Оставшееся до отлета в Германию время прошло в хлопотах и беготне. Труднее всего оказалось получить заграничный паспорт. Благо, начальник областного ОВИРа частенько посещал ресторан, в котором работала Слуцкая, и, можно сказать, знал ее лично. В смысле, обращал внимание на привлекательную внешность администратора. Так что, когда в его очередной приход Вероника набралась «наглости» и обратилась за помощью, процесс пошел ударными темпами.

Брат, к которому ей удалось один раз все-таки дозвониться, отнесся к известию о «воскрешении» бабушки без энтузиазма. Вот, если бы, дескать, она была одна и хотела оставить внукам наследство… А так: муж, сын. На проявление же чисто родственных чувств он не собирался тратить силы и время. Тем более – деньги. Даже на телефонный разговор.

Вечно занятый своими делами Леонид Слуцкий, наоборот, воспринял новость весьма благосклонно. И даже поучаствовал в предстоящей поездке жены материально.

- А что, родная бабушка в Германии – это может быть очень полезно для бизнеса, - рассуждал он, вальяжно расположившись в мягком домашнем кресле. – Если она, конечно, еще не страдает склерозом или старческим маразмом и ее материальное положение не ухудшилось за прошедшие со времени первого письма почти четыре десятилетия. Глядишь, может и правнуков учиться пристроит. Наша-то «великая» держава трещит по всем швам, а вот побежденные живут весьма неплохо.

Вероника слушала разглагольствования «дорогого» супруга в пол уха. Их семейная жизнь уже давно существовала только на бумаге в виде небольшого синего штампа в паспорте. Не раз слышала она про «деловые» встречи в сауне с обязательным приглашением готовых на все девочек. За определенную плату, разумеется. И про меняющихся чуть ли не по два раза в год длинноногих личных секретарш, неизменно сопровождающих шефа во всех поездках. А уж пользующаяся «особой» благосклонностью хозяина главная бухгалтерша фирмы вообще воспринималась как нечто само собой разумеющееся.

Правда, надо отдать ему должное, господин Слуцкий все выше упомянутое старался особо не афишировать и время от времени появлялся с законной супругой на различных официальных и культурных мероприятиях. А с отсутствием интимной составляющей «семейной» жизни Вероника смирилась, на удивление, безболезненно. То есть, мысли о любовнике иногда посещали, но как-то вяло, не конкретно. И уходили гораздо быстрее, чем Вероника успевала над ними серьезно задуматься…

Визит в немецкое посольство в Москве занял от силы десять минут. Очевидно, у бабушкиного мужа знакомства и в самом деле были серьезные.

С билетом вышло еще проще: зашла в представительство авиакомпании Lufthansa, назвала фамилию – и все.

И вот уже самолет приземляется в аэропорту Гамбурга. Вежливые пограничники и таможенники – и Вероника первый раз в жизни ступает на немецкую землю.

Глаза почти мгновенно вычленили из пестрой толпы встречающих высокого слегка рыжеволосого мужчину в кремовой теннисной майке и светлых летних брюках, державшего перед собой белый прямоугольник картона, на котором большими русскими буквами было написано ее имя.

Вероника сделала шаг в его направлении и вдруг застыла, узнав… Картонку держал Герхард.

Тот самый!

Частый посетитель их ресторана… Человек, которого любит ее подруга Наташа.

Это было настолько неожиданно, что Вероника на несколько мгновений натурально оцепенела.

Герхард же, возвышаясь над остальными почти на пол головы, внимательно всматривался в лица людей, выходящих из зала прилета. Его взгляд скользнул по превратившейся в статую Веронике, по инерции проплыл дальше, потом дернулся, метнулся назад, задержался, тоже узнавая.

И вот уже радостная улыбка осветила гладко выбритое лицо мужчины. Он опустил картонку и быстро шагнул навстречу.

- Здравствуйте, Вер?ника! С приездом!

Он очень забавно произносил ее имя, с ударением на втором слоге.

- Das ist просто невероятно! Я мог бы и догадаться. Хотя, откуда? Чтобы подруга и начальница Наташи оказалась моей племянницей? Ja, es ist wunderbar.*

От волнения Герхард говорил по-русски совсем плохо, часто вставляя в свою речь немецкие слова.

- Ну что, дядя, где наша машина? – Вероника уже пришла в себя.

