Он шел по узкой, мощенной красным кирпичом улице между высокими унылыми зданиями. Хмурая погода играла в прятки с хорошим настроением, и, всегда водила именно она, а настроение пряталось за небоскребами невостребованного удовольствия. Ветер завывал печальную песню и приобретенной печалью хлопал ветхими, давно некрашеными дверьми. Он шел… Шел и подсвистывал в такт грустному мотиву ветреной песни. Неуважительно резкий поток ветра сдул с его головы черную шляпу, и та с тяжестью килограммового мешка с картошкой упала на дорогу. Он посмотрел на свою давнюю подружку, валяющуюся посреди улицы и, брезгливо подняв ее, выкинул в никуда. А она, судя по всему, не особенно возражала, так как с легкостью была подхвачена и унесена все тем же ветром в неизвестном направлении. Ему стало еще грустнее, но он продолжал идти туда, где никого не ждут, туда, где пусто. Пройдя еще метров двести, он случайно наступил на подол своего черного пальто. Послышался треск порванной ткани. Немного подумав, он сбросил с себя тяжелое черное пальто. Тяжелое и по весу и по восприятию… Стало значительно легче, но холоднее. Ветер, по-прежнему, бежал за ним и издевательски печально выл, обдувая, теперь, почти совсем голое и беззащитное тело. Выпрямив спину, он продолжал идти уверенной походкой. Уверенно проигравшей походкой… Его свист уже был еле слышным. Подняв голову вверх, он погрозил указательным пальцем тому, кто его сюда привел. В ответ был получен громкий смех. Спотыкнувшись о выпирающий кирпич, он с грохотом повалился на землю, выпрямив вперед руки, украшенные белоснежными перчатками. Уже через несколько секунд и они предали его и отдались в руки злобному монстру с названием «Потухшее воззрение». Медленно встав, он понял, что еще не все потеряно. Его фирменные глянцевые ботинки были с ним. Но вот… Осечка. Жидкий бетон…Теперь точно все. Постепенно, от холода его руки и ноги стало ломить промозглое «оно». Отвалилась рука, другая… Нога, другая… Голова, висевшая на тонкой шее, не выдержала и упала, громко разбившись о кирпичи. Тело растеклось словно вода. Его не стало. В воздухе звучал лишь его унылый тихий свист: - Талант не пропьешь … Но с легкостью растеряешь по дороге, бегущей меж унылых высоток. |