Я пришел в себя, а вокруг уже стало светлее. Я сел, огляделся и попытался припомнить, как меня занесло в такую дыру. Я возликовал. Погони нет! Быть может, они плюнули на меня?

Впрочем, ликование мое длилось недолго, и вскоре навалилась безысходность. Мой верный пес, мой слуга – страх - предал меня. Он исчез, как исчезают звезды на рассвете, и оставил меня одного, лишенного сил и чувств.

Я прислушался. Издалека, сверху, в тоннель спускался шум Москвы. Мое дыхание со свистом вырывалось из ноющих легких и клубами пара сливалось с бурым туманом, поднимающимся от земли. Только сейчас, при слабом намеке на дневной свет и полном отсутствии ощущения последних дней, я понял, что растворяюсь в этом тумане, становлюсь жидким и, наконец, испаряюсь…

Какого черта я лежу!? Я должен бежать! Может, мне и вправду удастся выпутаться? Боже, как я хотел в это верить. Но не верил. Свобода. Это все, чего я желал сейчас. Свобода жить среди людей и быть как все. Работать, получать скромненькую сумму на жизнь, обзавестись семьей, собакой, ездить в отпуск на море. Всего-то. И пусть во мне даже будет этот чертов микрочип. Плевать на него. Дайте мне жизнь свободного гражданина! Я хочу быть как все!

Я вскочил и побежал. Не знаю, откуда появились силы, но мои ноги несли меня быстро, словно мусорный трущобный сквозняк.

Паника. Шансов почти нет. Почти. Если меня не поймают сейчас, мне не дадут покоя во всем Московском штате. Нужно бежать дальше. В Сибирь, в Китай, в Германию, в Скандинавию. Куда-нибудь подальше от Москвы, от этого гиблого города. Им не будет там особого интереса до меня. В конце концов, мое преступление не такое уж значительное. Кого волнует занюханный клерк, которому взбрело в голову вывести из своего организма микрочип и перепрограммировать его? Нет, за такое преступление меня будут преследовать только здесь. В этой огромной, безумной стекло-металло-бетонной коробке, считающейся едва ли не столицей мира.

Вопреки порыву я не пробежал долго.

Успокойся. Что с тобой? Тобою движет паника, а не разум. Остановись и подумай. Тебе нужно поесть.

В куче мусора, столько зловонной, что ее аромат был способен перебить даже вонь моего выбравшегося из мусоросжигальни тела, я отыскал полбуханки хлеба. Она даже не покрылась плесенью и лишь слегка начала черстветь. Похоже, ее едва выбросили сверху, и крысы не успели ее утащить. Я подобрал холодный оранжевый кусок и принялся жадно жевать и глотать кусками – не хватало терпения работать челюстями. Мой желудок будто узлом скрутило от голода, и теперь меня совершенно не волновало, что хлеб только что лежал в скверно пахнущей луже, и с него все еще капали маслянистые темные капли.

Подумать только, до чего я докатился! Из порядочного, законопослушного и уважаемого коллегами заключенного я превратился в самого настоящего доходягу, жующего мусор в самой клоаке города. В других обстоятельствах меня бы стошнило при одной мысли об этом, но не сейчас. Сейчас существовал только мой желудок. Плевать на все, мне нужно выжить.

- Мам, а мам, а у меня будут деньги, когда я вырасту? – спросил я однажды, когда был еще совсем маленьким.

- Конечно, зайка. Все люди работают и зарабатывают деньги, когда становятся большими.

- Все-все?

- Ну конечно же все. Человек не может жить без денег. Нужно ведь покупать еду, платить за воду, свет, тепло, воздух…

- А за мультики тоже надо платить?

- И за мультики, мой сладкий.

- Мам, а мне Сашка сказал сегодня, что его мама и папа остались без денег, и их выселяют.

- Хе. Слушай больше своего Сашку. Знаешь же, какой он выдумщик! Людей не выселяют из квартир. Это все сказки, Лёшенька…

С момента того разговора прошло двадцать три года. И теперь я, человек из благополучной семьи, с отличием окончивший Московскую Финансовую Академию, отмеченный трудовыми наградами и повышениями, стал самым настоящим отбросом, грязью под ногами москвичей. Таким же, как шесть миллионов «сказок», в которые я так долго не верил, пока не увидел по телевиденью репортаж про них. Странно, что вскоре репортер, подготовивший его, исчез с экрана, и никто его больше не видел. Как и моего почти забытого друга детства Сашку. Так я узнал о существовании трущоб… Мир оказался совсем не таким, как о нем говорили родители. В нем нашлось место не только деньгам и чистоте, теплу и сытости. Оказалось, что есть еще и холод, и голод… и смерть не от старости.

