Мне горько сказать, что жестокие эры
Опять завладеют мятежной землей,
И рабская будет царить атмосфера
Под маской любви и свободы большой.
Мишель де Нотрдам. Центурия II (катрен 10)
|
Посвящается Оле
Все началось две недели назад. Этот день, ничего не предвещавший, убил меня. Я стал ангелом Смерти, черным пятном. Мысли разбегаются. Я не могу сосредоточиться. Собрать все воедино. Все элементы той картины… Нет на свете нет ничего, ради чего можно барахтаться в этом говне… За что? За что я родился и за что мне дан этот ”дар” – жизнь… Все началось две недели назад…
Я знал что моя робота связана с риском. Участковый милиционер. Пять лет в секретном спецподразделение. После ранения списанный и устроенный на свою последнюю работу…
Боже, эту боль не возможно терпеть… Пуля в сердце с каждой секундой приближает логический конец этой фатальной сцены… И что впереди… Ад? Рай? Нет не для меня…
Семья. Естественно у меня есть… была семья. Жена, дочь. Родители давно погибли, в авто катастрофе, когда мне было 25 лет. А все ведь начиналось так стандартно. Мальчишка. Еще сопляк. Наркоман. Его нашел мертвым в подворотне прохожий. В моем участке. Я выехал. Так не кстати был этот звонок, я уже собирался идти домой, у моей Наташеньки был день рождения…
Боже, как все банально. Как в компьютерной игре или дешевом, бульварном чтиве…
Я приехал на место и увидел тело мальчика… Он валялся на припорошенной ноябрьским снежком земле раздетый до нога, немытые светло-русые волосы спутались и склеились от запекшейся крови. На руках многочисленные следы от уколов, остатки пены на губах, весь в кровоподтеках и ссадинах. Как позднее я прочитал во врачебном заключении он был изнасилован… Достойный конец достойной жизни… На спине мальчика ножом была вырезана пентаграмма…
Я пришел домой в три часа ночи. Все спали, праздничный ужин стоял на столе нетронутым… Они меня не дождались… Дерьмо… О Господи, какое я Дерьмо. Я пошел в туалет и выблевал все, что было в желудке… Есть не хотелось… Спать не хотелось… Жить… Перед глазами вставал образ истерзанного мальчика, лица людей, которых я по долгу службы убивал, и тех, чью смерть видел. Я устал видеть смерть, устал… Однажды Иосиф Виссарионович сказал, что Смерть одного это трагедия, а смерть миллионов -статистика… На самом деле… Когда вы видите смерть близкого, вы переживаете, сожалеете, плачете. Когда вы видите похороны постороннего человека, вы сочувствуете и может, думаете: вот был человек и нет человека… жаль. Когда же вы читаете книгу и видите число погибших … человек, почти ничего не чувствуете, нет вы, конечно, может, и ощущаете что-то, о чем-то думаете, но… Вы сочувствуете им и только. Причем чем меньше цифра и чем она ближе, тем сильнее вы сочувствуете. Ну проще говоря, на много вас не хватает. А теперь представьте 20 000 000… что это за цифра… Испытайте, попробуйте боль на вкус… 20 000 000 судеб, жизней… 20 000 000 Я. Я таких же ценных и полновесных как и твое собственное . Двадцать миллионов Я испытывающих горе и радость, боль и наслаждения. Имеющих родственников , друзей, близких… Представляете, я думаю что нет… Человек не может вместить столько горя… Человеку гораздо проще представить и прочувствовать – жена не дождалась мужа с войны, чем 100 000 жен не дождались мужей с войны. Прочувствовали? Нет. Вы не можете сделать этого, вы просто не переживете такого горя.
