Литературный Клуб, Читать: «Гончары (на турнир за Снежную)»

Странное место, расположенное в не менее странном месте. Сплошная тавтология, но по-другому не скажешь – небольшой бревенчатый домик, вжавшийся в камни тонкого шпиля одинокой скалы. Тут тебе и тавтология, и чудеса в решете и ещё горсть всякого. Тысячелетние брёвна вросли в камень, ни сантиметра свободного места, только изба и скала. Пара маленьких тусклых окошек, старинная могучая дверь, и простая крыша, крытая дранкой. Ни ступенек, ни эскалаторов от подножия, только шпиль и пролетающие облака. Правда, посетителям этого заведения средства передвижения особо ни к чему.

Внутри избушка была гораздо более просторной. Огромное помещение, столы и столики разных форм, барная стойка нереальной длинны усеянная всевозможными напитками. Дым коромыслом стоял только в некоторых местах. В тех, где хотели или не хотели посетители. Такие мелочи были вполне в их власти. Их хоть и было много, но ощущения толпы создать у них не получалось, да к этому видимо и не стремился никто.

Кто-то потягивал коктейль у стойки, громоздясь на высоком табурете. Кто-то, сидя у окна, мерно потягивал трубку, прихлёбывая виски из широкого стакана, разглядывая пейзаж за окном. И окон было странно много, ну да – избушка то не простая. В половине окон бушевала снежная буря, бросая охапки снега в стёкла, или тихий заснеженный лес с заметёнными снегом елями радовал взгляд. В других извергались вулканы, текла лава, полыхали костры – странная магия огня, от которой трудно отвести взгляд.

Вывеска, простая и не затейливая, висящая внутри над входом заставляла улыбнуться любого, кто знал старую шутку – «Острие иглы». Те, кто впервые попадал сюда долго хмыкали, потом привыкали.

Посетители – совершено обычные люди. Кто-то разбившись на компании болтал и шумно выпивал, кто-то вёл неоконченный и бесконечный спор, начатый столетия назад, кто-то азартно резался в карты, при этом все активно жульничали и иной раз в колоде оказывалось до десяти тузов. На что все громко смеялись и пересдавали карты.

Открылась дверь, вместе с горстью снежинок в заведение вошёл обычный человек. Среднего роста, среднего возраста, слегка полноватый, нос картошкой, простоватое слегка уставшее лицо, повседневный костюм. Ничем не примечательный, но все голоса разом стали на пол тона ниже. И хоть никто не бросал откровенных взглядов и не рассматривал новоприбывшего, общее внимание к нему чувствовалось.

Человек прошёл к появившемуся в углу небольшому овальному столику с парой деревянных старинных кресел, устало упал в одно из них и, повернувшись к стойке, показал пожилому бармену указательный палец. Старик моргнул, и тут же на столе возникла бутылка «Romance Couti» 1978 года, тарелка с тонко порезанным сыром и ваза с фруктами. И два стакана. Сидящий за столом удивлённо приподнял бровь и взглянул на бармена. Тот слегка пожал плечами. Человек за столиком слегка погрозил пальцем бармену, но, улыбнувшись, просто махнул рукой.

Посетители в зале принялись за свои неоконченные дела. Вновь вспыхнули разговоры и лёгкий гомон поднялся под потолок. Когда этот невзрачный человек за столиком хотел, что бы его не видели – его не видел никто. Зачем напрягать присутствующих? Пусть отдыхают.

Без огня, дыма и извержений вулкана радом со столиком появился второй посетитель. Мало чем отличающийся от первого, разве что ростом повыше, да костюм получше. Та же печать усталости, спрятанная под маской равнодушия, но всё равно заметная. Плавные изящные движения, худощавое лицо и фигура при широких плечах, умные карие глаза. Он появился из воздуха в метре от овального стола, и тут же получил жестом приглашение присесть от первого посетителя, не удивившегося его появлению.

- Здравствуй. – Худощавый протянул руку через стол и пожал широкую ладонь.

- Приветствую. Давненько не выбирались. Ты извини, если оторвал от чего-то важного… -

- Да ничего, я сам на днях подумывал выползти из берлоги, с тобой связаться. Да всё никак. – Около худощавого мгновенно на столе оказалась бутылка джина и ведёрко со льдом.

Плеснув себе в стакан прозрачного, пахнущего хвоей напитка, худощавый приподнял его над столом.

- За них? –

- За них!- Поддержал его собеседник, ударив своим бокалом с рубиновым вином в бокал худощавого. – Хотя если честно… - Но не закончил, вздохнув, и одним глотком осушил бокал с вином, будто стакан водки.

- Ты зачем-то звал? Или просто – посидеть? – Худощавый с удовольствием прихлёбывал джин.

