Мы шли домой.

Он говорил, что именно тот мир, где до сих пор растут деревья, поют птицы, течет чистая вода и прогрессирует цивилизация, и есть наш дом. И я ему верила. Потому что любила.

Он называл себя Деклан. Было это настоящее его имя или нет, не знал никто. Ему было тридцать восемь. Он был высок и худощав, со смуглого, с резкими чертами лица смотрели ясные, стального цвета глаза. По его взгляду невозможно было понять, о чем он думает, в каком расположении духа находится. Глаза его всегда глядели прямо и открыто, а губы были сложены в полуулыбке – полу-усмешке. Он будто пришел из ниоткуда. Просто однажды появился в нашем бункере, познакомился со всеми, нашел себе место и остался.

Мы с сестрой жили в подземной части бункера в небольшой комнате за толстой железной дверью. Сам бункер состоял из двух частей – подземной и надземной. В подземной части обитали те, у кого были маленькие семьи или вовсе не было семей, а в надземной жили семьи с детьми, просто потому что там был водопровод с более или менее чистой водой, пригодной для питья. Краны с водой были, конечно, в каждой комнате, но пить эту воду было опасно. К тому же, у источников чистой воды были свои хозяева; включали воду строго по часам и брали за нее непомерную плату. С тех пор как ресурсы Земли закончились, и произошел Взрыв, воды становилось все меньше, а та, что была, делалась все грязнее. Я родилась уже после Взрыва, но те, кто жил до него рассказывали, что когда-то на площадях городов били фонтаны воды, что вода использовалась не только по прямому назначению, а просто так, для красоты. Мне было трудно это представить, а еще труднее было объяснить такое неразумное использование столь ценного ресурса. Еще они рассказывали, что в каждой семье был автомобиль – средство передвижения, работающее на производных нефти. А саму нефть добывали прямо из-под земли. И что когда-то в городах благоухали тенистые зеленые парки, а за городами простирались бескрайние леса, где водилось бесчисленное множество животных и птиц. Все это мы видели на картинках из старых книг, тех немногих, что уцелели после Взрыва.

Рассказывали, что Взрыв был такой силы, что на всей планете выжили лишь немногие. Они сбивались в стаи, укрывались в построенных на случай войны бункерах, опасаясь новых взрывов. Взрывов больше не было, а люди так и оставались жить в бункерах. Жизнь здесь была спокойной, люди встречались, влюблялись, создавали семьи, рожали детей, обрастали бытом, будто и не было никакого Взрыва.

Мне было двадцать три. Говорят, я родилась через пару лет, после Взрыва, и я даже рада, что так вышло. Старики тосковали по прошлой жизни, а мне не почем было тосковать.

Наши с Аной родители умерли двенадцать лет назад. Мне тогда было одиннадцать, а Ане пять. Их погубила страшная болезнь - воспаление легких. Врачи, что жили до Взрыва, говорили, что раньше эту болезнь было просто вылечить, но теперь это невозможно, потому что нет лекарств. Так они погибли. Мы остались одни, и нас переселили на нижний уровень бункера. Мы не переживали – на нижнем уровне тоже жили интересные люди, и мы быстро нашли друзей.

А теперь туда явился Деклан. Одинокие женщины и вдовы из нашего бункера начали виться вокруг нового холостяка. Он был со всеми вежлив, говорил мало, больше слушал и улыбался, ухаживания принимал с благодарностью, но к себе в комнату никого не пускал и надежду никому не давал. Никому, кроме меня.

Я так никогда и не знала, любил он меня или нет. Хотелось бы верить, что любил. В себе же я была твердо уверена – я любила его больше жизни. Я первая заговорила с ним. Мы оба стояли у дверей бункера, смотрели в мутное желтое закатное небо, и тогда я спросила, кто он и откуда. Он сказал, что он бывший Стрелок. Я слышала о Стрелках, но никогда их не видела. Говорили, что Стрелки - это особые карательные отряды, ведущие беспощадную борьбу с нарушителями режима. Еще говорили, что бывших Стрелков не бывает, ими становятся раз и навсегда. Я сказала об этом Деклану. Он ответил, что это правда, но не объяснил, почему. Тогда я спросила, многих ли ему пришлось убить, а он повернулся и молча пошел в бункер. Я догнала его, схватила за локоть и пообещала больше никогда не задавать таких вопросов. Он молча улыбнулся, и мне стало легче. Так мы впервые поговорили. Потом я стала приходить к нему в комнату. Он впускал меня, даже не придумывая причин, как поступал с другими. Бывало, мы часами разговаривали о жизни, он рассказывал о мире до Взрыва, а иногда просто молча сидели рядом. Тогда я смотрела на него, разглядывала его губы, ресницы, убирала с его лба непослушные прядки темных волос и пыталась разгадать, о чем же он думает. А однажды я сказала, что люблю его. Просто так, среди тишины, взяла и сказала: «Я люблю тебя». Он посмотрел на меня долгим взглядом, без улыбки, но ничего не ответил.