Я промучился, пытаясь заснуть, но ничего упорно не получалось. В конце концов, дожив до шести часов утра, я встал с кровати, оделся и пошел на работу… Я хотел разобраться. Разобраться с мальчишкой наркоманом, с собой… С его смертью и со своей жизнью. Почему я хотел этого? Я долго над этим думал. Пытаясь оправдаться. Прежде всего перед собой. Не знаю. Может видел что-то общее между ним и собой, а может просто надоело. Надоело все. Отношение людей к другим людям. Отношение к самому себе. Коррумпированность нашей жизни. Не знаю да и не хочу… Мелкий, почти острый снег сменило что-то среднее между снегом и дождем. Под ногами хлюпало и чавкало взявшееся неоткуда черно-белое, снежное болото. Я добрался до отделения часам к семи. Позвонил домой, попросил прощения у жены, сказал, что сегодня обязательно приду вовремя… Сомневаюсь что она мне поверила. Да и какая теперь разница? Из динамика, оставшегося в кабинете с советских времен, радио звучал хриплый голос Разенбаума: Ой, вэй! Будет день, и будет пища, Жить не торопись. Иногда богаче нищий, Тот, кто не успел скопить. Тот, кого уже никто, нигде, ничем не держит. Теперь, лежа с пулей в сердце я понимаю смысл этих слов, а тогда нет. Вернее, мне казалось, что я их понимал, а на самом деле нет. Не понимал.
Пентаграмма на плече трупа все больше склоняла меня в сторону того, что это не сектантское убийство. Уж больно это банально. Я прочел заключение судмедэксперта. И выкинул идею секты из головы. Странная она получилась. Сначала изнасиловать, а потом использовать как жертву в ритуале, или может… Зацепок не было, ни свидетелей, ни улик, ни подозреваемых. Даже личность наркомана было тяжело определить. Ничего. Куда идти и что делать? Звонок раздался неожиданно. Звонил мой товарищ, такой же “простой участковый” как и я. Патологоанатом, проводивший обследование мальчика, убит. Тело наркомана облито кислотой. Перед тем как положить трубку я узнал домашний адрес новоиспеченного трупа. Отлично. Еще труп. Это явно была не секта, но кто? Над вопросом почему тело мальчика облили кислотой, я не думал, это было очевидно, но… Но что то там было не так. Все было уж очень просто. Я рассуждал, что патолога убили потому, что в теле было что-то особенное. Что-то, что медик скрыл… Но почему кислота? Если это какие-то органические остатки, то почему бы их не смыть. Кислота – странный выбор…
Ответов на вопрос, куда идти было два, а на вопрос что делать я ожидал в скором времени… Дом патолога был под стать месту работы. Я имею в виду общее впечатление, когда попадаешь в это помещение… Трупов не было. Но атмосфера… Я должен был здесь что-то найти. Переворачивать всю квартиру на самом деле банально. У меня на это не было ни сил, ни времени. Я сел и стал думать… Когда у тебя есть что-то очень важное, ты это либо хорошо прячешь, либо кладешь на самое видное место. Причем прятанье ограничивается несколькими местами: ванна, туалет, комната или комнаты- зависит от их количества, коридор и кухня. Ха… нет это не смешно. Я категорически не успевал проверить все возможные варианты. Скоро приедут мои коллеги, и будет поздно. Но должен признать мне кое в чем повезло – квартира была однокомнатная. Я проверил кровать, зеркало, пол и стены – ничего. Комната вероятнее всего была пуста. Следующим пунктом назначения был туалет, не столько, потому что это любимое место для укрытия улик, а скорее из соображений собственной нужды. К моей несказанной радости унитаз был забит чем-то, но расстроило меня то, что узнал я это после того как… Капаться в дерьме, такая уж у меня работа… была… Улики, изъятые мной, представляли завернутые в герметичный пакетик, бумаги, диктофон и кассеты для него. Я достал все из пакета. Прослушав кассету, находившуюся в диктофоне, я засунул ее в специальное место, под подкладку своего кожаного полу-плаща. На ней были результаты вскрытия. Диктофон я положил в карман. Куда спрятать бумаги, я не знал. Кинув их на стол, я пошел выключить свет. Но не успел. Маски шоу. Отряд ОМОНа ворвался в квартиру. Такое чувство, что они готовились к недельной осаде. Меня просто снесла с ног, открывшаяся, нет скорее вылетевшая дверь. Удар… Все поплыло перед глазами. Только серые пятна. Как в детском анекдоте… Я почувствовал что-то липкое и теплое на затылке и потерял связь с реальностью.