Нытье моего желудка слегка поутихло, когда я отбросил остатки хлеба, но я знал, что вскоре голод разъярится с новой силой. Нужно спешить.

Я двинулся дальше. Сил бежать не оставалось, но я шел шагом, которому позавидовал бы любой спортсмен. Тоннель стал немного шире, а земля под ногами была неровной – я явно шел под откос.

Далеко впереди замаячила груда металлолома. Вот и все. Можно поворачивать назад…

И все же, повинуясь каким-то инстинктам, я стремительно преодолел свой путь к ней и, подойдя вплотную, устало сплюнул и выругался.

Назад? Лучше ли вернуться в тюрьму, чем раскромсать свое тело торчащими осколками железа? Нет. Пока еще день, и хоть что-то видно, я лучше буду лезть.

У меня нет клаустрофобии, убеждал я себя.

Увы, я совсем себе не верил.

Проклятие! Черт бы вас спер! Мать вашу… - бормотал я про себя, пробираясь между рваными и острыми краями ржавого грузовика. Куски пластика торчали отовсюду, мне приходилось изворачиваться, как резиновому жгуту, чтобы не порезаться.

Бормотание и проклятья отвлекали меня от гнетущего ощущения: сейчас она вернется. Не знаю, что конкретно я проклинал. Быть может, Бог и покарает меня за это, но, как и ему до меня, так и мне до него в тот час не было никакого дела. Меня могли слышать лишь огромные серые мутанты, потомки некогда вполне безобидных крыс.

Клаустрофобия не пришла.

Я выбрался из грузовика и увидел, что тоннель продолжается на многие сотни метров вперед. Возможно, я зря так сыпал проклятиями.

Уже вновь начинало темнеть, когда, опираясь о стены руками, я упал, не нащупав опоры. Это был поворот. Никто не мог сказать мне, куда приведет этот новый путь, но я свернул туда. Меня грызло странное желание сменить направление движения, и я не задумывался больше ни о чем. Я все равно не знал, куда иду. Но мой путь снова не продлился долго.

Проклятие - сказал я себе снова. Тьму впереди пронзил яркий зеленый свет. Из-за угла до меня донеслось приглушенное эхо реактивного двигателя и слабое гудение магнитной машины.

Кто мог оказаться здесь? - подумалось мне тут же. Тогда я не думал о том, насколько просто попасть в мою ситуацию любому горожанину. Тогда я мог предположить только одно: это пришли за мной.

Не знаю, как они меня нашли. Быть может, следили уже давно. Быть может, на стенах домов установлены камеры. Быть может, я что-то сделал неправильно, выводя из строя жучок в моем теле, и он все еще работал.

Мгновенно позабыв о болях, об удушье и усталости, я, точно испуганная крыса, припустил обратно, не разбирая дороги. Чем гуще становилась тьма вокруг, тем слабее подгонял меня страх. Бурая темнота стала мне другом, хотя еще час назад я ненавидел ее всем сердцем. Неумолимые черные стены стали крохотным лучиком уверенности: я обещал себе, что никакая, даже самая страшная, машина не возникнет передо мной из ниоткуда. Нужно следить только за тылом и фронтом.

Однако я слишком увлекся хвалой собственной крепости, и уже через несколько секунд я снова услышал гул мотора. Совсем недалеко.

Я не сумел скрыться. Как безумный, поисковик несся за мной, включив свою чудовищно громкую сирену. Мои ноги заплелись, и я упал. Сдерживая крик, я схватился за отбитые, замерзшие пальцы. Должно быть, сломал…

Машина выросла надо мной и растопырила свои клешни. На меня уставилась камера единственного глаза стального монстра.

Так я был пленен опять.

- Да говорю же тебе, это один из наших ребяток, - пелену бессознательности прорезал чей-то безразличный голос.

- Ну-ну, - возразил ему другой. – И как же его тогда обнаружили так далеко от клондома?

- Я откуда знаю? Может, у него сбой? Знаешь, это не наши заботы, а генетиков, что его вырастили. Я всего этого не понимаю, вот хоть убей ты меня.

Приложив катастрофическое усилие, я приоткрыл один глаз и увидел над собой потолок - сплошную белую светопанель. Он был ослепительно ярок. Я лежал на чем-то вроде больничной тележки, а вокруг были белые стены и шкафы с различным оборудованием и всяческими бумагами. Помещение показалось знакомым, но из-за какой-то дряни, что вколола мне машина, я никак не мог вспомнить, что это за место. Голова раскалывалась, и все было похоже на тяжелый, невнятный сон.

