Мне нельзя засыпать. Стоит мне только уснуть – придут они. Я не знаю, существуют ли они на самом деле, или все это – игра воображения, плод моей больной фантазии. Я уверен только в одном: они не успокоятся, пока не сведут меня с ума. Их каждый раз трое. Один из них выглядит как добродушный толстячок с розоватым лицом и пухлыми пальцами, на каждом из которых поблескивает драгоценный камень, оправленный в золото. На нем роскошный кафтан, расшитый золотыми нитками, туфли с загнутыми кверху мысами. Все начинается с того, что толстяк вежливо здоровается со мной и предлагает загадать желание. Я понимаю, что мне нельзя этого делать, что я должен молчать, но слова срываются с губ помимо моей воли. Толстяк слышит их, довольно улыбается, и отступает в тень, пропуская вперед второго. Второй – маленький юркий человечек с прилизанными редкими волосами, в черном бархатном сюртуке – старом, местами с уродливыми проплешинами. Человечек беспрестанно потирает руки, словно ему холодно, смотрит на меня маленькими масляными глазками. Он впитывает мои желания, как губка, втягивает воздух длинным тонким носом – и мне становится трудно дышать, грудь точно стягивает железным обручем. Я цепенею, в сердце поселяется глухая, беспросветная тоска. Сны, которые должны блистать яркими красками, наполняются тяжелой кладбищенской мутью. Меня лихорадит, будто в горячке. Кончики пальцев леденеют, кровь стынет в жилах, потому что я знаю – сейчас придет очередь третьего. Он – седой высокий старик с острым взглядом светло-голубых глаз, одетый в длинный черный плащ. Его кожа напоминает тонкий древний пергамент, способный рассыпаться в пыль от одного прикосновения. Но, несмотря на его немыслимый возраст, от всей его фигуры веет властностью и некоей смертельной обреченностью. От одного его присутствия вечность стонет, сворачиваясь в клубок и забиваясь в глубокую темную нору. Он – главный среди троих. Он походит ко мне, прихрамывая на левую ногу, кладет мне на плечи сухие руки, испещренные сетью глубоких морщин, заглядывает мне в глаза своими глазами-кинжалами – и сердце мое останавливается в груди, словно и не билось никогда. Я слышу прерывистое старческое дыхание, ощущаю на плечах могильный холод ладоней. В висках пойманной птицей колотится боль, ноги становятся ватными. Но я не упаду, пока на моих плечах тяжелые руки воплощенной старости – их вес приковывает меня к полу, давит надгробной плитой. Ничего не остается в мире, кроме блестящих опалово-голубых глаз. Страх мой заполняет все мое существо, превращая в бездушную мраморную статую. Еще мгновение – и зазвучит тоскливая песня, полная безысходности, тусклого света луны, вокруг которой – красный ореол, предвещающий огромную беду. Колыбельная. Я слышу ее каждый раз, когда руки старика ложатся мне на плечи. Я растворяюсь в протяжных звуках, напоминающих волчий вой – беспросветный, зачарованный злом и тоской. Меня больше нет, есть только песня ночи, я растворен в ней, как крупица соли в океане. Трое нависают надо мной жуткими тенями. Двое – толстяк и юркий – ухмыляются довольно, а старик безучастен. Это пугает больше всего – его нечеловеческое спокойствие, то, что ни один мускул не дрогнет на узком скуластом лице, ни тени не проскользнет в льдисто-голубых глазах. Неожиданно я понимаю, что Колыбельная, это инфернальное переплетение звуков – душа седого старика, все, что осталось от некогда веселой песни весенней капели. Я падаю в бесконечную пропасть, сраженный внезапный знанием, - и просыпаюсь в собственной постели, мокрый от холодного пота. Больше мне не уснуть. Пока. Но в следующий раз они придут снова. Я боюсь спать, боюсь до дрожи пальцев опять увидеть троицу, услышать адские звуки. Но я знаю, что мне не уйти от этого. Это мое проклятие, наказание за неизвестный мне грех. Литрами пью кофе, безостановочно курю, нервно хожу по комнате, только бы не заснуть. Я схожу с ума от страха, от осознания неизбежности. Комната плывет перед глазами. Я сажусь на диван, подпираю голову руками. Не спать, только не спать… Вскакиваю, иду в ванную, брызгаю в лицо холодной водой. Сон ненадолго отступает, полчаса я меряю шагами кухню, поглядывая в окно. В темно-синем ночном небе висит желтая луна. Ночью слишком сложно не уснуть, днем проще. Я включаю чайник, сажусь на диван, ставлю локти на стол, переплетаю пальцы, опускаю на них подбородок. Сейчас выпью кофе. Ни в коем случае не спать… На кухне так уютно, так безопасно… - Добрый вечер, - произносит знакомый голос. – Загадайте желание… |