Сижу я на асфальте. Впереди стена из бетона почти серого. Почти даже сухая. А я сижу и почти не грязный и даже немного чистый. И снег не идет. А дождь еще не начался.

Красивое солнце, спрятавшись за тонны пушистых мягких облаков, светит на горизонт и красит его в темно розовый, даже с прожилками каких-то подозрительных цветов-примесей. Всего и не понять и не разобрать никогда. Я сижу и нюхаю закат и ветер с реки и крики чаек. Одна сошла с ума и орет, как и подобает в таких случаях – дико и неестественно, и с каким-то приколом, как будто так никто не может больше. Почему-то мне кажется, что она злая или хотя бы просто недобрая, потому что добрые птицы так не кричат.

Закат поедает небо и горизонт, а река стекает все больше в землю и не впитывается в камни, что на дне. Она, река, течет себе и не знает даже, что течет вот так уже несколько сотен а может и все тысячи и миллионы лет, месяцев и дней, и что кроме меня ее тоже, наверное, кто-то видит.

Жалкая сосиска на палочке, которую приходится придумывать, потому что в реале, конечно, никакой сосиски и тем более палочки нет, а о костре, который все это поджаривает можно даже не упоминать, потому что я его тоже придумал. И все это происходит прямо сейчас и здесь, в богом забытом месте… и найденном мной.

Место нашего уединения. Саня. Ксюша. Я. Все когда-то здесь были, но сейчас я возвращаюсь сюда и смотрю закат, когда дождь уже немного хочет меня покусать, но кожанка плотно закрывает меня от холодной и мокрой влаги этого вроде летнего, а может и весеннего дождя, холодного, как снег в Альпах или где-то еще, где я скорее всего и не побываю даже никогда. Полная экипировка, состоящая собственно из кожаной куртки, мегасвитера, красовок с цветными шнурками и рюкзака, набитого всяким-всяким нужным и не совсем хламом. Все это, конечно, всегда при мне, только рюкзак лежит где-то в стороне, прямо на полотне железной дороги или может быть на полосках мирового пути в никуда, сквозь время и с помощью новейших технологий, эксплуатируя мысли древних мудрых и всеми забытых людей.

Мой бэг лежит где-то там, на кусках железа и бетона или того и другого вместе, это как посмотреть. Меня окружает пыль и дым от горелых покрышек, которые как всегда приходят вместе с весной в этот город, где я живу и где брожу, когда ничем не занимаюсь кроме как собственно жизнью.

Костер уже надоел и сейчас я пытаюсь его упорно забыть, но вид сосиски все никак не померкнет. Мысль. Встаю, вскрываю тело бешенного бэга, где нахожу чисто случайно конечно запасенные там остатки печенья или чего-то очень похожего на вкусную черствую еду. Вгрызаюсь, ломая передние зубы. Выплевываю их на асфальт и кусаю неподкупную печенку снова. Десна скребут упорную жратву, а зубы постепенно утекают куда-то в направлении с ветром, потому что они, конечно же, придуманные, иначе не интересно. Подбегает какая-то мышь и шевелит носом, нюхает, наверное, наверное, печенку унюхала где-то далеко отсюда, может за сотни километров, но в этом мире, если не унюхал – значит, не поел, а если не поел – уже не унюхаешь.

Отдаю печенку мыши и она, поблагодарив, убегает, неизвестно куда, наверное, в темную нору, они это дело любят, особенно с печенками.