Два человека в форме, больше всего похожей на форму охранников, беседовали между собой в голос, наивно полагая, что я их не слышу. Не смотря на форму, для охранников они были щупловаты. Не в силах больше держать глаза открытыми, я расслабился, сомкнул веки, но все еще силился расслышать их слова сквозь дремотно-наркотическую пелену.

- Да ты видел, во что он был одет? – Вновь сказал второй из них. – Это же тюремная роба!

- Слушай, ты хочешь скандала?! Хочешь, чтобы нас уволили за то, что мы позволили этой чертовой машине сжечь его одежду и вымыть согласно стандартным процедурам? Нет уж. Я не хочу этого. Это клон. Точно тебе говорю. Видел таких? Четверо в 34 комнате и еще двое в 35.

Послышались шаги и тихий щелчок - видимо, переключили камеру.

- Видишь? У них не хватает одного. Там должно быть трое этих чудиков, а одного нет. Вот он и лежит тут.

- Ну и как, по-твоему, он попал в катакомбы отсюда? И почему его приволокла машина? Она же приводит только тюремщиков на анализы!

- Да какая разница?! Денег нам за это больше платить не станут, зато проблем возникнет целая гора. Слушай, мне самому вся эта история не нравится, но это самый настоящий клон. И место ему – в той камере!

- Ну… – простонал второй. - Как знаешь. Сомневаюсь я...

- Брось, Эдик, ты слишком правильный. Пойми, инструкции – вещь гибкая…

- Постой-ка. Какой он номер? На нем не было одежды с маркировкой.

- Посмотри, кто в камере, дубина. Выведи их индикаторы.

- Та-ак… Там Рябцевы второй, третий и пятый. Четвертый… Так, в ведомости написано, что он размещен здесь, но в камере его нет.

- Ну, значит, выдай ему шмотки и маркируй, как «Рябцев-4»!

Послышалась бумажная возня.

- Слушай, тут написано, что Рябцев-4 оказался неудачным экземпляром, и его перевели в «ясельки». Просто еще не оформили его выселение.

- Значит, там ошиблись, и Рябцев-4 – нормальный клон. Его вернули обратно, видимо, потому мы и нашли его черт знает где.

- Ха! Ну, тогда какие могут быть проблемы?!

Если бы я не был одурманен наркотиком, меня разорвало бы от смеха. Вот, почему помещение показалось мне знакомым! Я был здесь на третий день после оглашения приговора. Ирония судьбы снова привела меня в клондом и заставила поразиться безграничной тупости местных работников, принявших меня за собственного клона!

«Несколько лет назад этот проект превратился в обычную практику, хотя еще незадолго до этого о подобном клонировании шли лишь разговоры. Однако технологии реконструкционной культивации живых клеток, копирования и обработки матрицы личности положили начало качественно новой эре правосудия. Увы, техника обработки живого человеческого мозга оказалась гораздо более сложной и недоступной, потому ученые предложили иной выход. И новый проект дал о себе знать, когда великий ученый, гений биокибернетики, Энди Миттвох был осужден за жестокие эксперименты над насекомыми. Мировой ученой общественности было настолько больно терять столь выдающегося ученого мужа, что они добились у казначейства Земного Содружества суммы, необходимой для того, чтобы клонировать Миттвоха и сохранить матрицу его личности, лишь убрав из его характера тягу к издевательству над беззащитными насекомыми. Так гений вернулся в общество таким же полным смелых идей и разработок, но уже не нарушающим закон, и позволяющим себе ставить опыты только на позвоночных.

Вскоре проект стали активно финансировать, и, в конце концов, всех преступников стали «возвращать» их семьям и коллегам очищенными от преступных наклонностей. Такой подход посчитали более гуманным и экономным для людских ресурсов Земли…»

Странным образом я был сыт и чувствовал себя вполне сносно. Какую бы дрянь я не подхватил в бетонной кишке, меня, кажется, вылечили и накачали питательными веществами, пока я был без сознания.

Когда я открыл глаза, я с изумлением обнаружил себя на узкой, жесткой наре. Она была застелена чистой постелью и, кажется, находилась на нижнем ярусе. Моя голова сползла с подушки и уткнулась носом в обклеенную обоями стену, а сзади слышалась возня и тихий шепоток. Там собрались какие-то люди, и когда я повернул к ним голову, они радостно закричали.

- Четверка!!! С возвращением тебя!

- Ну как там, в «ясельках»? Тоскливо, не иначе?