Но именно в тот вечер он рассказал мне страшную тайну. Он сказал, что тогда, двадцать пять лет назад, на Земле истощились не все природные ресурсы, а лишь их половина. Сильные мира сего пришли к выводу, что планета не сможет прокормить все свое население, и разделили его пополам. Выдающиеся ученые, писатели, художники, спортсмены – те, кто мог составить новый генофонд, а также миллионеры, политики и прочие небожители, были отнесены к категории «достойных». Остальные люди оказались на планете «лишними». Лишних людей изолировали на обширной территории, сравнимой с огромным островом или небольшим материком. Было объявлено, что грядет Конец Света, к планете стремительно приближается гигантский астероид, и взрыв неизбежен. Взрыв действительно прогремел, но виной тому была отнюдь не комета-убийца. По теории, все «лишние» должны были погибнуть, но в расчеты закралась ошибка. Выживших оказалось много. Чтобы удерживать их в изоляции, были созданы отряды Стрелков. Их функция заключалась в том, чтобы не пропускать «лишних» в мир «достойных». Именно потому, что Стрелок, пограничник, знал правду, он не мог уйти из отряда живым.

- Значит, ты пришел из того мира? – спросила я.

Деклан кивнул. Он рассказал, что его приняли в отряд Стрелков, когда ему было двадцать. Туда трудно попасть, нужно пройти массу тестов на физическую выносливость и психическую уравновешенность. Только после того, как ты пройдешь жесткий отбор и отслужишь испытательный срок – год – тебя посвящают в страшную тайну. Стрелков лишают их настоящих имен. В отряде им дают новое имя, которым они пользуются до конца своих дней. Пенсии у Стрелков не бывает. Когда из-за возраста, ранения или болезни они теряют физическую форму, они просто пропадают из отряда. Никто, даже их товарищи по службе не знают об их дальнейшей судьбе наверняка, но все догадываются. Деклан – это было имя Стрелка, назвать настоящее он наотрез отказался, - отслужил в отряде почти восемнадцать лет. Он сказал, что через пару-тройку лет от него бы избавились. Мало кто задерживался на службе после сорока.

- Ты просто не хотел умирать, поэтому ушел? – спросила я.

Он пожал плечами.

- И это тоже. Мне потребовалось целых восемнадцать лет, чтобы понять, что я соучастник величайшего преступления против человечества. Я больше так не мог.

- У тебя в том мире есть семья?

- У Стрелков не может быть семей. Мы соприкасаемся с миром «лишних людей», а значит, потенциально опасны. Мы, как и вы, не считаемся полноценными членами общества. Мы сторожевые псы. Мы охраняем их покой.

Я спросила, хочет ли он вернуться. Он ответил, что хочет и собирается это сделать, хотя это будет трудно. Он теперь в бегах, а беглых Стрелков не щадят. Я погладила пальцами его смуглую щеку, он слегка поежился – не ожидал прикосновения.

- Тогда не уходи, - сказала я, - живи здесь.

- Жить? Ты называешь это жизнью? Если бы ты могла сравнить свой привычный мир с моим, ты бы поняла, что еще ни дня не прожила по настоящему.

- Тогда зачем ты здесь?

- Чтобы рассказать людям правду. Чтобы у них появился выбор.

На следующий день он повторил эту историю для обитателей нашего бункера. Я хорошо помню тот день. Деклан стоял на возвышении посреди большого зала, где все обычно собирались по праздникам или другим важным поводам. Со всех сторон на него взирала сотня пар глаз. Он закончил рассказ, но его последние слова были встречены гробовым молчанием.

- Знаю, это звучит, как бред, - сказал он, - в это трудно поверить. Но постарайтесь! Я ухожу через три дня. На рассвете я буду стоять у дверей бункера, всякий, кто захочет, может идти со мной.

- Если ты говоришь правду, - произнес кто-то из толпы, - и мы все пойдем за тобой, будет война, и мы все погибнем.