- Да, конечно. Пойдемте! – широко улыбнулся Герхард. – Мама очень вас ждет.

Нет, нельзя все-таки советского человека без предварительной психологической подготовки выпускать за пределы родины. Тем более – на самолете. Какие-то два-три часа назад еще дышал знакомой с детства смесью воздуха и выхлопных газов и вдруг попадаешь словно в другое измерение.

Искрящийся на солнце всеми цветами радуги автобан, словно сытый удав, лениво «проглатывает» все эти чудеса западноевропейского автомобилестроения, чтобы «выплюнуть» их опять за ближайшим поворотом или на затяжном подъеме. Больших и малых городов практически не видно: они скрыты за высокими заборами или поросшими кустами земляными валами. А так – леса, поля, ручейки и речушки…

За полтора часа, которые заняла дорога от аэропорта до бабушкиного дома, у Вероники дико разболелась шея. Вроде бы взрослая, солидная женщина, при какой-никакой должности и состоятельном муже-бизнесмене, а головой вертит как пятилетний ребенок, впервые попавший в зоопарк. Или, как спекулянт на базаре.

Ну, что делать, если интересно.

Вероника не раз замечала в зеркале заднего вида хитроватую улыбку Герхарда, но остановиться не могла.

Но вот серебристый «Opel» покинул скоростную магистраль и, проехав еще примерно полтора километра, остановился перед большим трехэтажным домом из красного кирпича, под красной же черепичной крышей. Впереди дом окружала живая изгородь из плотно переплетенных между собой кустов можжевельника высотой в рост человека. Позади раскинулся небольшой сад, за которым на тщательно огороженном лугу паслись несколько тонконогих лошадей.

От калитки к дому вела выложенная кусками гранита дорожка, весело петлявшая между цветочными клумбами, деревянной беседкой и крошечным прудом с миниатюрной копией ветряной мельницы на берегу.

В большой гостиной за белым роялем сидела пожилая женщина и играла какую-то легкомысленную мелодию. На звук открывшейся двери она повернула голову с коротко подстриженными, совершенно седыми волосами.

Музыка оборвалась.

Женщина медленно встала. На долгие мгновения в комнате застыла напряженно звенящая тишина. Потом бабушка и внучка одновременно шагнули навстречу друг другу.

Трудно сказать, сколько времени они простояли, обнявшись, не говоря ни слова, только вслушиваясь в гулкое биение своих сердец. Слезы радости, охи и вздохи будут позже. Сейчас же обе женщины просто наслаждались первыми минутами встречи, все еще не веря до конца в то, что она все-таки состоялась.

- Ну, здравствуй, внучка, - Анна фон Бломберг с трудом заставила себя отстраниться от Вероники. – Знаешь, для того, чтобы установить наше близкое родство, никакие документы, в общем-то, не нужны. Вот такой же я видела себя в зеркале, когда Герхард был маленький. Сейчас, конечно, уже не то…

- Да, что вы, - возразила Слуцкая, - для своих лет вы просто замечательно выглядите!

- Вот именно, для своих… И давай сразу договоримся: не «выкать»! Я твоя родная бабушка, пусть и только что обретенная. Да и здесь, в Германии, близкие родственники и друзья обращаются друг к другу исключительно на «ты». И по имени. С Герхардом тебе, в общем-то, будет несложно – вы почти ровесники. Да и с Вилли – это мой муж Вильгельм – тоже. Он по-русски говорить так и не научился, хотя многое и понимает. Кстати, а где это они оба?

- Наверное, деликатно дают нам возможность пообщаться наедине, - улыбнулась Вероника. – А с Герхардом мы, в общем-то, уже знакомы. Еще по Белоруссии. Моя коллега по работе и подруга Наташа…

- Мой Бог! – всплеснула руками Анна. – Как тесен мир! Ну, это и к лучшему. Знаешь, пока мужчины не мешают, пошли на свежий воздух. «Посплетничаем» немного. Ты куришь?

- Да. В последнее время.

- Ну и чего покраснела? Я вот – тоже. Только сигары. А тебе сейчас найду что-нибудь нормальное.

В беседке стояли три плетеных кресла и большая напольная чугунная пепельница. Для внучки Анна нашла «Parlament», а сама раскурила тонкую коричневую сигару.

- Теперь рассказывай про эту Наташу.

