силой. Потом мы ели печеную в углях картошку. Мне больше всего понравилась фраза «А как эти угольки есть?». Пришлось чистить ему картошку, посыпать солью и запихивать в рот - радости не было предела. Так уж вышло, что мне досталась только одна слишком подгорелая картошина – всю остальную съел паренек. Потом мы опять купались, ходили смотреть на березовую рощу и старую военную базу. Но время течет неумолимо быстро, поэтому пришлось вернуться.

Когда мой юный гость уже сел в машину, я сбегал в дом и, схватив первую попавшуюся книгу, отдал ее Виталику. С интересом посмотрев на обложку, мальчик осведомился:

- А что это за книга такая «Борис Полевой. Повесть о настоящем человеке»?

- Про войну. Очень интересная – пояснил я – про упорство, мужество и веру в Победу. Почитай, тебе понравиться.

- Угу. Почитаю. – Произнес мальчик – Все, Дядя Паша, до свидания. Я бы остался, но мне нужно успеть зайти в Жизнь и дописать программу, которую мне задали в школе. Я еще приеду, ведь можно?

- Можно. – Ответил я. – Буду ждать.

Машина тронулась с места и уже через минуту скрылась из виду, оставив за собой лишь вихрь дорожной пыли. Я не был уверен, возвратится он или нет. А от этого зависит мое будущее. Если он придет – у меня будет собеседник, который сможет помочь мне осваиваться в этом мертвом, не понимающем красоты мире. Мире, у которого нет ни единого шанса.

А теперь – спать.

Проснулся я от визга тормозов. «Что бы это значило?» - мелькнуло в моей голове. Кое-как одевшись, я поспешил выскочить на крыльцо. Улыбка растеклась по моему лицу – возле калитки стояла машина Виталика. Но этот сорванец был не один – рядом с ним мялся паренек-одногодок. Увидев меня, Виталик улыбнулся и, схватив за руку друга, подошел ко мне:

- Дядя Паша, это мой друг Митя. Можно, он с нами пойдет в поход? Он хочет покупаться и на базу посмотреть. Ну, пожалуйста…

От радости я чуть не упал со ступенек:

- Да какой разговор! Заходите в дом!

Пустив ребят в дом, я остановился на крыльце и, окинув взором окрестности, понял – у этого мира есть шанс.