- Мы уже начали скучать, Четвертый.

Глаза плохо слушались меня, но когда я сел, то разглядел их… свои лица! На меня смотрели три других Алексея Рябцева! Так же рядом с ними стояла точная копия верзилы Рамиля «Бензина» Молярова, и вид его немедленно начал меня злить.

В тюрьме Рамиль был, возможно, самой неприятной личностью из всех, кого мне доводилось встречать в жизни. Теперь же он улыбнулся и приветственно похлопал меня по плечу. Так странно было видеть Бензина добрым, общительным и уступчивым. Как вспомню, каким он был в тюрьме… Я ненавидел его. Я бы с радостью разорвал его наглую рожу, даже зная, что он не станет сопротивляться, но я держал себя в руках. Нельзя. Придется выкинуть из головы мысли о мести. Тем более, что передо мной стоял не Бензин. Бензин продолжал гнить в тюрьме. Здесь же, передо мной, стоял Моляров-2.

Кроме Молярова-2 и моих «отпрысков», в камере было еще три клона неизвестного мне заключенного. Я понял: чтобы выдержать это место, мне придется вжиться в роль. А что же дальше…

- Привет, ребят! – ответил я. – «Ясельки», скажу я вам, наиотвратительнейшее место на всей планете. Это место для дебилов, они там клеят коробочки и пускают слюни.

Клоны захохотали.

- Но меня туда отправили по ошибке. Оказалось, мне не так уж сложно вправить мозги на место, и вот! Хха, я дома!

Клоны расплылись в теплых поздравлениях, меня начало от этого слегка подташнивать, но вскоре я смирился, что ближайшие несколько месяцев я проведу именно в этой компании.

Дремота не желала отпускать мозг, но все же я сумел расставить все по полочкам. Всего за несколько дней здесь вырастили целый выводок моих копий, одна из которых должна будет выйти на свободу законопослушным гражданином. Этот клон займет нишу, освобожденную мной, и таким образом общество не потеряет лишний болтик. Что ж, разумно…

Но коль скоро я сам здесь, и меня принимают за собственного клона, почему бы мне самому не стать этим болтиком?

На какое-то время мне даже стало казаться, что тут теплее и уютнее, чем в тюрьме. Мягкие комнаты, светлые стены, чистота и даже небольшой кинозал. И, разумеется, куда более дружелюбная компания. Так и хотелось облегченно вздохнуть.

День шел за днем. В коллектив я влился мгновенно, никто так и не заметил подмены, что и не удивительно, - клоны подобны детям. За тщательно переработанным жизненным багажом их прародителей, их духовное богатство заканчивалось. В них не было ни капли упорности и злости. У меня даже возникло сомнение по поводу того, что эти «образцовые граждане» смогут хоть как-то жить в жестоком мире за стенами клондома. Даже клоны разных заключенных почти ничем не отличались друг от друга. Лишь внешность и голос рознили их.

Хотя большая часть опыта прошлой жизни сохранилась в каждом из них, им все же сильно не хватало быстроты мышления на занятиях – ускоренно сформированные мозги еще не освоились до конца. Пожалуй, труднее всего было изображать из себя человека, не соображающего, как заполнять разнообразные официальные бумаги и писать обращения. Это было похоже на абсурдную школу, в которой все учащиеся теоретически знакомы почти со всем, что им пригодится жизни, но практически не способные даже кредитной карточкой пользоваться. Вот и мне приходилось нарочито неправильно решать задачи по элементарной математике, допускать столько стилистических ляпов в письмах, сколько я только мог придумать, и ставить подписи на документах где угодно, только не там, где нужно. Это было даже забавно, но мне приходилось усиленно делать отчаянное лицо того, кто из кожи вон лезет, но в результате вновь и вновь терпит неудачу. Вместе с тем я всячески показывал свою лояльность и добропорядочность – еще бы, чего только не сделаешь, когда жаждешь свободы!

О, свобода… Я стал жить одной лишь мечтой о Ней. Дожить до финального испытания и получить свою путевку домой! Она стала сниться мне по ночам – свободный мир, в котором я тихо работаю и предчувствую долгожданное повышение. Меня ждут деньги и квартира в уютном, надежном здании в центре города, вдали от зловонных трущоб. Меня ждут родители и старший брат. Меня ждут мои друзья!

Прошло три месяца интенсивной подготовки к возвращению в цивилизованный мир. Я играл свою роль идеально, хвастал своим безупречным поведением, и мне ни разу не сделали ни единого серьезного замечания, в отличие от других Алексеев Рябцевых. Выходило, что я и есть самый удачный клон самого себя.

