Мы едем в Выборг – всего час на поезде от нашей дачи. На даче есть лес с узкими твёрдыми тропинками – они так и просятся под колесо велоси-педа; огромные ледниковые валуны – по ним так весело лазить; залив с мелкими каменистыми островами – их можно исследовать на папиной байдарке. Восхитительное место! Но иногда хочется другого. - И зачем ехать? Есть мороженое – и всё! – ворчала бабушка. - Это же удовольствие! – серьезно объяснял брат. Ему было одиннадцать лет. Как и мне.
И вот мы идём по набережной. Справа – длинный городской залив, а впереди – огромная суровая башня Выборгского Замка. Узкий, едва видный снизу балкон опоясывает её под самой кровлей. - Наверно, там раньше ходил часовой, - предполагает брат. В Замке и теперь стоит воинская часть, но часовой в эпоху радио не нужен. Мы уже съели мороженое и совершенно счастливы – кажется, ни капли нельзя добавить в переполненные чаши наших молодых жизней. Но судьбе в тот день было угодно подлить туда что-то совсем особенное. Тут же, на набережной, дедушка встретил своего бывшего ученика, который оказался – комендантом Выборгского Замка! И он предложил нам – подняться на башню! Узкие деревянные мостки спиралью идут вдоль стен пустой полутёмной башни на месте давно сгоревших перекрытий и лестниц. Мы с братом бежим вприпрыжку, предвкушая острейшую радость – взгляд с большой высоты во все стороны: на город, залив и ледниковые острова с гладкими гранитными берегами. Всё выше… выше… вот последняя лестница – здесь гораздо светлее, дверь наверху открыта на круговой балкон.
Вдруг бабушка остановилась, тихо охнула и твёрдо объявила, что дальше никто не пойдёт. До двери оставалось не больше десяти метров. Мы ещё пытались сопротивляться. Дед поддерживал нас, но недолго: он уже давно усвоил, что бабушка в таком состоянии непробиваема.
Она любила запрещать. Лет до десяти я не знала вкуса мороженого: бабушка считала, что от него я непременно заболею. Приходя к нам, она возвещала с порога: «- А мы с дедом были в кафе и ели ТАКОЙ пломбир! Но тебе нельзя», - и я отлично видела: то, что «мне нельзя», доставляет ей не меньшее удовольствие, чем сам пломбир. Я прощала ей это, потому что любила её Но запрещать что-то многие годы – это одно. А дойти почти до верха высоченной башни и не дать даже выглянуть наружу! Просто утончённое издевательство.
Много лет спустя Выборгский Замок стал музеем. Я не раз поднималась на башню, но на самом дне души так и не могла простить бабушке того несбывшегося восторга, роскошного подарка судьбы, грубо отнятого в последний момент.
…Летний Крым, Кара-Даг, высокая площадка над каменистой бухтой. Далеко внизу волны плещут в причудливые скалы. Я отрываю взгляд от моря – и вижу, как мой вполне взрослый сын идёт по узенькому скалистому отрогу, который кончается ничем. Падать с него – хоть вправо, хоть влево – ничуть не ниже, чем с Выборгской башни. Непоправимый ужас его падения смял моё сознание, как тряпку. Крик «стой! не надо!» до предела расширил лёгкие. Я еле успела закрыть глаза и отвернуться, поняв остатками почти погасшего разума, что именно мой крик сейчас столкнёт его вниз.
Там, в башне, бабушку поразил мгновенный страх высоты – страх не за себя, а за нас. Её бурному воображению, вечно рисующему всевозможные несчастья, представилась либо подгнившая ступенька последней лестницы, либо сломанные перила балкона. И жуткий результат: тела её внуков, летящие в стометровую пропасть. Она оцепенела от этого видения и уже не могла сделать ни шагу вверх – или допустить, чтоб его сделал кто-то другой.
Бабушка жила очень долго и умерла на сотом году, чуть-чуть не дожив до полного моего прощения. |
Библиотека // Объявления