- Честно? Устал очень. Засиделся в кабинете, забегался на работе, вспомнил, что сто лет тут не был. –

- Не сто, а двести тридцать. – С улыбкой поправил худощавый.

- Вот вот… Двести тридцать… Устал, понимаешь. Причём устал не от работы, не от НИХ, не от своих работничков – от всего устал. Апатия, ничего не хочу делать, на пенсию хочу, на тёплый берег, к морю, чтобы рыбу ловить, моллюсков кушать, рассветы встречать… -

- Хитрый? А на кого оставить всё? – Худощавый ухмыльнулся, но тоска в его глазах полыхнула с новой силой, правда всего на мгновенье.

- Прав, не на кого. На сына? Не потянет. Он уже пробовал, помнишь? Ничего путного не вышло. Он всего лишь человек, хоть и мой сын. -

- Н-да. А помнишь самое начало? Как интересно было… - Худощавый вновь улыбнулся, на сей раз долгой и светлой улыбкой.

- Да уж, ты только вспомни, как заповеди сочиняли! – Человек с вином хохотнул. Худощавый сделал смешное лицо и картинно подмигнул. Вдвоём они несколько минут просто и откровенно смеялись, тыча друг в друга пальцами и строя смешные рожи копируя друг друга.

- А что сейчас? – Внезапно и резко оборвал смех полный. – Что мы сейчас имеем? –

- Ну-у-у… Много чего… - Пространно размахивая стаканом проворчал худощавый.

- Вот именно, много чего. Мы с тобой имеем одну головную боль. Всеобщее падение нравов, как бы не звучало это банально. Ни тебе ни мне оно не к чему. Безверие и презрение к вере, к любой, заметь вере… -

- Знаю, чувствую… - перебил худощавый.

- Что просили сделать? Просто жить. Не творить кумиров. А они? Эээх, вроде цивилизованные люди. А до сих пор пользуются жуткими тотемами, верят в приметы, бегают к колдунам. –

- Да, плюют на могилы, перепахивают кладбища, предают, лгут, убивают. Причём просто так! – Худощавый был невозмутим внешне, но тот, кто его хорошо знал, понял бы, что подрагивающий голос – это не к добру.

- А в конторах наших что творится? Одно сплошное выслуживание, подсиживание, лизоблюдство. И даже не перечь, я знаю – у тебя тоже самое. А на земле работать никто не хочет, все боятся крылья замарать. Тьфу! – Полный грохнул стаканом по столу.

- Не буду спорить. У меня раз в несколько лет находится кто-то желающий занять моё место. И ведь не зашлёшь его подальше – некуда уже. Творится всякое – от меня раскаявшиеся и искупившие бегут к тебе, твои, опустившие и нагрешившие – ко мне. А нормальных кадров нет. – Худощавый рассуждал и излагал как на лекции, монотонно и размеренно.

- Нет кадров. У меня вот хранителей не хватает. А те, кто работают, так там процентов тридцать тех, кто от тебя сбежал. Прости – искупили. – Полный уставился в окно, за которым горел аккуратный костерок на лесной опушке.

- Не хватает? У меня в прошлом месяце шестеро погибло. Никто не хочет идти на землю. Приходится силком заставлять, а сам понимаешь, какая работа тогда. – Худощавый задумчиво крутил стакан вокруг собственной, оси глядя в прозрачную жидкость.

- Я тебе больше скажу, из шестерых погибших двое пропали без вести. Мои до сих пор ищут, к твоим запрос делали – нет их нигде. Что уже нового ЭТИ придумали? – Худощавый поднял глаза и смотрел прямо на полного.

- Ого! У меня погибло больше, но никто не пропадал. Один, правда, после гибели к вам попал. Ну да это бывает. А твоих двоих и правда нигде нет. Надо бы разобраться. Но не сегодня. Сегодня выходной. Не переживай – найдём. –

- Да просто ребята неплохие. Надёжные, правильные, без перегибов и фанатизма, пару раз с твоими вместе работали. –

- Погоди, это не те, которые в тринадцатом веке…? –

- Они самые. Буду искать, такими кадрами грех разбрасываться. –

- Погоди, - полный задумался, тут же в бар вошёл человек. Костлявое лицо, шрам на щеке, холодные голубые глаза и крепко стиснутые губы. Появился и направился прямо к столику – Сергий, есть для тебя дело. Помнишь Пепе и Леона? – Молчаливый кивок. – Нужно их найти, пропали люди. Даю карт-бланш. – Полный посмотрел на худощавого, тот кивнул, - полный карт-бланш. – Человек вновь кивнул, и тут же исчез.

- Этот найдёт, если хоть намёк на сущность их осталась. Он при первой жизни пешком в лютую зиму через лес по сто километров ходил, его зверьё стороной обходило. –

- Ну, тогда… Хорош кадр, на него посмотришь – мороз по коже. Ангелочек. Бр. – Худощавый поёжился.