- Поэтому я предлагаю для начала не брать женщин, детей и стариков. Когда вы пересечете границу и увидите тот мир, вы вернетесь за своими семьями.

- А если нас всех убьют на границе? Кто позаботится о наших семьях?

Я безотрывно смотрела на Деклана. Он явно не знал и не хотел знать ответа на этот вопрос. Ему были незнакомы подобные чувства. Он растерялся.

- Я не намерен организовывать поход или собирать армию. Мое дело – донести до вас реальное положение вещей и предложить выход. Решать вам. Через три дня на рассвете я буду ждать.

Я оставила Ану в бункере, решив, что пусть она лучше живет здесь одна, чем умрет на границе. Сама я остаться не могла.

Деклан стоял, прислонившись к поржавевшей стене бункера, и смотрел в мутное рассветное небо. Он увидел меня боковым зрением, но даже не повернул головы.

- Там, в моем мире на рассвете из-за горизонта поднимается солнце, - тихо сказал он, – красное или желтое. А ночью на небе появляются звезды и луна. Ты наверно никогда этого не видела. Здесь небо всегда затянуто смрадными тучами.

Я видела звезды на картинках, будто осколки стекла, рассыпанные по черному бархату, видела оранжевый диск солнца. Говорят, раньше дети любили рисовать солнце. Наши дети никогда его не рисовали.

Мы долго стояли так вдвоем, а потом пошли. Стало ясно: больше ждать некого. Одни не хотели оставлять семьи, другие просто боялись перемен. Я спросила, долго ли нам идти. Деклан ответил, что до ближайшей границы несколько дней, но если бы был автомобиль, доехали бы за несколько часов.

Итак, мы шли домой. Днем брели по сухой оранжевой земле, отдыхали, сидя на камнях, мелкими глотками пили из фляжек воду. Если начинался дождь, укрывались в ущельях скал. Там мы сидели, прижавшись друг к другу, и разговаривали обо всем на свете. Деклан стал больше говорить и больше улыбаться. Мне нравилось, когда он улыбался: его стальные глаза делались мягче, и в них плясали веселые искорки. Тогда я смотрела на него и думала, что вот он, мой мир, мое счастье. И мне было все равно, по какую сторону границы мы находимся. По вечерам, если удавалось набрести на какой-нибудь бункер, мы просили ночлега. В маленьких темных комнатках с одной кроватью мы занимались любовью ночи напролет, а наутро набирали воды, чего-нибудь съестного и двигались дальше.

Я часто думала о том, что ждет меня в том новом мире. Я не могла даже представить, что люди там живут не в комнатах, как мы, а в квартирах, где у каждого члена семьи своя собственная комната, а некоторые живут в отдельных домах! У них есть ванные, где вода течет из крана в неограниченном количестве, а еще есть бассейны – огромные резервуары с чистой водой, где можно плавать, сколько хочется, просто ради удовольствия! Мы в нашем мире мастерим детям игрушки из подручных средств, а там, только представьте, работают целые фабрики, производящие игрушки для детей! Какая роскошь! По выходным люди ходят гулять в парки и леса, где они любуются деревьями, собирают ягоды, слушают пение птиц! Наверное, если бы я однажды зашла в парк, то не выходила бы из него неделю – пока не разглядела каждое зеленое деревце! А зимой у них идет снег, белый-белый! А потом он тает и превращается в воду! Это необыкновенный мир! Иногда я даже начинала сомневаться в словах Деклана, думала, что он обманул меня, и такого мира просто не может быть. Я даже высказывала ему это вслух. Он не сердился, просто улыбался мне и просил немного подождать, набраться терпения. Я старалась унять воображение, но это было сложно. Ведь все, что я видела в жизни, была эта оранжевая пыль, мутное желто-серое небо, редкие засохшие стволы деревьев с неподвижными, будто мертвыми серыми воронами на голых ветвях, смрадные серо-зеленые болота с небольшими очистительными установками, пытающимися извлечь воду из тухлой жижи и бункеры, где день за днем проходила наша жизнь. Жизнь? Разве это жизнь в сравнении с тем, что видел Деклан?