Когда-нибудь, человек начинает задумываться над тем, что он успел, а что нет. Перед глазами проплывали силуэты прошлых лет. Все, абсолютно все… И могу вам честно сказать… Я служитель закона, я ничего не сделал… А что сделали вы? Стоит ли ваша жизнь, тех средств, что затрачивает на вас наша планета… Ответом в девяти случаях из десяти будет – нет… Почему? К чему мы стремимся. Спросите сами себя. Спросите « чего я хочу? ». И ответьте сами себе. Я хочу быть здоровым. С достатком. Иметь власть, хотя бы над самим собой. Хочу, чтоб моим родным и друзьям жилось хорошо. И так далее. Мечты банальны и выражаются они банально. И, по-моему, мира во всем мире хотят только девушки с конкурсов красоты, дети и укуреные растоманы. Наверное, вы думаете, что это неправда, но ответьте себе честно. Если бы вы могли загадать одно единственное желание, сколько бы из вас пожелали этого пресловутого мира, или постигнуть все тайны мироздания. Единицы. Нет, конечно, многие свое единственное желание отдали бы ради кого-то другого, одного. Но не ради всех. Мы в большинстве своем бесполезны и это страшно. И вот этим одним. Ради кого жертвуем собой. Мы пытаемся бороться с этим бессилием, алчностью, завистливостью, в которых мы живем. Думаю, что это похвально. Наверное, поэтому я взялся за это дело. Тяжело. Мысли и гнев переполняют меня, и я не могу сказать четко, чего хочу. Наверное, я устал. Устал пресмыкаться. Мне надоело, что кто-то считает себя сильнее. При этом ни моральных, ни законных, ни физических или умственных прав на это не имеет. Хотя нет. Имеет. «Имеет» мораль и моральные права. Ты в любой момент можешь лишиться жизни только потому, что один гомодрил с интеллектом ниже среднего посчитал, что он лучше тебя. А кем будет этот гомодрил, мне все равно. Папа Римский - глава инквизиторов и палачей, король с грузом наследственных заболеваний превышающим вес индийского слона, расстреливающий направо и налево людей генсек или коррумпированный чиновник.
Меня «разбудили». Те самые маски шоу. Они перевернули всю квартиру и уже собирались уходить, но их главный решил со мной побеседовать. - Не суй свой нос, в игры больших дядей, Володь. Оставь это им. – голос, обращавшийся ко мне был до боли знаком, но где я его слышал… я тогда не помнил.- найди какого-нибудь конченого наркомана, пришей ему малолетку, а врач, это не твоя юрисдикция. – он все сказал и ушел. А я все понял, но не послушал. Потому что не хотел.
У нас всегда есть выбор: правда или ложь, белое или черное, Рай или Ад. И у меня был выбор. Но я давно уже шел прямо. Никуда не сворачивая. Меня не устраивало ни вечное блаженство, ни вечные муки. Ни один вариант не давал того, что я хотел. Я хотел справедливости. Справедливости и ничего больше. Ведь правда иногда убивает, а ложь спасает жизнь или чувства, белое всегда приписывают себе победители, оставляя черное проигравшим. Рай – если верить христианской религии, это вечное блаженство, то есть отсутствие целей и желаний. Полка с очень изысканными игрушками. Ад – это вечные муки, хотя цель есть. Есть, куда стремится, но… если стремится в Рай. Значит, стремится стать бесцельным существом. Нет – это не для меня. Мне только прямо.
Я вышел на улицу. Значительно похолодало. Мне пришлось тащиться по гололеду. С неба летел мелкий снег. Белый снег на фоне черного неба. Крупицы правды на необъятных просторах лжи. Я заметил, как за мной следят уже через десять минут. Машина с выключенными фарами. Она проехала, вслед за мной, уже не один квартал. Пусть следят. Я устал, я шел домой. Но… Почему мы постоянно ищем приключения на собственный зад. Снег усилился, и я не удержался, я перешел в наступление. Зачем? Я спрашиваю не кого-то. Я спрашиваю себя. И не могу найти ответа.