- Он с твоими парнями тоже работал. А шрам – так он у меня уже шесть сотен лет по земле хранителем ходит. И каждую смерть помнит. –

- Ого, серьёзный мужик. Жаль сейчас таких – по пальцам пересчитать… - Худощавый махнул рукой.

- Да и тогда таких то… -

- И не говори. Слушай, сидим как два деда старых, кряхтим тут на завалинке. Помнишь с чего всё начиналось вообще? –

- Ещё бы! Такой проект нам тогда доверили, с самого начала вести. Как не помнить. Я помню даже как лепили, «по образу и подобию». –

- Ох и помню, но это твоя идея про глину была. –

- Ну и что? Главное не материал, главное душу вложить. –

- Да мы с тобой тут не одну тысячу душ вложили. –

- Да это тут при чём? –

- Ты меня не понял, ты сколько раз свою отдавал, когда нужно было этих оболтусов из очередной трагедии вытаскивать? – Худощавый пристально взглянул на полного через стол.

- Мы отдавали. Мы. Помню я, много отдавали. А получаем с каждым годом всё меньше. –

- Мы отдавали. Проект то на двоих кураторов. Один без другого никуда. –

- Так сами законы такие придумали, не отнекиваться же. Да и привык я уже. –

Мерная беседа двоих серьёзных мужей продлилась ещё около часа, после чего оба незаметно растворились в воздухе. Только стол, пара пустых бутылок да два недопитых стакана.

Зайдя в кабинет, полный мужчина устало опустился в кресло. Он мог бы сейчас оказаться не в скучном и надоевшем кабинете, а на тропическом пляже в шезлонге. Не даст это облегчения. Усталость и печаль не тут, не в кабинете, она в мозгу, в груди, в душе. И не выгнать её оттуда. Не получается.

Внезапная трель старинного телефона на столе красного дерева выдернула из мрачных дум. Односторонний телефон, и звонил он в редких случаях. Крайне редких. Помнится последний раз в шестьдесят втором, когда едва едва удержали…

- Слушаю. – …………- Извините, я вас правильно понял?-…….- Как это, простите? – Выражение лица полного человека скачком изменилось с уставшего на злое.

- А теперь вы послушайте, я не собираюсь сворачивать проект, и в чужие руки его не отдам! - …. – Да, это моё последнее слово. Я куратор, я в ответе за проект, какими бы негативными не были показатели. - ….. – Это вы считаете, что всё безрезультатно, я считаю, что шансы есть, и шансы неплохие, хоть влияние кураторов сейчас минимальное. - …. – Извините, я отказываюсь подчиняться. – Полный человек аккуратно положил трубку, будто они могла его ужалить, сел за стол, сложив руки под подбородком и несколько минут смотрел в никуда задумчиво играя желваками. После чего встал, посмотрел в потолок, подумав показал потолку кукиш и взялся за другой телефон.

- Снова здравствуй. –

- Привет, я уже в курсе. Мне звонили тоже. –

- Что думаешь? Хотя… Я отказался. Перекрыл доступ к любому внешнему воздействию, полностью закапсулировал от любых действий снаружи. Правда наружу выйти ещё можно. Примерно два часа можно будет. Потом всё. Так что, давай. –

- И что? Тебя тут самого оставить? Хех, - голос худощавого в трубке откровенно и облегчённо смеялся – Один за двоих потянешь? Ты ж моей специфики не знаешь. –

- Я могу попробовать… -

- Знаю я таких пробовальщиков, сиди уж. Я этому проекту не меньше твоего отдал, а сейчас он практически самодостаточен. Что нам с тобой остаётся? –

- Честно? Даже не знаю, в голове пусто совсем… -

- Может замов оставим, один хрен мы с тобой особо никому не нужны, да в отпуск мотнёмся, простыми смертными, на землю. Заодно Сергию твоему поможем. - На памяти полного худощавый позволял себе ругаться только однажды, в самом начале «Ох нихрена - бабахнуло!». Он немного помолчал в трубку и тихо добавил – А этих куда девать? Хоть и поганые, избалованные да неверные, но дети всё же. Негоже бросать, да и привык я уже… -

- Ну-у-у. Давай тогда до завтра. Выспаться хочу. С утра формальности раскидаю, ночью высплюсь хорошенько и мотнём. –

- Тогда завтра в десять? –

- Давай, в «Игле», по стаканчику и поскачем? –

- Ладно, уговорил, кавалерист! Хех! – Напоследок хохотнул голос худощавого в трубке.

«А теперь спать, утро вечера мудренее!», бывают же иной раз умные люди, что бы правильные истины придумывать. Полный человек скинул пиджак и рубашку с брюками завалился прямо на небольшом диванчике. Давно хотел это сделать, да всё как то неудобно.Ээ-эх!