Вот что мне рассказала вчера моя соседка пенсионерка Нина Петровна:

"Вот случай со мной был, тебе расскажу,года два али три назад.Ну, сама знаш, пенсионерка я.Пенсия-то крохи каки-то.Ну и хожу значит на рынок иногда.Так чтой-то продать, ну яблочков, али цветок какой.И пойшла я в этот раз помидорки продавать, рассаду. Хороша така выросла у меня на терраске, зеленая, пышная. Дай, думаю, продам, много посадилала вить.Ну, на колясочку поставила ящичек с рассадкой и пошлепала. На рынок значит.Сама-то я маленька, худенька , сама вишь, волосеньки седеньки из под платочка выбиваются,да и плащенка на мне худенький такой, старомодный.Нет, у меня и получше есть,но энтот мне нравится, потому что с большими такими карманами, деньги удобно складывать. Вот иду значит, шмыгаю на рынок-то, потихоньку иду , быстро не могу,ботиночки неудобные,их еще Маринка-племянница дала, а они на два размера больше маво, ну вот и спадают.Да еще знаешь, на каблучищах таких, неудобно страсть. Да больше нет других-то, приходится в этих.А на каблучищах-то и не разбежишься, так вот моя дорогая.Ну и припозднилася я, знамо дело. Пришла на рынок, а и местов-то уже и нет. Все три ряда аж за забором заняты. Ну не проехать, не пройти, а уж и встать-то вообще негде. Плохо, думаю, дела мои, надо было в ночь места занимать.Ох и не продать-то мне помидорки. А так надоть, хоть бы и за свет заплатить.Да.

Поразмыслила так чуток, да и набралася смелости: дай, думаю, встану прямо у входа. Здеся всегда народ толпами ходит,мож и продам.Ну, встала, значит, колясочку с ящичком рассады поставила , стою.Не проходит и десять секунд, подбегает ко мне мордатый такой,щеки толстые, красные, нерусский, видно какой-то зарубежник и кричит так и сразу на меня.

-Ты чего это, бабка, тут встала. А ну уходи отседова,товар мне весь загородила.

Посмотрела я и, правда, у него прилавок огромадный у входа налажен и все овощи разные блестят, переливаются, помидорки там разные, огурчики, ну, все есть.И бананы, конечно, а как же без них.

Я и отвечаю ему:

-Дык, я тебе не конкурент, у тебя вона овощи, а у меня рассадка, да и то чуть-чуть. Сама вырастила.

Тут и продавщица его, молдованка видать,подбежала.Молода такая, здорова вся, грудаста, огонь, а не девка. А в руках большенную гирю держит.

-Ты чего, бабка, тут встала, пошла вон, уходи, уходи вон отсюда,-кричит и гирей-то так и покачивает. И мордатый тот руку вытянул, вот прямо так, и кричит:

-Твое место, старуха, на кладбище,- и показывает рукой прям правильно так в сторону кладбища.

Ну тут и в меня конь брыкастый вошел:

-Чегой-то,- говорю,-я со своей земли-то уходить буду. Я небось родилася здесь. Моя это земля. А у тебя небось под прилавком земля-то не куплена.Вот купи палатку тута, плати за землю и налоги разныя.

-Ты, что, не понимаешь, старая,- озверела уж молдованка-то продавщица эта грудастая, да гирею в руках-то так и машет.

-Вот как звездану счас тебе в лоб,как вмажу,- кричит она и гирей так же размахивает.

-Ну, вмажь, вмажь,-говорю ей спокойно так, а у самой-то внутри так все и трепещет.Не умереть бы, думаю, смертью-то позорною прямо у них тута на глазах. И ажно задыхаться стала, но виду не показываю.Стою. Стою насмерть,как те панфиловцы за свою землю.

А они нависли оба надо мною, как волк с волчицею, оба дородные, да и росту большого.А я маленька старушонка, сама вишь, умишком-то своим маленьким и понимаю, что не совладать с ними, да не могу себя пересилить, стыдно уходить поруганной-то.Видно сильно сидело во мне детство пионерско, да и то ведь раньше-то как, на каждой тетрадке клятва пионерска была написана. Да и врезалась в память.

Чувствую, не могу ее нарушить и все,клятву свою детскую,пионерску.Подвело пионерское-то прошлое.

Мне бы тихонечко ретироваться, а я хужне того, уж и кричу во весь голос:

-А ваша то земля где, чегой-то вы от нее сбежали?

Вас тамо ждут, порядки свои наводить, а вы бросили все в безобразии и торгуете тута, баклуши бьете. Вон здоровые-то какие.

Во дела. И остановиться не могу. А она, продавщица-то, все ближе ко мне наклоняется, сверху-то, как чудище какое, ну, думаю счас точно промеж глаз вдарит и уж приноравливаюсь, как бы ей поудачнее в ее рыжие крашены волосья вцепиться.А это мордатый, краснощекий зарубежник, тот и вовсе уж схватил мою колясочку с помидорками и со всей силы, хрясть ее об землю. Так она вся и рассыпалась, и земелькой от рассады и понакрылась.