Прошло несколько дней, и однажды утром, выйдя из бункера с запасами воды и еды, Деклан объявил, что сегодня мы достигнем границы. Мне стало не по себе. Я спросила, как выглядит граница. Он ответил, что два мира отделяет друг от друга большой пролив. Через пролив на тот берег ведут широкие мосты, вход на мост и есть граница. Я спросила, как люди передвигаются по мосту. Деклан сказал, что простые люди редко пользуются мостами – «достойным» нечего делать в мире «лишних», а «лишних» Стрелки никогда не допустят в мир «достойных». Он также рассказал, что мост простирается на много километров, но, воспользовавшись автомобилем Стрелков, можно перебраться на тот берег за три-четыре часа. Пешком идти нельзя – сразу попадешь под обстрел. Я спросила про Стрелков, какие они, как их узнать. Деклан сказал, что не узнать Стрелка невозможно, они одеты в черное, в их руках винтовки, и они редко промахиваются. Они пограничники, но это не значит, что они буквально стоят на границе – на входе на мост. Они снуют повсюду, за несколько километров до моста, высматривают, не приближается ли кто, а если увидят поблизости «лишнего», стреляют без предупреждения и промаха.

- А зачем вообще эти мосты? – спросила я, - если ненужных людей хотели изолировать, так и изолировали бы совсем!

- Первая причина – это контроль. Если от «лишних» не удалось избавиться полностью, нужно всегда держать их под контролем, видеть и знать, что происходит в их мире.

- А вторая причина?

- Любопытство, - Деклан улыбнулся, но глаза его остались печальными, - небожителям нашего благополучного мира интересно, как удается выживать людям, у которых не осталось природных ресурсов. Ты понимаешь?

Я кивнула. Как же так? Значит мы не просто жертвы предательства, но еще и подопытные мыши? В голове будто что-то лопнуло и боль растеклась по затылку. Кто же мог додуматься до такого чудовищного эксперимента? Гений или псих. Или тот и другой одновременно.

Несколько часов мы прошли молча, а потом начался ливень. Поблизости были скалы, и мы побежали к ним в поисках укрытия. Обнаружив крохотную пещеру, мы протиснулись в узкий проем, и, устроившись на земле, стали наблюдать за тугими струями дождя. Постепенно боль в голове утихала, на душе становилось спокойно.

Внезапно в проеме пещеры возникла человеческая фигура. Я не сразу сообразила, в чем дело, и, только когда мне в лицо ударил яркий свет, поняла, что мы погибли.

- Я видел, как вы вошли, - произнес молодой мужской голос, - встаньте. Медленно.

В одной его руке был фонарь, которым он поочередно светил нам в лица, в другой – винтовка. Стрелок. Вот и все.

Я смотрела на Деклана. Он неспешно поднялся на ноги, убрал за ухо длинную прядь волос, упавшую на глаза, губы его были плотно сжаты, на скулах появились заметные желваки. Мне же казалось, что бешеный стук моего сердца гулко отдается в пространстве, царапает каменные стены пещеры. Липкий страх волной тошноты подбирался к горлу, и казалось, что оттуда вот-вот вырвется плач.

- Я узнал тебя, - сказал голос, -Ты Деклан, беглец.

И тут я услышала жуткий звук – щелчок. Он готовится выстрелить. Я зажмурилась и сжала руки в кулаки, впившись ногтями в ладони. Какой он, последний миг? Больно ли умирать? Или мне просто перестанет хватать воздуха, или я потеряю сознание? Лучше сразу потерять сознание, не осознавать, что ты умираешь. Наверное, в жизни нет ничего страшнее, чем понимать, что это конец.

- Я хочу знать твое имя, офицер.

Это был голос Деклана. Он не дрожал, но звучал как-то глухо, будто через стену.

- У меня нет приказа знакомиться с тобой, Деклан. У меня есть приказ стрелять в тебя, как только увижу и узнаю. Я увидел и узнал.

- Тогда стреляй.

Он что, сошел с ума? Мои ногти впились в ладони до нестерпимой боли, на кончиках пальцев я ощутила горячую кровь. Стрелок снова щелкнул винтовкой, но почему-то медлил. Мне хотелось разрыдаться, что было сил, сорваться с места, броситься к этому незнакомому человеку, умолять его не убивать нас. Но меня будто прибили к земле, язык во рту будто вырос до необычайных размеров и отказывался двигаться, и я только шумно прерывисто дышала и чувствовала, как по щекам покатились раскаленные слезы. Он выстрелит. Точно выстрелит. Сейчас, через секунду или две. Но он медлил. Я не видела его лица, но понимала: либо он издевается, либо пребывает в замешательстве.

- Ты не торопишься, офицер, - произнес Деклан, - может, позволишь мне подойти?

- Не двигайся! – крикнул голос. Мне показалось, или я услышала в нем истеричные нотки? Он нервничал?

- Хорошо, стою, - сказал Деклан, - можно одну просьбу?

