Из всего в мире он стремился больше всего к смерти, но смерти не как к прекращению жизни, а как к духовному обогащению, освобождению от всего лишнего и проникновения в глубины смысла и истины. Так он называл смерть. Каждое утро он просыпался и смотрел на облака что плыли за окном и думал, почему небо такое красивое. Нет, слово красивое это мало. Небо совершенно.

А ведь если не было бы солнца, мы никогда не узнали, что есть небо, и что оно такое. Многие не любят солнце, оно слепит и припекает, прячется за тучами и вообще живет своей жизнью, не понимая, что существует лишь для того, чтобы подчиняться прихотям людей. Так думают те, кто живет на земле, кто всю жизнь ходит по поверхности только для того, чтобы в конце всех дорог погрузиться на пару метров глубже. Даже те романтики, что вечно смотрят на небо и думают, что подкрадываются к смыслу сущего, всего лишь обманывают себя, потому что крылья не вырастают годами, они появляются вдруг, и вот ты рожден летать и ты в небе, но знаешь точно, что полет – та же ходьба, и все дороги ведут к земле. Гонишь постоянно эту мысль, заставляешь себя не думать об этом. Лишь на мгновение иногда слетает занавеска и ты смотришь на свое квадратное и одновременно безформенное, темно-серо-зеленое и одновременно безцветное отражение и понимаешь, что ты плохой актер в странном театре без конца и начала, и ты всего лишь одна из кукол, которые выходят друг за другом на сцену, исполняют номер и скрываются за занавесом, чтобы потом рухнуть в сундук с такими же тряпичными и деревянными куклами, в сундук, который закроют чтобы больше никогда уже не открывать и даже не думать, что там внутри.

Почему ты боишься смерти. это не вопрос. это не ответ. это мысль. Так почему же ты ее боишься.

Он смотрел на облака и думал, что вот оно небо и солнце, и рассвет, и новая жизнь. Каждый раз просыпаясь он начинал жить сначала, полный жаждой познать все, потому что все в его мире было новым, и даже то чувство, что ты живешь, ты только что родился и ты умрешь уже сегодня. Вечером. Когда солнце уйдет дарить жизнь другим, о которых ты даже и не знаешь. Ты умрешь и ничего не останется после тебя, тебя раскидает ветром по дальним холмам и твой крик расколется звонким эхом высоко в заснеженных вершинах, твое дыхание будет рождать новые волны в море, ласкающем песчаный берег, где будет бегать босиком все то, что останется от тебя в твоих снах, но только ты уже ничего этого не знаешь. Просто это уже совсем не нужно. Ты уснул. Ты умер. Тебя нет. Ты вечен.

Иногда у него получалось даже дышать. Вдыхать воздух как родниковую воду. Закрывать глаза и видеть густую листву деревьев и солнце, что светит сквозь листья прямо на тебя. Иногда он окунался с головой в прохладное озеро спокойствия, и слышал крики птиц в небе и музыку водорослей на дне. Он знал всех существ и те знали его, и они здоровались каждый миг как старые хорошие друзья, не видевшиеся вечность. Он плыл по течению бурной веселой речушки и собирал солнечных зайчиков ладонями, и пил воздух, пьянящий до грани между осознанностью и сумасшествием.

Он носил белые одежды и не носил ничего. Он пах жасмином и мятой, апельсином и мускатом, яблоком и корицей и не пах ничем.

В глазах его отражалось небо. Голос люди приняли бы за песню ветра. Косаясь руками камней, он разговаривал с ними, облегчая их участь вечного молчания. Птицы кружились над ним, животные подходили и нюхали его и деревья обнимали теплой сухой корой его руку, коснувшуюся их стволов.

С каждым закатом он умирал. Он не понимал, что это смерть и даже не знал, что она неизбежна. Он смотрел, как солнце, медленно спускаясь к горизонту, красит небо множеством полутонов, как бы развлекаясь на последок, чтобы потом уйти и замалевать все черной краской, чтобы никто не увидел, что было на холсте. А потом появляются звезды. Холодный воздух, пламя костра, звезды. Их много но лишь много, а не безконечность, их даже модно посчитать. Так он и умирал. Считая звезды.