Офисы – боги наших дней. Я не беру для сравнения бога недавнего. С ним все понятно. Устав шевелить умы, не справляясь с новыми скоростями, он остался в сознаниях, исполненных желания созерцать. Боги еще более отстающие в прошлом тоже не подходят. Они все полны личностных качеств и космизма. Офисы же – боги-еденицы. Почти что как в бинарной системе. Ноль – один. Все они одинаковы, не смотря на то, что таковыми им быть, с первого взгляда, вовсе ни к чему. Олимпы у офисов свои. Если не брать в расчет людей, находящихся внутри, то для определения этого феномена стоило бы придумать новый тип рода. Я напомню – есть мужской, женский и средний род. Четвертого в этом списке как бы нет, но род бога – он в любом случае должен быть особенным. Возможно, существует еще и пятый род. Все дело в том, что за право именоваться идолом человеческим идет постоянная вражда. Между кем (или чем) – спросите. Ну, офисы…. Это понятно. Существа четвертого рода, победившие Христа, некоторые – косящие под Христа, перетасовывая через себя людей и нелюдей, оргтехнику, прочее, непременно должны чувствовать себя на вершине. Но телевизор не дает им покоя. Есть легенда, что еще до существования людей во вселенной обитал первозданный телевизор. Жил он себе, а потом делся куда-то. Когда согласно идее этой некоторые умники принялись производить исследования, оказалось, что некоторые древние народы носили в себе знание о трехцветном существе с экраном. Это вовсе не говорит о том, что телевизор являлся им, или же им самим удавалось достучаться. В любом случае, мир есть система, и все в ней взаимосвязано.

Мысли, не оформленные в слова, проносились в голове у редакторши Нопы. Куски философий, оставленные глупыми корреспондентами. Неостывшая кровь телефонных звонков. Информация об отсутствии информации. Визитки. Буклеты. Стикеры. Наружная реклама. Редакция газеты «Улица Мира»…

«Ах, так хочется славы. И ведь на ранее, чем вчера, нагнеталось что-то в душе. В обычный день ведь как – живешь и не чувствуешь всю себя. Только нервы. Только автоматизм, великое приобретение лет. Красота. Стиль. Да и где он, стиль. Нет, стиль есть. Но вот сидит в какой-нибудь приемной секретарша, пыль кабинетная, пилит ноготочки и на меня смотрит…. Модно ли одеваться из секонд хендов? А не плебейские ли мотивы воспроизводятся в глазах обывателей, когда они идут на рынок, чтобы одеться в «Китай». Ах, так хочется славы. В душе уже что-то было. Да. Не могло же просто так колыхать ее. И ведь не просто интуиция… Интуиция – это когда, приезжая домой, видишь, что кран в ванной каким-то непонятным образом открылся сам собой. Соседи кричат. Все такое, да? И не зря, не зря болело что-то в груди, будто злая невидимая птица…. В какой же момент она снова ускользнула от меня? Сколько бездарностей мельтешат по телевизору. И все же знают, каким путем они попадают туда…»

Нопа переложила с места на место несколько номеров различных газет и журналов, которые выпускало издательство «Здравствуйте».

Молодежный журнал «Здравствуйте»… Номер сто двадцатый. «Мумий Тролль – Это Лагутенко». Номер сто двадцать первый… «Би -2 – это Шура Би 2 и Лева Би 2». Номер… «Ария – это группа …» Номер сто… «Гости из Будущего – это…» Номер сто… «Динамит – это…»

«А разве плохо? А еще так задирался молодой человек, что-то строил из себя. Новое альтернативное поколение. Видали мы таких. Четыре книги. Нет пять. Пятая моя книга уже забрана из типографии. Двадцать больших упаковок…»

Ей представились существа еще какого-то рода. Может быть, пятого. Может, шестого. Упаковки. Нет, к самим журналам «Здравствуйте» это не относится. Упаковки – пацаны сурьезные. Пыль на них особенно нейтральна. Это не звездная пыль. Не алмазная. Славы в ней нет. Чертова пыль. Что б она сдулась. Нейдет слава, хоть ты тресни. Первый роман.… Подумать только. «Мечты женщины сорока лет». Художественные методы обошли стороной эти мечты, наклеенные, как рекламные стикеры, на бумагу, зато столько страсти.

Ей вздохнулось. Молодость? Дешева молодость. Только в ней и есть, что ноги да запах желаний. А разве меньше их теперь, желаний. Второй роман звался «Молодой муж», и выпускался под псевдонимом Константин Фиджепольский. Популярность сего Константина на тот момент чисто подчеркивалась. Газета «Про это», еженедельно составляемая лично Нопой, печатала немало сверхвеселых историй. Гений местной поэзии.… Говорили, что Фиджепольский существует. Многие угадывали в нем Костика, мужа дизайнерши Ани по прозвищу Лещ. Костик ни отрицал, ни подтверждал. Так было задумано. Путь к славе шел по разным фронтам. Путь к молодому мужу не существовал без нее, без птицы этой, глупой и коварной, идущей в не те руки. Последний роман.… Да, столько терзаний. Столько страсти. Бунт соков. Игра полетов. Извилины мозгов, как киноленты, скручиваются и раскручиваются в крутом пике воображения. Молодой муж…