- А что сильно рассказывать? Нормальная молодая женщина с ребенком. Первым муж был, в общем-то, дурак и ревнивец. Причем, на пустом месте. А с Герхардом они любят друг друга. Только она боится уезжать в чужую страну.

- Ну, сейчас ей будет легче. Кстати, ты не только внешне на меня похожа, но и также любишь говорить «в общем-то» или «в общем». Меня когда-то, еще в школе, пытались отучить от этих слов-паразитов. Да – фигушки!

- Тот же случай был, в общем-то, в нашей деревне и с нашей коровой, - рассмеялась Вероника. – Вот, опять «в общем-то»!

- Ладно, не обращай внимания… А, знаешь, внучка, я в Гамбурге после войны своего родного дядю встретила. Он после революции за «белых» воевал, а потом в Германии осел. Женился. Сын после его смерти в Австралию подался. Может и жив еще…

- Бабушка, еще один вопрос. Может, у меня, конечно, и склероз уже, но Наташа рассказывала, что Герхард живет с родителями в двухэтажном доме. Почему-то мне это запомнилось. А у вас…

- А у нас он такой и есть, - улыбнулась Анна. – По местным понятиям. Мой сын все-таки больше немец. То, что для тебя является первым этажом, здесь называется «Erdgescho?» («этаж на земле» или «земляной этаж») и в счет как бы не входит. Так что для моего сына было нормально сказать, что наш дом двухэтажный. Он ни на минуту не сомневался, что его поймут правильно… Ладно, пошли к мужчинам, а то неудобно.

Бабушкин муж Вильгельм фон Бломберг совершенно не выглядел на свои восемьдесят два года. Мужчина, конечно, в годах, но, не более того. Высокий, с прямой спиной и чуть заметным животиком, он больше напоминал советского генерала на вершине служебной карьеры, нежели глубокого пенсионера, пережившего страшную войну. И потерявшего на ней всех родных.

Вероника смотрела на него с нескрываемой завистью. Своих родных дедушек она никогда не видела, да и вообще не могла припомнить хоть одного мало-мальски знакомого мужчину в Белоруссии, просто дожившего до таких лет. А, уж тем более, так выглядящего.

Пока они знакомились и обменивались при посредничестве Герхарда приветственными фразами, бабушка куда-то отлучилась. А, вернувшись, протянула Веронике тонкую пачку западногерманских марок:

- Здесь три тысячи. Это тебе на сувениры и подарки.

Ее муж односложно прокомментировал сей поступок, и они с Герхардом, заговорщицки переглянувшись, громко рассмеялись. Анна строго посмотрела на них, но тут же улыбнулась и сама.

- Знаешь, что сказал мой дорогой? Жадина! В том смысле, что могла бы дать только что обретенной внучке и больше.

- Да что ты! – горячо запротестовала Вероника. – И этого не надо было. Билет ведь мне купили, кормить-поить будете…

- Еще и Германию показывать, - продолжила перечисление Анна. – Мы, в общем-то, люди не бедные, так что Вилли по-своему прав. Просто я надеюсь увидеть тебя в этом доме еще не раз… Все, с «официальной» частью закончили: пора к столу!

- С удовольствием. Только, можно я Наташе коротко звякну?

- Если – коротко! А «дядя» Герхард тебе, как мне кажется, в этом с удовольствием поможет…

Вероника в нескольких предложениях поведала подруге о своих первых впечатлениях. А потом сказала, что передает трубку Герхарду. И очень дорого бы отдала, чтобы увидеть в этот момент лицо Наташи…

__________

* - Да, это замечательно (нем.)

Эпилог

Увы, это даже обычная простуда, кажется, тянется бесконечно долго. А все хорошее пролетает быстро, как смазанная картинка за окном скорого поезда.

Веронике показалось бы мало и три месяца, не говоря уж о двадцати днях отпуска. Тем более что впечатлений было с избытком. Общение с бабушкой и ее семьей, поездки в Гамбург, Ганновер, Кёльн…

Еще учась в школе, она хорошо запомнила картинку из учебника истории, на которой был изображен величественный Кёльнский собор. И никогда не могла подумать, что будет стоять когда-нибудь под его древними сводами и слушать органную музыку.

Назад, в Белоруссию, Вероника летела вместе с «дядей» Герхардом. А в сумке у нее лежала фотография бабушки Ани, привычно сидящей за белым роялем с ароматно тлеющей тонкой сигарой в руке.