Так вышло, что никто не вышел. И никто не вошел. Автобус постоял на остановке минуты три, как обычно, сдвинул визжащие створки дверей и, дребезжа разваливающимся корпусом, двинулся дальше по маршруту. В принципе, выходить из него было некому: в салоне сидела только одинокая кондукторша, отчаянно клюя носом и мечтая о горизонтальном положении. Водителя тоже клонило в сон, но не так сильно. Он, в принципе, уже привык работать по двенадцать часов в сутки, и дел других у него особо не было – почему бы не намотать несколько лишних часов в день?

Доползя до следующей остановки, автобус принял нескольких пассажиров. Точнее – двоих. Кондукторша кинула на них взгляд и снова погрузилась в дрему: профессиональная память безошибочно напомнила, что у всех проездные. Один пассажир достал книгу, сел прямо на пол и углубился в чтение. Другой с брезгливостью посмотрел на него, сел на сиденье и достал из кармана сотовый телефон. Салон как будто снова опустел.

Следующая остановка была полна народу, но в автобус опять вошло всего два человека. Посмотрев на них сквозь сплетающиеся ресницы, кондукторша их не узнала, но встать не могла. Пусть себе едут бесплатно.

Водитель смотрел через зеркало заднего вида в салон и не мог понять, сколько там народу. Выходило – пять человек, а нужно было шесть. И не больше, что важно. Но и не меньше, что тоже важно. Он доехал до следующей остановки и открыл заднюю дверь.

Вошел один человек.

Эй, вы, в первом ряду, молчите!

Это не ваша роль, уважаемый зритель, это не роль вообще, пока-то.

Голос, молчавший до сих пор, произносит:

- И так случилось, что однажды днем три негодяя сказочной породы решили мир завоевать втроем. Их было трое! Мало для охоты. А четверо плутов в других краях решили тоже мир себе присвоить. Что с ними было? Кто был в дураках? Кого в конце мы назовем героем?

Тишина в зале, тяжелая металлическая стенка падает, звенит стекло – и вот она, сцена. Театральные черныши в масках срочно стелют доски, человек из шелка прилаживает на заднем плане крест. Зал аплодирует, свистит, лопаются воздушные шары. Наконец, доски покрывают провалы выбитых окон, крест намертво встает на нужном месте, черныши убегают, свет гаснет и оркестр играет первые протяжные ноты вступления.

Человек в первом ряду встает и шепчет. Громко тянется нота, но шепот слышен все равно, усиленный направленной мыслью:

- Действующие лица... Автор, просто автор, имени у которого нет. Герой, просто герой, имени у которого нет. Предатель, просто предатель, имени у которого нет. Спаситель, просто спаситель, имени у которого нет. Шут, просто шут, имени у которого нет. Сброд, просто сброд, имени у которого нет. Зал, просто зал, имя которому – слепота и глухота!

Автор: Меня нельзя увидеть, но я есть. Меня нельзя понять или изведать. Во мне нет серы, ртути и свинца. Во мне нет веры, похоти и боли. Я просто есть – и больше не вмешаюсь в сюжет, а буду молча наблюдать.

На сцене, еще в темноте, появляется герой. Никто не видит его, но, заслышав слова, зал сразу понимает: он – на сцене, и он – герой.

Герой: Похоже, снова лопнула спираль. И лампы все на свете погорели. И ток пропал, пустуют провода. И все электростанции сломались. И люди все погибли от чумы. И воздух на планете стал азотом. И больше нет на свете ничего, что можно осознать – но это бред. И все не так: сейчас объявят свет.

Вспыхивает лампа, настолько ярко, что зал зажмуривается.

Зал: А-ах...

Герой: Я по земле хожу, а негодяй уже давно лежит в своей могиле. Так странно, что мне кажется порой, что я похож уже на негодяя, пытаясь помогать кому попало, и как попало помогать другим. Я радуюсь тому, что радость есть, печалюсь от наличия печали, тоскую от реальности тоски, болею потому, что есть болезни, страдаю лишь за то, что есть страданья и для убийства убивать готов.

Зал: Молчи.

Герой: Молчу.

Повисает молчание. В тишине слышно, как где-то тихонько скребутся пальцы по доскам. Сброд в центре зала теряет сознание, понимая, что это похороненный заживо негодяй очнулся и скребет крышку гроба. Когда в сумерках обморока стихают последние вздохи, на сцену выходит спаситель.

Спаситель: Не грянет гром, пока не встанут тучи. Не выйдет солнце в полночь никогда. Не будет правда целью убежденья. Не верьте мне. Я вру. Я замолкаю. И так спасаю вас от этой лжи.

Он достает револьвер, направляет на героя.

Спаситель: И от него спасу вас заодно.

Стреляет. Герой падает. Выходит предатель.

Спаситель: Предатель тоже должен умереть. Но дайте шанс ему побыть собою!

Предатель кланяется залу, спаситель вставляет ствол револьвера в рот и спускает курок. Падает.

Предатель: Не выделяюсь, чтобы быть собой. Но что мне делать, если не могу я быть этой самой сущностью совсем, нет сил, нет прав и даже нет иллюзий, что что-то есть из сказанного выше? Ах, мертвая спасителя рука, дай мне себя убить из револьвера.

Наклоняется, разгибает сведенные пальцы. Берет револьвер.

Предатель: Как странно развивается сюжет! А, может быть, сценария и нету? Сюжетово – сюжету, а для нас одна импровизация – и только? А вот возьму – и не убью себя. Позлю слегка скотину-режиссера!

Входит шут. Он совершенно не похож на шута – самый обычный парень, высокий, худой, скуластый. В правом уже тяжелая медная серьга.

Шут – предателю: Привет, привет. Что нынче предаешь? Что продаешь, каков тариф сегодня? Я тут припас немного серебра, и даже, может, есть чего получше.

Предатель: Тебе я ничего не предаю, тебя ждет сброд, молчащий в центре зала!

Зал оборачивается к сброду. Сброд достает бутылки с керосином и фитилями. Зажигает фитили.

Сброд: Должна быть цель у каждого. У нас она реальна: сжечь все, сжечь сейчас!

Коктейль Молотова, вспыхивая, расплескивается по залу. Загораются доски, шторы, одежда людей. Кто-то пытается открыть входную дверь – и не может, поскольку она заперта снаружи. И с воплями, руганью и мольбами весь зал сгорает, быстро превращаясь в пепел.

Звуки стихают и, наконец, появляется случайный фрагмент эфира. Неучтенный персонаж, о котором все забыли.

Это – ты. Я не знаю, что означает это выражение на твоем лице. Когда я тебя придумал, твоя роль была настолько эпизодична, что я не стал утруждать себя созданием твоего характера, привычек, прошлого и всего остального. Ты не на сцене, о нет, ты даже не в зале. Ты только что вместе со мной всех убил.

Все, что я о тебе придумал, это то, что ты – жертва. Жертва, считающая себя существом одного со мной уровня, жертва, ничтожный кусочек плоти, надеющийся на ошибочные уверения телеэкранов и газет в точности и актуальности служб быстрого реагирования. Жертва, которая считает себя охотником. Но профессионализм всегда берет свое.

Смотря на тебя с другого ракурса, я отлично вижу, что у тебя за спиной стоит хищник. Не оборачивайся, ты его не увидишь. Даже когда он тебя начнет убивать.

Занавес.