Нопа совершенно ничего не знала о продаваемости «Молодого мужа». Магазин при редакции продал экземпляра три-четыре. Шкатула, писательница параллельная Нопе, унесла пачку «мужей», раздала их где-то. Томиков десять было у Леща. Еще неопределенное количество находилось в хождении у работников издательства. Нопа не сомневалась, что тома с отличной полиграфией и мягкой бумагой имеют спектр использования самый широкий. Рыбу режут? Конечно. Чтобы русский человек еще и не на полиграфии рыбу не резал? Как бы не так. Берешь сельдь. Бочковую. Слабосоленую. То есть, не ты сначала берешь, а тетка на рынке варежкой резиновой ее хвать за чешую – и из бочки вон. А она глазами немигающими смотрит – ешьте меня, сдаюсь. Приносишь домой. Картошечку варишь. Водочку на стол. И погнал. Бумага под селедкой пропитывается. Ну да ничего. Бумага – она и в Африке бумага. А уж насчет того, носят ли произведения о сбывшихся мечтах женщины за сорок в отхожее место, Нопа не сомневалась. Да и что в этом такого?

День подавался к закату. Звонила Шкатула:

-Здравствуй, милая.

-Ах, это ты, - отвечала Нопа.

- Как дела твои на литературном олимпе?

- Ах, милая. Работа? Что работа? Не к лицу в наши годы трудиться день и ночь. Нужно и о вечном подумать. О любви. О жизни. О мальчиках, ха-ха-ха-ха-ха. Этот молодой человек. Я имею тот, который взялся у нас статьями подрабатывать…

- А, ты об этом? Ну ну. По моему, проходимец. Слишком много разговаривает. Слишком много своего мнения. Заносчив. Невыдержан. Любит старших перебивать. Слушай, а что, откуда он знает, что последний роман – это не Фиджепольский написал, а ты. То есть, откуда он знает…

- Разве?

- А ты не догадываешься?

- Что я должна догадываться?

- Это прозвище…

- То есть.

- Ты разве не знаешь?

- Что?

- Нопа. Ну, все так говорят…

- Я что-то слышала, милая. Честно говоря, я не все тут понимаю. При чем здесь я, и при чем здесь я? Кому в голову такое могло прийти? Я на этого сопляка думаю. Он любит язвить. Но все как-то неумело. Верно считает себя умником. На деле же выглядит он крайне глупо. Шутки его никто не понимает. Может, это мода такая? Хотя ничего. Мальчик красивый. Есть на что посмотреть. Если б не эта глупость …

-А ты еще не догадалась?

-Да о чем же я должна догадываться?

- Как последний роман Фиджепольского называется?

- Ну, милая. Ты же сама это знаешь.

-Знаю. И ты знаешь. Ты же от меня не будешь скрывать, что Фиджепольский – это вовсе не Костик, муж Ани Лещ, а ты. Пусть этого никто и не знает. Но если это правда, кто-то обязательно об этом будет знать.

-Ах, милая. Ну и что? Что ты мне предлагаешь? Сдаться в плен годам? Я уже немало прожила на свете. Хочется славы. Так хочется славы.

- Метод дедукции, милая.

-Что?

- Я говорю, метод дедукции.

- Ты о чем?

- Да все о тебе. Как последний роман Фиджепольского называется?

- Как как. «Невеста общего пользования».

- Вот. А теперь сложи начальные буквы каждого слова. Что получается?

- Ну…

-Ну?

-Слушай, не может быть.

-Может, может. Все может. Даже в нашей глуши находятся совершенно оторванные люди, которым все пополам, у которых нет принципов никаких, нет никакого уважения к старшим.

- Ну, он меня не знает. Я многое могу. Я много кого знаю. Если я захочу…

- Да, милая. Да. Вот о чем надо писать. О людях. Хватит нам с тобой беситься. Пора бы и поостыть.

- Нет, слушай. Я с тобой не согласна. Любовь может прийти к людям в любом возрасте.

Почему я должна отказываться от принципов? А то, что какая-та бесталанная челядь пытается очернить настоящий талант…. Так это во все времена было. Ты же знаешь. Пушкина тоже ведь не сразу признали.

-Да, дорогая.

День продолжал наклоняться к закату, где ждали его рыжие занавеси. И туда, в этот свет, собиралось спрятаться солнце, чтобы оставить однотонные стены офисов в распоряжение фонарей. Опустевшие боги на ночь должны были поменять ракурс. В тех зданиях, где у охранников не заведено стучать друг на друга, будет наливаться водка и говориться ночные тосты. В конторах более серьезных перед экранами дисплеев будут плыть неспокойные нервные сны. Если кто-то считает, что охрана ночью не спит, то он глубоко ошибается. Я сам не один год отработал на этом славном поприще.

Главная редакторша Нопа покинет свое место и сдаст офис на пульт. По дороге домой ей будут видеться ранние тени, первые фары, в которых отсветом будет мчаться далекая слава. Где она? Когда она придет? Ближе к сорокопяти жизнь уже не та. Если в тебе все еще много энергии, если ты любишь людей, любишь их красоту и молодость, почему все должны обращать внимание только на сиюминутные перспективы. Тем более, что сорок пять. Тем более, что возраст молодого писателя сейчас – что-то около того. Раньше быть писателем даже как-то и несерьезно. Надо ведь и опыта жизненного набраться и жар души, сердца и тела сохранить.

Боги наших дней не заснут. Зачем им спать? Сон – это перезагрузка. После него надо вновь собираться с мыслями. Искать их где-то. Вспоминать, а чем же являлись они? Существами какого рода? Седьмого, восьмого, девятого? Проще переключиться в спящий режим.