- Ты хочешь, чтобы я отпустил девчонку?

- Я об этом даже не прошу. Стрелки не оставляют следов, так ведь?

- Тогда чего ты хочешь?

- Хочу, чтобы ты стрелял метко, прямо в голову. Не промахнись.

- Я не промахиваюсь, Деклан, никогда! Ты сам знаешь, как обучают Стрелков, ты ведь…

Все произошло за долю секунды. Резкий шорох, вскрик, удар. Луч фонаря метнулся по стенам, замер на мгновение, осветив носки моих ботинок, затем снова поднялся в воздух, и моим глазам предстала новая картина. Мальчик лет двадцати, красивый, черноглазый, с непослушными черными кудрями, вжался спиной в мокрую каменную стену; прямо ему в лицо светил фонарь, а в подбородок грубо упиралось дуло его же винтовки. Перед ним стоял Деклан. Я не видела его лица, но могла поспорить, что сейчас он улыбался.

- А еще Стрелков обучают не болтать, а стрелять, офицер, - проговорил Деклан.

В черных глазах мальчишки бился страх. Это был не тот зрелый, достойный страх, что испытывал Деклан минуту назад. Это была настоящая детская паника, истерика, которая рвалась наружу. Он старался держать себя в руках, быть мужчиной, офицером, но дрожащие губы выдавали его с потрохами. Он был готов зарыдать, потому что знал наверняка – Деклан, Стрелок с восемнадцатилетним стажем точно не будет церемониться. Минуту назад я боялась этого человека, а теперь мне было его безумно жаль.

- Так как же тебя зовут? – спросил Деклан.

- Пожалуйста, просто убей меня, - голос мальчика дрожал и срывался, - обойдемся без прелюдий.

- Ты что, правда этого хочешь? – дуло винтовки сильнее впилось ему в подбородок, из горла вырвался тихий хрип.

- Деклан, стреляй.

Его черные глаза заблестели от набежавших слез, словно галька под дождем, но мальчишка, что есть сил, пытался сдержаться. Я начинала его уважать. Я не хотела, чтобы Деклан стрелял.

- Не надо, - попросила я, - он не хочет.

- Пусть сам это скажет, - отрезал Деклан, даже не глянув в мою сторону, - офицер, ты правда думаешь, что умирать легко? Что тебе сейчас самое время расстаться с жизнью, так ничего о ней и не узнав? Ты действительно хочешь остаться лежать здесь, как собака, в крови, пока твои товарищи не найдут тебя через несколько дней, а может и недель? Скажи мне, ты в самом деле хочешь всего этого?!

С каждым словом Деклана, самообладание мальчика испарялось. Когда Деклан закончил, по щеке молодого Стрелка побежала предательская слеза.

- Нет, - чуть слышно произнес он, - не хочу.

- Твое имя.

- Алекс.

- Как долго ты в отряде?

- Три месяца.

- Значит еще на испытательном сроке. Ты ведь никогда никого не убивал, так?

Алекс молчал, его губы дрожали, на лбу выступила испарина.

- Отвечай старшему по званию!

- Тебя заочно разжаловали. Ты больше не Стрелок.

- Тогда ответь человеку, в чьих руках твоя жизнь! – Деклан еще сильнее вдавил дуло винтовки в подбородок Алекса, тот задрал голову и прикрыл глаза.

- Никогда. – прошептал он, - никого.

- И лучше не начинай.

Деклан убрал винтовку от подбородка Алекса и отошел на пару шагов назад, все еще держа парня на мушке и в свете фонаря. Алекс тихо сполз по стене, уселся на землю и закрыл голову руками. В этот момент мне, почему-то, захотелось обнять его, как ребенка, и успокоить.

- После этого, я не смогу быть офицером, - всхлипнул Алекс, - мое поведение недостойно Стрелка.

«Однако из них не просто лепят головорезов», подумала я, «им прививают кодекс чести. Похвально».

Деклан устало опустился на землю напротив него. Я видела, что плечи и шея Деклана расслаблены, но пальцы продолжают крепко сжимать приклад винтовки и готовы в любой момент, при любом резком движении спустить курок. Я присела рядом с Декланом и посмотрела на Алекса. Мальчишка был совсем подавлен, он продолжал проклинать самого себя и посыпать голову пеплом.

- Я потерял контроль над ситуацией, позволил тебе завладеть оружием, да еще и просил пощады…

- Все не так дружок, - в улыбке Деклана скользнуло не то сочувствие, не то снисхождение, - ты еще молод и неопытен. В твоем возрасте я, скорее всего, тоже распустил бы нюни. А пощады ты не просил, просто признал, что не хочешь умирать.

