Ты не должен чувствовать себя живым, чтобы быть живым. Ты не должен быть живым, чтобы чувствовать себя живым. Точка в вакууме, простая точка на краю вселенной, на краю галактики. Не звезда, не планета, даже не астероид. Просто точка, сгусток частиц. Которые и волна, и частица. У него, как и у всего в этой вселенной, дуальная природа. Поступает сигнал. Он поступает отовсюду, невозможно определить его источник. Эта точка, этот сгусток уже чувствует себя живым. Но он не живой, он просто сгусток. Он чувствует себя живым, у него есть ощущение пространства, ощущение самого себя. До полного осознания еще далеко, но все происходит так быстро. Сгусток еще не может думать в полном смысле этого слова, но отдельные отрывки, восприятие и отражение действительности, уже появились. Появилось первое чувство. Холодно. Ему холодно в темноте космоса, так далеко от всего живого, от звезд и планет. Вы спросите, как ему может быть холодно, ведь это просто сгусток частиц, просто точка в вакууме. Но ты не должен чувствовать себя живым, чтобы быть живым. И ты не должен быть живым, чтобы чувствовать себя таким. Ему холодно и одиноко. Никого на сотни световых лет вокруг. У него появляется желание и все меняется. Внизу появляется планета. Он не передвигался туда, это вселенная двигалась, а он был на месте. Планета покрыта зеленью, это растения. Планета покрыта жидкостью, это вода. Планета покрыта существами, разумными и не очень. Разумные называются людьми. Над планетой висит звезда, она на самом деле холодная по меркам вселенной, где встречаются супер новы, но для этой системы ее хватает. Сгусток приблизился к планете в том месте, которое показалось ему наиболее красивым. Много людей, живых существ. Они передвигаются, туда-сюда, туда-сюда. Он может слышать их мысли. Они не могут видеть его. Ведь он просто точка, просто сгусток частиц. Он еще долго наблюдает за всем, информация течет бурным потоком, не останавливаясь. Он получил множество данных о физиологии людей, об их привычках, внешности и еще очень многом. Но они все еще не видят его. И тут он заметил ее. Она брела под мелким противным зимним дождем в своей лыжной шапочке оранжевого цвета, черном пальто. Сапожки отстукивали ритм по мокрому асфальту. Пальто намокло, ей было немного холодно. Она думала о своем доме, о квартире на третьем этаже в многоэтажке. Ее уже было видно, до подъезда оставалось пару сотен метров. Она думала, как зайдет домой, закроет дверь на массивный замок; погладит подбежавшую к ней Леру, та помотает мордой, избавляясь от влажности мокрых рук; снимет пальто, шапку положит на батарею, сапоги будут ночевать в ванной; подогреет глинтвейн в старой металлической турке, выльет его в высокую керамическую кружку, отхлебнет глоток; будет долго сидеть за книгой в кресле, укрывшись пледом, а в колонках тихо будет петь такой знакомый и приятный голос; уснет, укрывшись любимым одеялом, с такой прикольной мордочкой на нем, под убаюкивающий стук зимнего дождя по стеклу. До всего этого оставался десяток минут и пару сотен метров. Вокруг никого, немногие захотят гулять вечером по такой погоде. И она не хотела, просто так получилось. И сейчас она даже рада, ведь чтобы лучше чувствовать хорошее, надо перед этим прочувствовать и плохое. Как горечь шоколада оттеняет его сладость, так и плохие чувства оттеняют хорошие. Она и не заметила, как подошла к подъезду, как автоматически, за собственными мыслями, достала ключ и уже открыла его. Ручка была мокрой и холодной, немного проржавевшей. Что-то вернуло ее из транса. Она сразу не поняла, что это было, но потом до нее дошло. Кто-то положил руку ей на плечо. Ей не хотелось оборачиваться, чтобы посмотреть кто это. Она не испытывала никаких посторонних чувств, наподобие страха. Было только чувство какой-то полной защищенности, будто она находилась в толстом защитном пузыре и никто не мог ей навредить.