Я зарядил чистую пленку в диктофон. Обошел машину следящих сзади, включил запись и сел в автомобиль. В нем сидел мой старый друг. Нет, какой же он мне друг. Друзей не предают. Это был мой бывший сослуживец. Человек, который прикрывал мне спину не один раз. Человек, спину которого прикрывал и я. Но это было там, среди врагов. Где все, на первый взгляд, гораздо проще. Есть враг, есть друг. Но здесь… среди, как мне казалось, друзей. Я был удивлен его увидеть, а он меня нет. Тот человек, которого я называл другом. Который когда-то клялся, что перевернет за меня горы. Он просто предал меня. Он знал все и ничего не сделал. Он предал меня, он предал себя, свое слово, свою честь. Обманы бывают разные. Когда человек обманывает кого-то, когда он обманывает себя – это одно. Когда же он обманывает свою честь, свое слово – это совершенно другое. Это предательство. - Здравствуй, Володь, - я увидел, как он мне улыбнулся в зеркало заднего вида,- давно не виделись. Ты как обычно, всего, за несколько мгновений, увяз по уши в говне. И как это у тебя получается? - Паша, что ты здесь делаешь?- тогда я был искренне удивлен. Он был недалек, а также был любителем поговорить. И сказал мне все. Он думал, что все такие же падлы, как он. Такие же пресмыкающиеся. Он думал, что напугает меня, а я возьму и подожму лапки. У меня были записаны имена его хозяев. Их состав был банален до крайности. Бизнесмены, мафиози, политики. Одним словом – проститутки. Те, кто ценит деньги выше людской жизни. Естественно Павлик сдал всех, кого только мог. - Когда-то, ты был хорошим парнем, Володь. Ты был мне другом. А теперь ты поменялся. Еще не поздно все исправить. Не поздно все вернуть. – Он закончил этими словами, сам того не подозревая, обличительный монолог. - А ты как был сволочью, так сволочью и остался. И поверь мне, на свете, все же есть высшая справедливость. Любой человек будет наказан за свои грехи. Нет не на том свете. На этом, поверь мне. На этом. Богачи умирают от тоски или от руки завистника. От сердечного приступа из-за постоянного страха. Убийц убивают. Поверь мне, ты будешь наказан. Я выключил диктофон и вышел из машины. Они не последовали за мной дальше. Не попытались меня догнать.
Люди всегда слышат только то, что хотят слышать. Видят - то, что хотят видеть, и мирятся с тем, с чем хотят мириться. Пусть кто-то и оправдывает себя словами, что так устроен мир. Но это все ложь самому себе. Все, кроме жизни, можно вернуть и со всем можно бороться. Бороться и пытаться найти правду, которая восторжествует. Что такое, правда? Я слышал от многих людей ответ на вопрос: что хорошо, а что плохо, звучащий как: Хорошо - придумывают люди. Когда к власти приходят новые, они меняют хорошо и плохо. Не исключено, что когда-нибудь убийство или пытки не будет чем-то олицетворяющим зло, но содержать дома кошку будет караться смертной казнью. Очень часто такие люди не гнушаться делать того, что, по их мнению, при другой власти, при других моральных ценностях будет в порядке вещей. Не знаю. Может, они и правы. Но у меня всегда было чувство, что где-то есть правда. Есть, как бы банально это не звучало, высшая справедливость. Не знаю, поймет ли кто-нибудь меня. Но у меня было какое-то чувство справедливости, и других слов я подобрать не смогу. Какие-то презираемые обществом проступки я с легкостью совершал. Другие, даже иногда поощряемые, - я совершить не мог. Наверное, самое правильное, мудрое правило – не делай другому того, чего не желаешь, чтобы делали тебе.
Дальше сюжет моей жизни стал просто деградировать. Я жил в каком-то голливудском фильме. Или может игре. Не знаю. Макс Пейн или Город Греха. Все было просто по Голивудски. Я предугадывал каждый свой шаг. И каждый шаг своих врагов. Я боролся с тем, с чем часто борются супергерои. С режимом. С человеческим миром, с его сущностью.
