1.

Три дамы светские, застывшие, как статуи из воска,
Сквозь занавески дымку в горестном молчании смотрели,
Как в городок родной вступало неприятельское войско.

Да, мы втроём… У Ольги с обликом мадонны Рафаэля
Супруг (блестящий офицер) был в нашей армии разбитой.
Она стояла, сжавши веер так, что пальцы побелели.

Элиза юная – изящна, грациозна, как харита –
Нахмурив лоб, немилосердно золотистый локон грызла.
Отвагой – юноша, она стремилась к подвигам и битвам,

В оранжерейной доле женской не угадывая смысла.
Вдобавок, друг её сердечный (не жених ещё, но дело
К тому всё шло) был тоже в полк перед сражениями вызван.

А я не только войн и подвигов – военных не терпела
Согласно возрасту скептичному; тем более – в столицу
Второй уж год, как сыновей моих любимых без предела

Отослала, когда они прониклись рвением учиться.

2.

Молчанье зданий, где, казалось, затаились даже птицы,
Приказ на площади сойтись пронзил глашатаевым криком,
Где комендант объявит жителям и всем гражданским лицам

Регламент жизни. (Хоть солдатам, если город взят блицкригом,
Запрещено творить бесчинства – всё же разное бывало…)
Стоим на площади в толпе, одетой серо и безлико.

Элиза шепчет, задыхаясь от волненья, щёки алы:
«– Их знаменитый генерал, военный маг – нет, без обмана! –
Они победами обязаны ему лишь, я читала…

Вы не читаете газет?! Ох, ну и вид у басурмана…
О, я способна, я сумею нанести удар кинжалом! ...
Слыхала: он заговорён от пуль – ну, сказки для вилланов…

Ох, ну и маска и глядит на нас презрительно и ржаво…
Мне подобраться лишь поближе… Нет, что здесь он – вот удача!»
Она пустилась сквозь толпу на поиск смерти или славы,

Приготовляясь флиртовать для выполнения задачи.

3.

Мы возвратились – я и Ольга – в особняк, тревогу пряча,
И не смотрели друг на друга. Про Элизу – ни словечка,
Хотя мерещился надгробный взрыв отчаянного плача.

Пустынно в комнатах, слуг нет, и зажигает Ольга свечку,
Ломая спички, задевая и роняя безделушки.
Плетётся время бесконечно. В тишине её сердечко

Гремит, как колокол прощальный. Для Элизы всё – игрушки,
Но здесь не скачки под луною в окруженьи кавалеров…
Вдруг – свечка вздрогнула, дверь хлопнула: за голосом подружки

Ворвались шум и голоса, и грубый топот офицеров.
Такую речь нам говорит, когда мы скрылись в будуаре,
Элиза: «– Я их привела, я – королева лицемеров.

О, не пугайтесь за меня, ведь я – актриса, я – в ударе…
Им на банкет необходимы дамы… Будьте интересны
И подыграйте мне – гостей держите в праздничном угаре.

А я сбегу потом… ну, после… лабиринты мне известны».

4.

Плутократический мой стол на фоне фресок здесь уместных
Ломился, яствами уставленный, добытыми к обеду
Из кладовых моих и фермеров ограбленных окрестных.

Элиза весело смеётся и застольную беседу
Ведёт искусно, как Цирцея, и удачлива настолько,
Что, наподобие того, как мотыльки стремятся к свету,

Вокруг неё все офицеры концентрируются. Ольга
Руками нервными бросается на клавиши рояля.
Ещё чуть-чуть – и грянут танцы: сарабанда или полька…

Да, на моём паркете гладком и в моём античном зале
И перспектива эта вовсе мне не по сердцу, не скрою.
Элиза песню начинает о мифическом Граале,

Ей подпевают победители, подвыпивши вне строя…
Вдруг генерал, минуя вазы с орхидеями и флаги,
Идёт ко мне, садится рядом и кладёт передо мною

Каллиграфическими строчками покрытый лист бумаги.

5.