Я не грущу. Костер давно погас, и ветер раздувает пепел и еще чего-то такое чего обычно остается после костров, ну вы поняли. Неожиданно захотелось увидеть розового слона, и он вырос прямо из бетона, который стал теперь мокрый из-за дождя, который потушил костер и меня за одно вместе с ним. Розовый слон появился, махнул разок хоботом и начал сдуваться, куда-то утекая, наверное, в пропасть времени, потому что сейчас слон мне не нужен. Хочется говорить с рекой и мусором, асфальтом и небом, которое мокрое и к тому же теперь уже с солнцем, наверное. Точно – облака кончились, и теперь розово-оранжевое и какое-то странно зеленое солнце подкрадывается к земле, там, далеко, куда идти долго и не хочется чего-то. Слон забыт, костер разметало по миру, и уже наступила ночь, в которой нет звезд кроме придуманных и вместо двух солнц одна луна, да и то не круглая, а какая-то улыбающаяся улыбкой монны Лизы или даже круче, потому что луна была всегда, но только по ночам.

Ночь и холодно. То есть жутко холодно, даже настолько, что почти будет самоубийством оставаться тут хотя бы еще на два часа, даже если подумать что часов у меня все равно нет, как и времени и самих мыслях о времени, а только их тень, летучая и почти нереальная или наоборот, очень нереальная, а может все таки я даже не понял что это было.

Мокрый асфальт приветливо и грустно улыбается мне отражением луны и всяких там фонарей, фар машин и всяких неоновых штук, а я улыбаюсь ему в ответ.

Иду, никого не трогаю. Обхожу медленно кусок грязи, который разлегся на асфальте и чего-то ждет. Я обхожу и врезаюсь в темный непонятный пока предмет, который, летя над пропастью в мокром асфальте, падает в грязь и жутко матерится, скорее на себя, чем на луну. Я даже не замечаю как-то, только лишь немного отметил про себя, что кусок реальности был слишком похож на человека, который упал в грязь.

Через мгновение этот грязный как всякая порядочная свинья кусок догоняет меня и разворачивает на до фига градусов, почти кругом, и ошалело так смотрит своими маленькими свинячьими глазками и чего-то там орет. Сквозь поток уходящего и танцующего воздуха я пытаюсь поймать маленьких человечков, которые воруют смысл его фраз и разбрасывают его по небу, путая буквы, а может просто у куска уже не хватает того самого, чего некоторые называют интеллектом, а некоторые способностью к умственным действиям отдельно взятого экземпляра человечества. Мне вдруг становится смешно и грустно за наш мир, в котором только и есть что отдельные экземпляры, не стоящие как водится друг друга, и я начинаю смеяться и теряю первые три зуба, которые, падая вместе с мясом на асфальт, почему-то не растворяются, а даже больше становятся реальными, наверное, потому что теперь у меня вместо передней челюсти чего-то такое непонятное, типа дыры или еще чего круче.

Кусок, покричав чего-то, попинав мое тело для порядка и убедившись, что у меня нечего красть кроме носка потного и неприятно пахнущего, вдруг как-то быстро растворяется в темноте ночного города и становится как-то даже тихо и необычно одиноко, но все-таки лучше так, чем с куском.

Лежать на мокром асфальте без зубов меня начинает прикалывать все меньше, и я потихоньку пытаюсь придумать, как чего-нибудь придумать.

Дождь заканчивается как-то резко, почти без предупреждения и начинается снег, крупный такой и совсем не горячий а даже как-то наполовину очень холодный, но зато веселый и наверное прикольный, если смотреть не подбитым глазом.

Пар от моего дыхания постепенно наполняет атмосферу и согревает город, вместе со мной еще сотни неудачников дуют так же в воздух и так же бесполезно тратят тепло от съеденной еды и выпитого кофе, а может быть минералки или какой другой гадости.

Остаток ночи я проведу в квартире, делая вид, что сплю, как и полагается голодному неработающему студенту в ночное время, заодно думая о всяких таких прикольных вещах, а так же о своем городе.

ЗасратовГопникСити2…

Как много в этом звуке

Для сердца гопника

Слилось,

Как много в нем отозвалось

Как вихрем бурным пронеслось

И вспомнились былые годы

Бандитские кварталы, детвора

Представители новой породы

Заполнят улицы ЗасратовГопникСити2…