Это сон, где я снова стою перед гигантским печатным механизмом, в форме улитки, напоминающим деформированного, ленивого бегемота. Он слегка вибрирует и гудит, как будто находится под напряжением, а я стою перед ним сосредоточенный и ловкий. Мои руки – на пульте управления, эдакой розовой мясной подушке, я медленно глажу ее, сообщая нужные оттенки будущему оттиску, двигая воображаемое изображение как мне нужно, сливая и разрезая графические объекты. Печатник и дизайнер одновременно, так у них понимают разделение труда. Под моими руками пульт переливается и пульсирует, словно я хирург, держащий в руках живое сердце, все идет гладко, моим рукам становится теплее, скоро по печатному организму пройдет судорога наслаждения и он выплюнет первый оттиск. Но этого не происходит, меня отвлекает странное шипение вперемешку с бульканьем, со стороны транспортного модуля, и я открываю глаза. Кажется, лопнула труба в пневматическом узле, прямо над моей головой, давление быстро падает, автоматически давлю на кнопку аварийного сброса скорости. Пытаюсь предупредить команду о чрезвычайной ситуации, ору в дуло переговорного устройства, но корпус космического челнока начинает дрожать от перегрузок, и из моего рта вылетает только нечленораздельная ломаная мешанина слов. Космос за лобовым стеклом корабля дрожит в агонии, лампочки на приборной панели вспыхивают и гаснут в предсмертном болезненном хаосе. Я пытаюсь сосредоточиться, не дать волю эмоциям, силюсь выстроить дальнейший план действий, но внезапный тупой удар выбрасывает меня из кресла и я врезаюсь в пластиковую стенку. Кажется, вырубаюсь на какое-то мгновение, но боль во всем организме, дурнота и переполненный желчью желудок дают о себе знать, насильно возвращают меня к существованию. Надо же было так напиться. С чего это? Все-таки ссора с Миокой, расстроила меня больше, чем я предполагал. Весь вечер пил в «Мертвой собаке», грубил официанту, даже что-то разбил. Вел себя как полный кретин. Из-за какой-то стервы из Сингапура. Крыша совсем съехала. Сука. Приподнимаюсь на локтях. Как же я добрался до номера? От зеленого ватного одеяла идет жар, ноги сопрели в ботинках, тошно. Осматриваюсь в поисках воды. Мысли путаются в голове, словно черви в в консервной банке. Встаю, шатаясь, выхожу из комнаты и направляюсь на кухню. О, уже день. Свет из окна бьет в глаза. Хорошо быть ночным жителем, спать днем. Пью воду из белого эмалированного чайника. Вода кислая, протухшая. Кидаюсь к раковине и продолжительно блюю. Кажется, я выплевываю собственные внутренности. Слезный туман перед глазами. Я всегда думал, что это искупление, за возможность, почувствовать себя животным. Чувствую противную тупую боль в животе. Меня режут живьем. Различаю смутные фигуры врачей в масках и белых халатах. Один из них склоняется передо мной и разглядывает меня. Потом говорит: «Он вышел из анестезии. Введите пару кубиков…» Другой встревожено взмахивает пинцетом и восклицает: «Мы теряем его! Кажется, он уходит…». Я пытаюсь сказать, что со мной все в порядке, но врачи не слушают, как заведенные, они делают свою бесполезную работу. И тут меня пронзает электрический разряд чудовищной силы…

Все, это уже ни в какие ворота не лезет. Пора бы передохнуть. Так легко стать одержимым. Отвлекаюсь от печатной машинки и выхожу покурить на балкон. Лето в разгаре. Ветерок колышет густые изумрудные кроны деревьев. С удовольствием затягиваюсь, вдыхаю дым напополам с теплым июльским воздухом. А все из-за дешевенького спора, видимо меня легко завести. Тот молодой журналист подобрал-таки ко мне ключик. Он утверждает, что свои гонорары я получаю незаслуженно. Выскочка, но он мне понравился, бодрый такой. «Вы, человек, посвятивший себя литературе, живущий на деньги читателей, уже давно потеряли точку опоры, ориентир, если хотите. Вы пишите по накатанному, скользите по старой лыжне. Я уверен, что всякий, имеющий самое отдаленное отношение к литературе, сумеет выбить табуретку из под вашей окостеневшей задницы. Если конечно он осмелится. Я, осмелюсь. Предлагаю пари: каждый из нас напишет эссе на заданную тему, и опубликуется под вымышленными именами в моей газете. Сами читатели оценят и сравнят наше мастерство, вынесут приговор. Проигравший оставляет свое ремесло. Согласны?» - спрашивает меня дрожащим голосом, смотрит на меня в упор, и я, как неваляшка киваю в ответ. «Предлагайте тему» - торжествующе и бледнея, отщелкивает журналист. «Сон» - шепчу я, словно одурманенный. Сон, сон, сон, - эхом проносятся в голове мои мысли. Это сон, где я снова стою перед гигантским печатным механизмом, в форме улитки…