Естественно следующим моим шагом было отнести записанную в машине пленку к своим друзьям, хотя я уже даже не знаю кто мне друг. Друг- это тот, кто тебя понимает. А все не хотели меня понять. Или просто боялись это сделать. Да, скорее всего, это были не друзья. Это были знакомые, которые пресмыкались перед кем-то другим. Кем-то, кто конфликтовал с хозяевами Павла. Мне предоставили защиту до суда. И попросили выступить как свидетеля. Если вы когда-нибудь смотрели американские фильмы, то… можете вполне все предугадать. Мне угрожали, я выступил, и получилось то, что получилось. Видно, хозяева Павлика все-таки договорились с хозяевами моих знакомых, и со всей скамьи подсудимых, пестреющей от известнейших и богатейших лиц, остались одни лишь мелкие сошки. Конечно, с доски сняли и парочку крупных фигур, для окраски, но это значения не имело. Павел, кстати, так и не дожил до вынесения приговора. Его убрали. Убрали, как надоевшую игрушку, которой вдоволь наигрался разбалованный ребенок. Выкинули за ненадобностью, так как он дал сбой. Сбой в этом налаженном конвейере человеческих судеб. Второго шанса ему не дали. Он ушел в прошлое, а прошлое как говориться это не то что прошло, а то, что не вернуть. Конечно, вы можете догадаться, что, придя домой, я увидел убитых жену и дочь. Господи, это невыносимо больно. Больнее чем пуля в теле. Хотелось плакать, но я не мог. Не потому, что для мужика позорно плакать, просто не было сил… Признаться честно, я знал… Я не ожидал увидеть их живыми, как бы это страшно не звучало. Просто мне хотелось верить в человеческую справедливость, но ее, на самом деле, не существует. Я был обессилен не только тем, что не могу ничего сделать. Всегда можно схватить пистолет и пристрелить обидчика, но… Я не знал, кто мой обидчик. И чтоб сделать это мне пришлось бы вырезать пол планеты. Так как врагом моим были люди. С их алчными и лживыми натурами. Те, кто живет только ради себя. Ради того чтоб набить брюхо, а потом опорожниться. Те люди, кто ценит себя и деньги, и те, кто, видя все это, молчит и пресмыкается. Говорят, что перед смертью перед человеком проносится вся его жизнь. И знаете – это правда, только мы не знаем когда умираем что это конец… Нет не в том смысле что мы незнаем о том , когда наше тело перестанет функционировать. Я говорю о том, что умерев, мы об этом не знаем. Наши тела прекрасно функционируют… но это не мешает нам умереть… Это сложно понять, но по-другому передать то, что со мной произошло после смерти жены и дочери я не могу. Смысла жить не было, только месть… Да, я согласен, месть это тоже цель, но не та. В тот день я перестал быть человеком. Я умер.
Да именно так, я умер, но при этом прожил еще три дня. И сегодняшний, третий день я заканчиваю на этой гребаной крыше, весь в крови. Отомстивший, но потерявший последнюю цель в жизни. Осталась только желание свободы…
Два пистолета, список из восьми человек, человек, не осужденных судом людей, но осужденных судом человека и месть.
Директор салона красоты, ее муж депутат и два ”частных предпринимателя”. С ними было легко справиться. У них почти не было охраны. Тихая смерть в кровати. О какой еще смерти может мечтать человек под старость лет. Лег спать и не проснулся. С остальными все было гораздо сложнее. Узнав о смерти своих “коллег” они все собрались в одном месте. Окружив себя милицией, спецотрядами и своими головорезами, для собственной защиты. Для них это было не сложно… Мэр, начальник МВД города и два очень состоятельных гражданина.