Она обернулась, перед ней стоял молодой парень. Длинные черные волосы были покрыты черной шапкой непонятной формы, карие глаза смотрели на нее. Пальто распахнуто, под ним серый свитер. Он небрит, на лице грустная улыбка. Он что-то говорит. Повторяет одно и то же, стараясь достучаться до нее. Она прислушивается, вынимает наушники.

-... Я не сделаю вам ничего плохого. Просто скажите, вы не знаете кто я?

- Почему ты выглядишь именно так? Не старик, не молодая девушка, не азиат, не негр. Почему именно так? – седовласый мужчина сидел в кресле напротив. Меж пальцев он держал сигарету, не зажженную. Медсестра отобрала у него спички, сказав, что курить в госпитале не разрешается.

- Не знаю, я ничего не помню с того времени, когда я был в космосе. – Парень нервно поправлял длинную челку

- Ты должен вспомнить. Просто должен, понимаешь. Осталось не так уж много времени и я так не хочу, чтобы это произошло. – Мужчина, его звали Алексей Павлович, придвинулся к парню и стал говорить шепотом.

- Я тоже не хочу. Но я ничего не могу вспомнить. Я так старался это сделать, я перепробовал все. Гипноз, медитация. Ничего не дает ответа. – Парень чуть не плакал, он протирал глаза от еще не вышедших слез.

- Но ты ведь можешь! Ты же вспомнил, кто ты. Вспомнил откуда пришел. – Мужчина пригубил сигарету, поморщился. Встал и выбросил ее в соседнее с креслом мусорное ведро.

- Это было на грани. Понимаешь, эти воспоминания лежали на поверхности моего разума. Честно говоря, мне и вспоминать ничего не пришлось. Я просто спал, рядом с ней. – По лицу прокатилась слезинка. Он смотрел мужчине прямо в глаза. - И мне, как всегда снились звезды. Я никогда не понимал, почему они мне снятся. Но тут словно озарение, я увидел себя прошлого со стороны. Почувствовал холод и тревогу…

- И ты не можешь это повторить? – Алексей Павлович стойко выдержал этот взгляд, полный сожаления и грусти.

- Нет… Наверное, нет… Я очень хочу вспомнить, но… - он только развел руками.

- Ты должен сделать это еще раз. Ты просто обязан. И думай в это время о ней, только о ней. И еще о том, что тебе нужно сделать и как тебе это сделать.

- Я попробую, я так хочу помочь…

- Я знаю. - К ним подошла одна из медсестер, что-то тихо сказала. Слушая ее, они оба, не сговариваясь, опустили глаза.

Прошло два года. Андрей, она назвала его Андреем, остался жить с ней. Ей очень нравилось это имя, было в нем что-то романтичное, не зря оно переводилось с древнегреческого как «защитник». Его никто не знал. Не знал кто он, откуда. Андрея никто не искал. Сам Андрей не помнил ничего. Воспоминания его начались с того, как он стоял перед домом Алины под мелким дождем два года назад, не зная, кто он, как сюда попал и зачем он здесь. Потом он увидел ее, открывающую дверь, и от отчаяния решил попросить помощи. Еще в голове промелькнули мысли о том, что может это его дом, что он оказался тут не зря, но нет. Это был не его дом, никто из соседей его не узнал, все лишь удивленно-сочувственно качали головой. Алина приютила его у себя. Квартира на третьем этаже была огромна даже для двух человек, две спальни, зал, уютная кухня. Вдвоем они ходили к разным психиатрам, пробовали гипноз и другие, менее популярные методы. Ничего не получалось, у Андрея было такое ощущение, что ему просто нечего вспоминать. Врачи говорили, что воспоминания обязательно вернутся, скорее всего, во сне. Но ему снились только звезды и ничего больше. Тысячи и миллионы светящихся точек, картина просто завораживала. Они раскинулись по черному полотну, как бриллианты на бархате, и взгляд не ограничивало ничего. Когда Андрей рассказал об этом Алине, та улыбнулась и сказала, что он, наверное, в прошлой жизни был астрономом. Сначала между ними была легкая неловкость, они оба не знали как вести себя. Алине было легче, она помнила про себя все, Андрей же сначала был очень замкнут. И только новые ощущения заставляли его раскрыться, как раскрывается человек, который боится человеческих отношений, боится, что ему навредят. Временами, он выглядел почти как ребенок, радуясь первой весне, шоколадному мороженному, которое они купили в парке, куда пошли гулять, первому поцелую. Два года пролетели, как миг, и Алина сейчас не могла понять, что же она делала без Андрея всю свою жизнь. Как она жила без него? Он стал почти частью ее, она учила его чувствовать по-новому, жить по-новому, радоваться и огорчаться, плакать, когда грустно и улыбаться, просто быть счастливым. Андрей много времени проводил за компьютером, он учился что-то делать, говорил, что хочет найти работу, вернуться к жизни. И если он не может вспомнить старое, то он может построить новую жизнь, начать заниматься тем, что ему может понравиться.

