Этот лист, этот лист... Он сорвался, летит, упадает... Бьются ветки в окно.Снова ночь. Снова день. Снова ночь. К. Бальмонт
|
В ту ночь лес не спешил засыпать. Деревья неспешно тянули свою привычную беседу. Они говорили о том, что время ожидания в чистилище осени подходит к концу. О том, что для того чтобы жить, нужно погибнуть. Темный и грязный, следуя законам природы, неизбежно сменяется черным. Небольшая деревня, стоящая на отшибе цивилизации: несколько десятков старых изб, расположенных полукругом и тропинка, с обоих сторон заканчивающаяся лесом… В лесу, недалеко от деревни, бродил старик. Тяжело опираясь на трость, он неспешно собирал еще не отсыревшие ветки. Его внешний вид мог бы смутить городского: теплая мохнатая шуба, штаны с шерстяными подкладками, валенки, варежки и большой рюкзак на спине, в который он и складывал хворост. Морось, которая до этого не слишком мешала его работе, вскоре перешла в дождь. «Надо бы возвращаться», - заключил старик и неспешно побрел домой. Скоро он вернулся в деревню. Оставив сопоги, облепленные грязью, у порога, он вошел в избу. Плотно закрыв дверь, он повесил отяжелевшую шубу на гвоздь и закричал с порога:
-Петровна! Чей-та холодно нынче! Поди, совсем окочанел.
-Пришел-таки, старый дурень! – кричит ему жена, чуть сгорбленная старуха с платком на голове,- Какой холод? Осень, чай, на дворе.
-Оденься, старая. Околеешь... Не прощу!
-Оденусь, оденусь! Иди, Дед, борщ есть.
-Бооорщ, - с предвкушающим причмокиванием протянул старик, - Борщ – это дело!
Старик сел на стул, который удовлетворенно скрипнул, встречая привычного гостя. Рядом с тарелкой горячего борща лежал ломоть ржаного хлеба, с растертым по нему чесноком. Дед стал неспеша есть борщ/Его рука по обыкновению дрожала... Он поднял глаза на старуху и задумчиво произнес:
-Баба, мне сегодня сон странный приснился. Будто ты от меня уходишь и назад не оглядываешься. А я к тебе кричу... чувствую – не кричится. Уходишь ты. Проснулся… а ком в горле так и встрял.
-Ешь, давай, свой борщ, Дед. Никуда я от тебя не уйду. Завыл ветер. -Оделась бы ты старая, холодно... – буркнул старик, доедая остатки борща.
Дождь постукивал по оконному стеклу. Старик кашлял, баба тяжело храпела. Выл ветер. Тускнеющий огонь в печи доедал оставшиеся угли. Висевшие на стене старые часы медленно тянули стрелку по неизменному кругу. Дует... проснулась старуха. «Закрыто все, вроде... окна, дверь.» Посмотрела на старика. Он перестал дышать. «Последний вздох был...», - чуть слышно прошептала старуха. Она села рядом и взяла его еще теплую руку. На ее морщинистом лице появилась мягкая грусть. Уставшие добрые глаза смотрели на лицо старика.
-Славно ты пожил. Внуки в Ленинграде учатся. Хорошие. Светлого тебе пути.
Слабый ветерок погладил ее дряблую кожу...
-Дует откуда-то... Окна, поди, закрыты. Пойду еще раз проверю.
Шел дождь. Выл ветер. Раздался неслышный миру щелчок: еще один желтый, но чистый лист тихо опустился на землю... Скоро дождь и ветер смешают его с землей. Деревья вели безмолвную беседу и продожали отпускать свои листья. Теперь это было проще... Зима – не смерть. Зима всего лишь сон. А за сном неизменно следует пробуждение...
Postscriptum:Проба пера. Моя первая проза. Не судите строго.
|