Я шел по ночной улице города… Заморозки и сухость воздуха, делали эту ночь очень приятной для прогулок. Мелкие снежинки, падая на землю, попадали в воздушные завихрения. Уносились прочь, терялись в страстном танце но, в конце концов, падали на землю. Падали и начинали свое карнавальное шествие по белой от утрамбованного снега дороге – поземку. Свет фонарей и отблеск сугробов. Двадцати этажное здание мэрии было окружено постами правоохранительных органов. Пройти внутрь через главный вход было просто не возможно. Нормальный человек никогда этого бы не сделал, но я ведь…
Когда теряешь все… Когда не остается ничего кроме мести, кроме справедливости ты начинаешь по другому думать. По другому жить. Я не знаю, как это можно объяснить. Мысли ... Я не могу сосредоточиться. Собрать все…Если твой разум заполняет смерть, в теле твоем есть жизнь, пусть даже слабая, но есть… Как только в разум приходит жизнь, над телом начинает властвовать смерть… Нормальный человек никогда бы этого не сделал. Ведь он ценит себя, а я нет, не зачем. Ради чего ценить себя… Все смыслы жизни сводятся к трем основным принципам: жизнь ради жизни, жизнь ради себя и жизнь ради других… Но чтоб согласиться с этим нужно верить хоть в одного человека, я не верю даже в себя…
Первые два охранника на входе умерли сразу, третий лишь успел повернуться и получил пулю в лоб… Молодой парень лет двадцати, он не в чем не был виноват. Это была его работа, работа во имя людей… За что он… Ведь он наверняка не знал что те люди, кого он защищал, такие сволочи… Его красная кровь разлилась по белой заснеженной земле. Красное на белом… Я двигался дальше, холл – пять охранников… Еще пять ненужных смертей и простреленное калено… Боли не было… Я заковылял к лифту, со всех сторон был слышен топот бегущих ног. На улице перекрикивались люди, все бежали на выстрелы в холл. Двери лифта открылись, я ввалился внутрь. С лестницы напротив спускались люди, я нажал кнопку, выстрелил пару раз, кто-то упал. Двери лифта закрылись.
Знаете, о чем я тогда подумал? Может, я прочитал очень мало книг, но я никогда не встречался с описанием битвы, драки, сражения от первого лица. От человека участвовавшего в сражении. Одного человека, без вмешательства автора… Без внутренних голосов и других основных персонажей… Что человек чувствует… Описание, плюс смерть, минус человек. Я просто не думал о них. Можно говорить что: он слился со своим пистолетом, чувствовал, как они стали одним целым. Но я об этом не думал, да и сомневаюсь, что кто-нибудь во время убийства размышлял о своем единении с оружием, или чем-нибудь подомном. Есть Я, есть Он и есть Смерть. И думать, как кто куда кувыркнулся, во время перестрелки, нет никакого желания.
Я вышел из лифта еще четыре охранника, еще четыре трупа. Пробитое правое плечо, боль. Я упал, но я еще не отомстил… Я поднялся. Я был слишком упрям чтобы умереть вот так. Я шел по коридору, если можно так сказать. Ногу я почти не чувствовал, но опираться на нее мог. Меня действительно окружала смерть. Я терялся от числа собственных ранений. Люди умирали, в какой-то степени невинные. Невинные своими действиями, но виновные своим бездействием. Люди, принимающие все, как есть, не пытающиеся сопротивляться… Я, может, был не прав, но у всех есть право на ошибку, а я пытался… Последние охранники. Три убийства. Пуля в сердце. У меня не получалось как у супергероя оставаться невредимым, но я был жив. Если противников больше двух, то вероятность не получить пулю в пустом коридоре, без укрытий невероятно мала. Но я шел дальше. Вперед Еще дверь, четверка последних негодяев и конец истории. Хеппи энд.
Когда я убивал мэра, я все-таки спросил его - почему? Что сделал ему тот мальчик, что он не хотел чтоб узнали правду? Он не ответил. МВДэшник сразу сообщил мне, в надежде на жизнь, что наш дорогой мэр педофил, как не странно немного с голубым окрасом. Поэтому МВДэшник и умер первым. Если ты врешь кому-то, ври, ты преследуешь свои, не всем понятные цели. Но не предавай. “Коней на переправе не меняют”. Я вышел на крышу, белый снег все также мирно падал, танцуя с ветром. Я устал. Боже, эту боль не возможно терпеть… Пуля в сердце с каждой секундой приближает логический конец этой фатальной сцены… И что впереди… Ад? Рай? Нет, не для меня… Я отомстил и потерял цель жизни. Осталась лишь только свобода. Краткосрочная, но полная. Мне нечего терять. Мне надоели условности. Я и Свобода. Один шаг, всего один, но он приведет меня к свободе. Шаг к свободе. Шаг и свобода. Свобода - заснеженный асфальт. Свобода и снег. |
Библиотека // Объявления