- Это слабость и малодушие…

- Нет, Алекс. Это сила. Важно не упорствовать до последнего, пока тебе не пустят пулю в лоб, а вовремя исправить ситуацию, суметь сохранить себе и жизнь и достоинство. И у тебя это получилось.

Я улыбнулась. Он молодец. Сначала ведь мог бы пристрелить парня, но не стал, потом мог запросто морально раздавить его, но наоборот подбодрил. В тот момент я стала гордиться Декланом по настоящему.

- Что теперь будет? – спросил Алекс. Он поднял голову и впервые взглянул Деклану прямо в лицо. В глазах-угольках еще догорали остатки страха. – твое лицо знает каждый Стрелок, за твою голову назначена награда. Если бы я убил тебя, мне бы сразу зачли испытательный срок и приняли в отряд…

- Оказывается, я недешево стою, - сказал Деклан с улыбкой. – но, как ты можешь догадаться, награды тебе не видать.

Деклан поставил фонарь посередине, между нами тремя. Свет рассеялся, и теперь мы все могли хорошо видеть лица друг друга.

- Я скажу тебе, что теперь будет. У тебя два варианта. Первый. Ты помогаешь нам пересечь границу и навсегда забываешь о нашей встрече. Или второй. Как ты хотел пару минут назад, получаешь желанную пулю в лоб и остаешься здесь. Решай сам.

- Если даже я помогу вам пройти через границу, ты все равно убьешь меня. Потому что я тебя видел.

- Сообразительный. Знаешь, Алекс, какое самое ценное качество Стрелка? Стрелок никогда не нарушает данное им слово. И если я дам тебе слово не убивать, не сомневайся, что останешься в живых. Но и я потребую с тебя слово забыть о том, что ты нас видел, и поверю тебе. А если ты его нарушишь – значит как офицеру тебе грош цена. А еще я дам тебе совет, парень.

Деклан сделал паузу, задумался. Алекс смотрел на него широко раскрытыми глазами, не мигая, с каким-то ужасом и обожанием, с какими смотрят на ожившую легенду.

- Уходи из отряда. Пока не поздно. Пока ты еще никого не убил, и сам можешь уйти живым. Поверь мне, ты не пожалеешь.

Алекс молчал, потупившись, но я могла поклясться, что слышала, как бешено скрепят шестеренки в его голове.

- Ну что? – спросил Деклан, - какой из вариантов тебе больше подходит?

- Я помогу. Постараюсь. Но если вас найдут, погибнем мы все.

- Жизнь такая штука, малыш. Каждый день мы ходим по краю, любое, даже самое простое и невинное дело может погубить нас. Сегодня ты уже один раз испытал судьбу, попробуй сделать это снова. С трех до четырех утра на мосту смена караула, правильно?

Алекс кивнул.

- Наиболее вероятно, что твою машину досматривать не будут. У нас большие шансы на успех. Не бойся, все пройдет гладко. Сейчас свяжись со своими, скажи, что у тебя все в порядке, чтобы тебя не искали. Который час?

- Двадцать минут одиннадцатого.

- Значит, у нас еще масса времени, чтобы познакомится поближе.

Поняв, что в настоящий момент прямой угрозы его жизни нет, Алекс успокоился, удобно устроился на большом камне и принялся засыпать Деклана вопросами о службе. Сам он говорил, что в отрядах ходят слухи, будто офицер Деклан может не спать трое суток; безошибочно стреляет на слух; как кошка, видит в кромешной темноте, и еще ни разу в своей жизни не промазал. Деклана это откровенно забавляло. Он говорил, что слухи сильно преувеличены: стреляет он, конечно, неплохо, но все благодаря восемнадцатилетнему стажу; что в темноте он, как и все остальные, ни черта не видит; а что касается сна, то он уже сейчас мечтает о теплой постельке. Алекс рассказал, что после его исчезновения, Деклан стал чуть ли не врагом номер один среди Стрелков, что в отрядах появилось золотое правило, сначала искать беглого офицера, а только потом рядовых нарушителей. Почему Деклан представлял такую опасность, Алекс не понимал - молодых Стрелков на испытательном сроке в эти подробности еще не посвящали.