Однажды они гуляли по соседнему торговому центру и Андрей увидел фотокамеру, зеркальную, с огромным объективом. Алина только взглянула на него и махнула рукой, ему ничего не надо было говорить. Первой он снял ее, сам того не замечая, поставил желтый светофильтр, навел резкость. Руки знали, что делать. Они вместе разглядывали первое его фото. Маленький экранчик дисплея не мог передать всех тех чувств, которые Андрей вложил в фото. Но Алина сразу поняла, что это именно то, чем он хочет и будет заниматься. Первые дни, он чуть ли не спал рядом с камерой, она всегда лежала на широкой тумбе у кровати. Он брал ее с собой, куда бы ни шел, делал множество снимков. Распечатывал их, долго разглядывал и рвал на клочки. На почетном месте, на зеркале в спальне, висели лишь несколько фото. Тот первый, Алина улыбалась на нем, на фоне торговых павильонов; заснеженная дорога, снятая с голубым светофильтром; он сам – снимала Алина – стоящий, размахивая руками, на сноуборде; маленькая белочка на ветке осины – он снял ее в местном парке. И каждый раз, когда ему все надоедало, он пристально смотрел сначала на снимки, потом на собственное отражение в зеркале… И начинал все снова. Его упорство сделало его почти профессиональным фотографом, его снимки пользовались популярностью среди журналов и газет. То первое фото до сих пор лежит у него в кармане, хотя он и перестал фотографировать.

Медсестра ушла, Алексей Павлович все еще сидел на кресле, понурив голову и закрыв лицо морщинистыми руками. Он только шептал, так, чтобы только Андрей мог его услышать:

- Ты должен помочь ей. Спасти ее. Пожалуйста, спаси ее, спаси, ты же можешь, тебе это ничего не стоит, просто помоги ей…

Андрей ничего не мог ответить, он будто находился в трансе, взгляд его блуждал между окрашенной в зеленый цвет стеной и белым потолком. Он то хмурился, то улыбался. А Алексей Павлович все повторял:

- Спаси ее, спаси, - голос неожиданно перешел на крик, он вскочил с кресла, схватил Андрея за грудки и начал трясти. – Спаси же ее, сукин сын, спаси!

Андрей очнулся от транса, взгляду его вернулась осмысленность. Он что-то прошептал Алексею Павловичу, тот кивнул и разжал пальцы. Андрей опустился на кресло, закрыл глаза и помассировал виски:

- Как же все сложно, как все непросто. Но я постараюсь. Только не мешайте мне, я почти докопался, я почти вспомнил. Просто не мешайте.

- Хорошо, не буду. – Он развел руками. – Пойду к ней, посмотрю как она там.