Привычно руку положа на рукоять старинной шпаги,
Он молча смотрит на меня тяжёлым взглядом неприятным,
Потом кивает на письмо, а там кусок какой-то саги,

Вот он: «Сударыня! Простите, что пишу я так нескладно.
Я Вас люблю. Я Вас искал. Я Вас нашёл. И не намерен
Вас потерять. Вы мне условия поставите, понятно –

Я все их выполню. Но только не захлопывайте двери,
Не отвергайте сердце старого солдата и женою
Мне согласитесь быть. Готов – на всё». И подпись. Я не верю

Своим глазам. Что за нелепость! Это шутка? Надо мною?
А он по-прежнему молчит, невозмутимо ждёт ответа.
И шевельнулся, льдом налился под мантильей кружевною

Кинжал, мечтая в кровь окрасить кожу белого колета.
Ну что ж, Элиза, ты затеяла интригу не напрасно.
Сыграем, сударь, в ваши игры. Но учтите – до рассвета

Вам не дожить. И говорю ему: «– Допустим, я согласна…»

6.

Неимоверно и мгновенно образ жуткий и опасный
Переменился, словно маска отвратительная пала.
Передо мною человек сидел счастливый и прекрасный.

Я поняла, что не смогу его – счастливого – кинжалом…
Из ярко-синих глаз его летели стрелы в ритме скерцо,
Он руку взял мою и к ней лицо горячее прижал он,

И по руке рванулся ток, ударом – в мозг, ударом – в сердце.
Приворожил, околдовал (хоть волшебство – пустые толки)
Теперь, похоже, от него мне никуда уже не деться.

Не разделить? Но мы забыли о войне, о чести, долге!
Увы, такие рубежи перешагнуть не в нашей воле –
Ужели узы все мои разбить на мелкие осколки?

«– О сударь… Нет, простите – я себя не вижу в этой роли…
Вы мне останетесь чужим, и я останусь вам чужою».
И – как фантом, возникший враз – лица, застывшего от боли,

И слёз, не пролитых из глаз, живой подсвеченных душою.

7.

«– Ну, рассудите – вы наш враг, ну а с врагами речи кратки…
Ведь у меня есть сыновья, им не понять такое счастье,
Они найдут вас и убьют или убиты будут в схватке,

Поверьте, вовсе ни к чему такие страшные напасти».
А он всё смотрит на меня, глаза полны любви и боли,
Моя рука в его руке, он гладит пальцами запястье,

И говорит: «– Я одинок. И только вы в моей юдоли.
Да, присягал… Но император (вам известны наши нравы?) –
Он возвышенья моего (что неизбежно) не позволит.

После победы (или раньше) он подсыпать мне отравы
Прикажет тайно. Нет – я армию свою без промедленья
Сдам вашим силам». «– Невозможно! Вам такой не надо славы.

Вас не поддержат офицеры… Вас убьют! И без сомненья».
Как безнадёжно всё! Молчим… Осталось ждать знаменья свыше –
Кто знает, может быть, к утру найдём достойное решенье?

Он руку мне поцеловал, кивнул почтительно и вышел.

8.

Я вышла в сад. Цикады стонут. Шум гостей почти не слышен.
И полетела прямо вверх, сквозь облака, поближе к звёздам,
Оставив жар земли ночной и остывающие крыши,

С огромной скоростью, чтоб – боль, чтоб горло рвал холодный воздух.
Я умоляла: подскажи, добавь к священному писанью!
ТЕБЕ на всё знаком ответ – подлунный мир ТОБОЮ создан…

Так неужели в нём любовь собой являет наказанье?
ТЫ нас уже благословил, но не дадут нам люди визу! ...
Ответа нет, и скоро утро завладеет небесами,

Но, может быть, любимый мой нашёл ключи от парадиза?
Его решение – приму со всем желанием горячим!
И я стрелой спускаюсь вниз. Вхожу. Навстречу мне – Элиза.

Она – от радости смеясь, она – от счастья чуть не плача,
Кричит мне: «– Тётушка! Ты – шарм! Ты – блеск! Ты что ему сказала?!
Он – сам! Ты слышишь, тётя – сам! Он застрелился – вот удача!»

Смотрела я в её глаза, а сердце больно замерзало.