Мне нравился Алекс. Рядом с Декланом, он казался совсем ребенком. Он слушал рассказы легендарного Стрелка так, как дети слушают бабушкины сказки, пытался, подобно губке, вобрать каждое слово, не упустить ни единого жеста. Он вызывал умиление; я поймала себя на том, что с моих губ не сходит улыбка. Глядя на него, улыбался и суровый Деклан. Он с явным удовольствием слушал откровенные небылицы о самом себе, выдуманные молодежью, мягко подшучивал над Алексом, но винтовку сжимал в руках крепко и дуло не опускал – не давал мальчишке совсем расслабиться.

Так прошло несколько часов. Мы разделили на троих остатки провианта, по очереди пили из фляжки. Когда очередь дошла до Алекса, он набрал в рот воды и тут же с отвращением сплюнул.

- Что это за дрянь?

- Вода, - ответила я, пожав плечами.

- Где вы ее набрали? В болоте?

Он не знал, что в нашем мире эта вода самая чистая. Да что говорить, он вообще не знал о существовании нашего мира. Он все еще думал, что охраняет границу какого-то экзотического государства. Узнать правду ему предстояло только через несколько месяцев.

Без десяти три Деклан объявил нам, что пора действовать. Алекс должен был подогнать машину вплотную ко входу в пещеру, чтобы мы забрались в нее незамеченными. Его автомобиль находился метрах в двухстах отсюда. Отпускать парня одного было опасно – он мог сбежать и привести сюда своих товарищей, но идти с ним было еще опаснее. Почему-то я ему верила, знала, что он не нарушит слова данного Деклану. Когда мы покинули укрытие, на улице было так темно, что мы едва смогли различить очертания автомобиля. Мы забрались под заднее сиденье: Деклан лег на спину, на полу, я на него сверху. Одной рукой он крепко обнял меня за талию, другой держал винтовку, дуло которой упиралось Алексу в поясницу.

- Чтобы уберечь тебя от глупостей, - пояснил он парню.

- Деклан, то, что мы делаем… это самоубийство, - сказал Алекс, заводя мотор, - если машину будут досматривать, нам всем конец.

- Если боишься, можешь отказаться, - ответил Деклан, - я ни к чему тебя не принуждал, я дал тебе право выбора.

Алекс ничего не ответил. Машина тронулась с места, и мы поехали. Я крепко прижималась к Деклану, его тихое, размеренное дыхание придавало мне уверенности. Пару раз он шепнул мне на ухо, что все будет хорошо. Я не могла ему не верить. Сколько мы ехали, не знаю, когда машина вдруг остановилась.

- Ворота, - сказал Алекс, его голос снова дрожал, - На въезде два всего два охранника, идет смена караула.

- Самое удобное время, - ответил Деклан, - ты главное не нервничай, держи себя в руках.

Мы затаили дыхание. Послышались чьи-то шаги и голос:

- Имя, идентификационный номер.

- Алекс. Б212К.

- Удостоверение личности.

Тишина. Какие то шорохи. Сейчас он скажет: «Машина к досмотру». Сейчас он это скажет, и нам конец. Сейчас…

- Как обстановка? – это другой, незнакомый голос.

- Все чисто, - это Алекс, - опять не удалось пострелять.

- Надо было потренироваться на воронах.

- Жалко их.

- Ладно, проезжай.

- Спасибо, удачной смены.

Машина неловко дернулась, и мы снова поехали. Я вытирала капли холодного пота со лба, Деклан облегченно вздохнул. Алекс не произносил ни звука, казалось, даже не дышал.

- Эй, - окликнул его Деклан и убрал винтовку, - ты как? Живой?

- Угу. – его голос звучал глухо, как из могилы.

- Ты был молодцом, парень. Старался.

Снова «угу».

- Ну, расслабься уже. Все позади. На выезде с моста машину точно никто не будет смотреть.

Мы ехали, наверное, целую вечность. Ноги и руки затекали то по очереди, то одновременно, но я старалась шевелиться как можно меньше. Деклан крепко прижимал меня к себе, грел меня своим теплом, и я постепенно начала проваливаться в сон. Мне снилось будто я в парке, среди зеленых деревьев, сижу у фонтана. Такой фонтан я однажды видела на картинке в книжке. Он был похож на большой куст, высеченный из камня, и повсюду из него торчали мелкие трубочки, а их трубочек били струи кристально чистой голубой воды. Вода брызгала мне в лицо, на волосы и на одежду и это было так здорово и весело, не сравнимо ни с чем в жизни!

Когда я проснулась, уже светало. Здесь рассветное небо было совсем другим: вверху, прямо над головой сонно серым, с обрывками синеватых туч, а по кромке земли розово-оранжевым. Деклан сказал, что так в пасмурную погоду с востока поднимается солнце.

