Она ждала его, глядя во тьму деревенской ночи, сквозь мутноватое стекло старого, бревенчатого дома. Она знала, что сегодня, как всегда в полночь, он прейдет, уставший от бесконечного, добровольно взятого на себя бремени. Ищущий чего-то великого, ускользающего от внимания простых людей. Прощающий всех, но все так же ненавистный большинству. Родной, страждущий странник, алчущий, но не имеющий возможности утолить свою Великую Жажду. Природа. Лишь она одна способна дать ему успокоение. И пусть ее все бояться, и презирают, но она ждет его, просто потому, что любит. Искренне, безудержно, не помышляя даже о том, чтобы бросить его, забыть, попытаться устроить свою жизнь по-новому. Старые настенные часы пробили двенадцать часов. Тихий скрип половиц возвестил о его появлении. Он вошел в дом. - Здравствуй, родимый. - Здравствуй, милая. - Тебя ни кто не видел?
Он грустно усмехнулся. Они оба прекрасно понимали, если б кто обнаружил его присутствие в деревне, то сразу началась охота за его шкурой.
- Любимый, я всегда хотела тебя спросить, тебе не хочется все бросить и зажить нормальной жизнью человека? - Милая, мне уже нет дороги назад! Даже если я захочу, мне не позволят этого сделать. - Но ты ведь уже не молод, как ты думаешь жить дальше? - Иногда, задумываясь о жизни, я представляю ее в образе оконного стекла. Стоит приглядеться, и сразу видно все разводы, неровности, какое-то небрежно-размытое очертание. Все это складывается в неописуемо унылую картинку незавершенности, обыденного легкомыслия. Но это только на первый взгляд. Ведь стоит только расслабиться, и моментально унылость рассеется. Грязь, разводы, перестает препятствовать взору. Виден прекрасный закат, одинокое деревце, дети, беззаботно играющие на детской площадке. Так и в жизни. Мы видим окружающую тину мирской суеты. Сами того не подозревая, загоняем себя в тесные рамки искусственных законов и неестественных поступков. А кто-нибудь пробовал разрушить темницу, в которой томятся Фантазия и Мечта? Не спорю таких очень много. Но что с ними происходит? Они, мягко говоря, начинают вести себя странно. О чем-то размышляют, к чему-то стремятся, пишут, говорят… И их перестают понимать. А во всем виновата душа. Она просто не приемлет обыденности и ей хочется простого чувства. Иногда это любовь, иногда печаль… Душа, закованная в броню сиюминутных мелочей, засыпает. Меркнет свет, и лучшей подругой становится Пустота. Пустота. Самое страшное явление. Так как Пустота, преддверие Ада. Пустота – это истинное лицо Абсолютного Зла… - Эти слова, твоя крепость, что спасает от тебя самого. Чего ты боишься? Почему ты так преисполнен ненависти? - Да, моя милая и родимая. Я ненавижу. Я ненавижу перепутье сотен бесполезных слов. Мерзкое ощущение, зловонной слизи притворства, что словно удавка палача, перекрывает живительный вдох правды и прекрасный выдох свободолюбия. Как часто, словно мотылек, попадал в липкую паутину чужой лжи. И черный паук коварства, пытался сожрать меня, явив миру очередной пустой кокон рядового «серого человека». Я ненавижу высокомерное, притворное сочувствие, безнравственных царей. Вы взираете на покорные вашей воле толпы. И иногда, снизойдя с высот вашего Олимпа, погладив по голове своего верного раба и посочувствовав его горькой доле, вернетесь к своему заоблачному трону. Я ненавижу шкуру безропотных овец, ту, что стригут до самой кожи, не испросив позволения, и без жалости пуская под нож всех непокорных. Уж сколько раз, пытались на меня ее натянуть, поставить в строй рабов. И поэтому сегодня как всегда я уйду. - Ты прейдешь еще? - Не знаю. - А мне можно с тобой? Он с печалью посмотрел и вышел за дверь. Девушка стояла одна посреди пустой комнаты. Она вдруг все поняла. - Нет! Теперь не уйдешь! Не пущу! В тишине раздался жуткий хруст и скрежет. Метаморфоза, происходившая с ее телом, ужасала. Тело покрылось шерстью, лицо вытянулось и превратилось в волчью морду. Ногти вытянулись и превратились в когти. - Догоню… Она бросилась за дверь. Вскоре темноту предрассветного часа пронзили волчий вой. Два счастливых голоса.
|