Тут уж и у меня то в голову кровь необуздана взошла, да как закричу на весь рынок опять:

-А вы то, братья чернобровые, чего сами-то тут делаете а? Что не в республиках-то своих? Вас тамо ждут порядки восстанавливать, а вы тут дармоедничаете.А наши-то ребятушки кровушку за вас проливают, за вашу ведь землю. Идите и смените их. Сами воюйте, да все в порядок ставьте.

Да всю эту свою речь, ох, бес попутал, все вперемежку-то с нашим международным языком.

Оторопели они на секунду,замолчали. Видно, акромя мата ничего не поняли. Не все ведь сейчас грамотны, вот беда, время-то какое, не до учебы в школах. А у самой-то слезы аж к горлу подкатили так и стоят комом тама.Обидно значит, что с родной земли гонят.Вот так.Да.

Но тут и народ, смотрю, потихоньку останавливаться начал. Стоят, смотрят, что дальще будет. Ктой-то уже мою колясочку разбитую поднял и околя меня поставили и помидорки посбирали с асфальта, и уж купил даже ктой-то их, видно из жалости.

И отколь ни возьмись, вдруг около меня две огромадные девицы, молоды выросли, наши значит.Ну,как девки-богатырки в сказках, точно таки.

-Стой,- говорят,- бабушка, и мы с тобой постоим покудова, торгуй.

-Я,-говорю,-и стою, правда, и продавать-то уж нечего, а не могу вот сразу взять и уйти, показать, что испугалася их. Вот уже из принципа стою тут.

-Ну и стой, и мы постоим,-говорят девицы.

Вот и стоим мы так. Никто не трогает. Мордатый-то со своей шаламанкой отошли к своему прилавку.А мы стоим. Час стоим, второй стоим, а из принципу, продавать нечего, а стоим. Ветки я какие-то положила, как будто саженцы какие. Они зарубежники в наших растениях не очень понимают.

Стою я, и задремала на солнышке. А народ все идет и идет, ну, прямо толпами. А мне чудятся, пионеры шагают и барабаны бьют. Хорошо так стало на сердце.И юный барабанщик с ними впереди идет, в трубу играет.

Тут и очнулась я, машина какая-то подъехала.

Ну,- говорю,- девушки, спасибо вам, дорогие спасительницы, пойшла я домой тепереча,отпринципалили сегодня и хватить.

Ну и пойшла домой. Иду по дороге, а обиду-то вспомнила, и ажно слезы-то так и хлынули, так и льются.От обиды значит.Ну, что делать? Плачу, а иду.

И вдруг вывеску на доме вижу"Казачество".Вот, думаю, Бог ведь послал, это-то мне как раз и надо. Дай, думаю, зайду к ним. Захожу.Прямо со своей раздолбанной колясочкой,дверь открытая была.

А там за столом парни молоды да девицы сидят, все красивы таки, ну есть наши.

Сидят они, значит, бумажки какие-то перебирают.

-А кто,- говорю,- у вас туто самый наиглавный?

-А чего тебе, бабуля,говори,я за него,-отвечает паренек молодой за столом.

Ну, так мол и так, им говорю, вот дело мое какое.

И расказала ему все, как, значит, забижали меня на рынке.

Он как вскочет прямо со своего стула:

-Как так, забижают? Вчера тольки с ними разговор об рынке был, чтоб наших не трогать. Ах, они такие-сякие, ну, погодитя.

-Вы завтра,-говорит,- бабушка, сможете к нам опять сюда прийти, атаман наш будет завтра, да и ему все подробно раскажете.

-Отчего не прийти, приду,- говорю.

И пошла с облегчением на сердце. А он парень-то этот, казак, мне еще и во след кричит:

-Это они,как с гор-то тольки спустятся, так и дикие еще, а потом пообвыкают. Видно опять новые понаехали.Разберемся бабушка.

-Спасибо, милый, пойшла я.

Ну, ладно ушла я приободренная, успокоилась видно, а иду и все вот так-то всхлипываю.

А назавтра и не пойшла уж к ним, к казакам-то,поостыла немного, да и некогда было: на огород надо было идти, да и на рынок опять сходить. А как же? В разведку.Не могу я теперь не ходить, хошь не хошь, а надо а из принципа.

И пойшла опять. Иду по дорожке-то к рынку, и уж спиной чувствую их взгляды рубежные. Да.Старый человек все чувствует, ты вот посмотришь тольки на меня, а я уж чувствую, что ты думашь, даже и дома вдруг подумаешь чего обо мне, а я уж и чувствую.Вот.

Иду, значит, по рынку и взгляды-то ихние злобные ловлю. Но не обращаю.Села в ряд, сижу, жду реакции.Испугали они меня, как же.

Ну реакия недолго себя выжидала.Подбежал тута ко мне их пацаненок лет восьми да и плюнул мне на мои чистые овощи с огородика.

Ну,- говорю ему тихо,- сейчас я тебе нос-то и оторву.

Но не понял видать он моих слов, убег значит.Видно тож неграмотный был.

Да и Бог видно отвел меня от рукоприкладства.Ну, и слава Богу! Так и хожу на рынок А как же? Из принципа."