- Насколько я помню, после съезда с моста начинаются казармы Стрелков, - сказал Деклан. Алекс кивнул в знак согласия. – Что дальше?

- Дальше лес и пустыри. До ближайшего поселения несколько километров.

- Казармы проедешь без остановки, заедешь в лес. Там и расстанемся.

Я очень хотела посмотреть на казармы, но Деклан сказал, что поднимать голову опасно, к тому же там нет ничего интересного. Нас больше никто не останавливал, и примерно через час мы въехали в лес.

- Все. Приехали. – объявил Алекс и заглушил мотор.

Помню, как колотилось мое сердце, когда я выбиралась из машины. Лес! Тысячи и тысячи живых зеленых деревьев, сочная зеленая трава вместо смрадной оранжевой пыли под ногами! В нос ударил букет незнакомых запахов. Позже я научилась их различать: так пахнет дерево, так цветок, а так свежескошенная трава. Но в тот день ароматы, казалось, заполнили каждую клеточку моего тела, сводили с ума! Я задирала голову, высматривая верхушки деревьев; никогда не думала, что деревья могут достигать такой высоты. А на ветках некоторых из них вместо листьев росли иголки и источали неземное благоуханье! Я ходила кругами вокруг машины, то и дело спотыкаясь и падая, разглядывая птиц и мелких рыжих зверьков в густых ветвях деревьев. Деклан смеялся надо мной, а мне было все равно.

Алекс был равнодушен к окружающей нас красоте. Он стоял, прислонившись к машине и скрестив руки на груди. Деклан подошел к нему с винтовкой в руках. Он протянул оружие Алексу.

- Ты очень помог. Можешь ехать. Я держу слово.

Парень взял винтовку, но с места не двинулся.

- Чего ты ждешь? Езжай, тебя скоро хватятся.

- Почему ты сбежал? – вдруг спросил Алекс, - почему оставил службу? Ты же знал, что тебе придется бегать весь остаток жизни.

- Это трудно объяснить, - сказал Деклан. Впервые я заметила растерянность в его глазах.

- Что там, за этой границей? На курсах подготовки нам говорили неправду. Там что-то другое? Я прав?

- Уезжай. Ты все узнаешь в свое время.

Алекс сел в машину, повернул ключ в зажигании и опустил стекло.

- Офицер Деклан, я хочу, чтобы вы знали. – произнес он. Теперь он не казался мне ребенком, глаза-угольки смотрели открыто, уверено и даже жестко. – Я не считаю вас преступником и предателем. Для меня честь познакомиться с вами, и я даю вам слово Стрелка, никогда, никому и не при каких обстоятельствах не рассказывать о нашей встрече.

Деклан потрясенно молчал.

- Кира.

Я подошла. Алекс посмотрел на меня с улыбкой.

- Ты классная. Ты очень смелая.

- Ты тоже, - я просунула голову через окно и поцеловала его в щеку. Его кожа была бархатистой, и от него хорошо пахло. – Пока.

Он поднял стекло, мотор загудел громче, машина сорвалась с места и через минуту скрылась в зарослях. Мы с Декланом остались вдвоем. Он взял меня за руку, и мы побрели по лесу. Мы гуляли целый день, я собирала цветы, грибы, разглядывала их и пробовала на вкус. Я спрашивала Деклана про зверушек, которых видела. Маленькие рыжие – белки, а серые в иголках – ежи. Я чувствовала себя трехлетним ребенком на прогулке, но была безумно счастлива. Когда начало темнеть, мы добрались до пустыря. Там все снова стало похоже на мир, из которого я пришла – ни деревьев, ни травы, ни ароматов. Я хотела вернуться в лес, но Деклан сказал, что надо идти вперед. Впереди показался пригорок, и когда мы забрались на него и присели отдохнуть, я поняла, что моя жизнь уже никогда не будет прежней.

Вдалеке мерцал вечерними огнями огромный город. Это был оазис роскоши, там были и высокие дома, усыпанные огоньками, будто золотыми блестками, и тенистые парки, и фонтаны, и автомобили и самые настоящие детские игрушки!

Деклан обнял меня за плечи и притянул к себе.

- Мы дома, - произнес он, - добро пожаловать в мой мир.

Я плакала от счастья, а прямо над моей головой, в чистом вечернем небе одна за другой загорались жемчужные звезды, и среди них, словно головка сыра, висела и улыбалась полная луна.