Клон самого себя… При мысли об этом хотелось и смеяться и плеваться, но думать нужно было о другом: близились экзамены и финальная проверка на пригодность к возвращению в общество.

Осталась пара дней! Я с трудом мог поверить, но срок моих мучений, наконец, подходит к концу.

Мне всегда было интересно, насколько глубокую проверку клоны проходят в конце «испытательного срока». Я не смог вспомнить ни одного «рецидива», когда клон преступника сам совершал преступления. Во всяком случае, все мои бывшие тюремные «товарищи» никоим образом не походили своей агрессивностью на тех, с кем я делил камеру теперь. Я знал, что в обществе полно клонов – подобных тем, что выходят отсюда, клонов, которых заводят бездетные пары, да и просто побочных продуктов генетических экспериментов. Я знал лишь немногих людей, в лабораторном происхождении которых я не сомневался, но их практически невозможно отличить от обычных законопослушных граждан. Те, что были в тюрьме, клонами явно не были.

Личностную матрицу глубоко обрабатывают еще при создании клона, и я не мог понять, зачем это нужно. Ведь можно было обойтись и без обработки – неокрепшие мозги клонов подвергались такой промывке, что выходцы отсюда в любом случае всегда были лояльными и законопослушными.

Посещение кинозала по вечерам было обязательным для всех. Нам показывали художественные и документальные фильмы о счастливой жизни в тепле и достатке. Других фильмов не было. В кино мы каждый вечер видели идеал – ту жизнь, к которой не нужно стремиться. Достаточно протянуть руку и взять с прилавка готовенькую жизнь и жить ею. Жизнь, подобная быстрорастворимой лапше. Быстрая, удобная, безопасная. Прямо как здесь, в клондоме…

Это произошло неожиданно. Воспитательница Ангелина Михайловна вела свой скучный урок, и я даже не замечал, как она все дальше и дальше отходит от темы занятия, и вот уже несет неуместную торжественную чепуху.

- Вы должны осознать ошибки своей жизни. Вы пренебрегли свободой, которую даровало вам общество. Вы пренебрегли опекой и заботой о вас, но теперь люди не такие злые, как те варвары, что населяли этот город еще сто лет назад. Теперь общество гуманно – мы предоставили вам шанс вновь стать незаменимой частью нашего социума. Радуйтесь этому!

Клоны синхронно захлопали и одобрительно закивали.

- Друзья, - вновь обратилась к залу Ангелина Михайловна. – Вся наша организация, весь ученый и преподавательский состав внимательно следили за тем, как проходит курс вашей реабилитации, и мы рады отметить ваши успехи. Вы все многому научились, исправились, стали добрыми и законопослушными.

Словно по волшебству из динамиков на стенах класса донеслась синтезированная барабанная дробь. Ангелина Михайловна набрала воздуха в грудь, приняла еще более горделивый вид и продекламировала:

- Торжественное финальное тестирование, по результатам которого вы займете свое место в обществе, объявляю…

Класс замер в ожидании, будто не знал, что она сейчас скажет.

- Открытым! – дробь прекратилась звонким фальшивым ударом, раздался хлопок, и скрытые резервуары выпустили в класс розово-голубые конфетти.

- Ура! – крикнула она. Ее лицо расплылось в радостной улыбке. По щеке потекла грязная от некачественной косметики капля пота.

- Ура! – хором ответили клоны.

В класс вошли двое ассистентов во фраках и с бабочками. Их вид почему-то рассмешил меня. Ассистенты раздали всем бумаги с тестами. Они были составлены самым примитивным образом – нужно было лишь поставить галочку рядом с предлагаемым правильным вариантом ответа. Мне вспомнились школа и институт, где все было замешано на этих тестах, которые составлял на все Содружество один единственный компьютер в Институте Образования в Далласе. Он же эти тесты и проверял.

- Благословляю вас на написание главного теста в вашей жизни. Будьте внимательны, сосредоточенны и даже не пытайтесь списать – у всех в этой аудитории разные варианты. Помарки и исправления считаются за ошибки. О результатах вы узнаете вечером, на банкете. Удачи вам, друзья!

С этими словами она вышла из класса, оставив нас под наблюдением охранников и видеокамер.

Я начал немного волноваться, но заставил себя успокоиться и сосредоточиться на первом из ста вопросов теста.

1. Что лежит в основе существования народа Земли?

а) гуманизм

б) человеколюбие

в) филантропия

Хм… Да уж… Вернусь к этому вопросу позже.

2. Что является главной ценностью Земного Содружества?

а) человек

б) личность

в) гражданин