Алина заболела через полгода. Они с Андреем пошли в тот вечер в ресторан, он хотел сделать ей предложение. Он любил ее, по-настоящему любил, страстно и тихо, с поцелуями на ночь и улыбкой с утра, с нежными объятиями и держанием за руку во время летних прогулок под луной, со скромными подарками на день святого Валентина и букетами красных роз на ее дни рождения, любил, как мог и умел. Алина тоже любила его, этого обычного парня, без воспоминаний и долгов, без знаний о своем прошлом, о людях которые остались за его спиной, людях которые его любили и ненавидели. Он был просто обычный человек с необычными снами и без памяти, но что-то в нем цепляло, заставляло держаться за него обоими руками. Может это его взгляд, его грустная улыбка? А может это та часть его души, которой Андрей делился с ней. И это чувство любви и защищенности было так прекрасно, так удивительно - ей не хотелось расставаться с ним никогда. Они ели закуски, запивая поцелуи прохладным шампанским. Алина почувствовала себя плохо, когда принесли десерт. Андрей в тот момент был сильно напряжен, он держал руку в кармане, все не решаясь вытащить кольцо, и совсем не заметил ее состояния. Она приложила ладонь ко лбу, поправила прическу и упала в обморок, медленно съезжая вниз по стулу. Врачи поставили ей диагноз - рак, метастазы разрослись далеко. Они дали Алине пару месяцев, свадьба так и не состоялась. В клинику вызвали ее отца, Алексея Павловича. Тот не знал об Андрее, как и о жизни своей дочери почти ничего. Он был большим человеком, успешным бизнесменом. Он сразу устроил Алину в лучшую клинику. Отмахнулся от местных врачей, как от надоедливых мух, которые кружились в дворике клиники. Он лучше знает, как будет лучше для его дочери. Он сразу возненавидел Андрея, и не пускал его к Алине, пока тот не сказал, что, вероятно может ей помочь. Алексей Павлович не верил в шаманов, колдунов и прочую нечисть, но шансов не было, а Андрей говорил так уверенно…

- Привет, Алинка. Как ты, держишься? – Андрей зашел в палату, прикрыв за собой прозрачную дверь.

- Привет. – Улыбка была грустной, но доброй, так улыбается человек, из последних сил доказывая, что с ним все в порядке, и не нужно за него волноваться и переживать. Боже, как же она изменилась за последний месяц.

- Алин, мне нужно тебе кое-что рассказать. Это очень серьезно. – Андрей нахмурился.

- Давай, говори, я тебя внимательно слушаю, – она тоже картинно нахмурилась. Этот жест был немного детский, она вела себя так, защищаясь от проблемы, которая камнем лежала на груди.

- Хорошо. – Он подошел ближе, сел на кресло рядом с ней, взял ее за руку. – Я вспомнил… вспомнил, кем я был. И я думаю, я смогу помочь тебе.

- Надеюсь, ты был таким же хорошим, как и сейчас? – Она потрепала его длинную челку.

- Я был никаким. Я не был живым, я был чистой энергией. Поэтому я мог воспринимать и обрабатывать информацию с огромной скоростью. Как я возник и откуда пришел я, к сожалению, не помню. Зато я помню, почему я оказался именно здесь, на Земле. Мне было так одиноко там, холодно. Предо мной был космос, первозданный, без звезд и планет. Я был далеко от них, наверное. Очень далеко. И я стал искать, куда мне отправиться. Место не имело значения, только бы быстрее, чтобы больше не оставаться одному. Земля была такой прекрасной, столько жизни, столько новой информации. Извини, я тогда мыслил этой категорией. Помню, как я обрадовался. Впитав почти все, я понял. Понял, что умираю. Что мой ресурс почти исчерпан, оставалось несколько мгновений. Я не знал, что мне делать. Я растерялся. А потом я увидел тебя. И мне захотелось прикоснуться к тебе, я ведь думал, что исчезну. И тут все изменилось. Я стал человеком и мог жить еще долго, очень долго. – Она слушала с широко раскрытыми глазами. У Андрея было такое чувство, что она сейчас схватится за голову и начнет биться в истерике. Но нет, Алина оставалась спокойной. Только тихо кивала каждой его фразе. – Я могу помочь тебе. Думаю, энергии хватит, чтобы превратить тебя в такого, каким был я. Это единственный способ, и если у меня получится…

- То я буду не живой?

- Да, ты будешь энергией. Но это будет твоя энергия, я просто аккумулирую ее из твоего тела. И ты сможешь снова стать человеком. Здоровым человеком.

- А что будет с тобой? – она подозрительно посмотрела на него.

- Я буду в порядке.

- Правда?

- Да. – Он кивнул. - Начнем?

- Что мне нужно делать?

- Просто возьми меня за руки. – Он протянул ладони, чтобы она могла за них ухватиться. – И закрой глаза.

Он тоже закрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться. Слова были не нужны, энергия перетекала от него к ней, оставляя теплое ощущение в ладонях и настоящий жар в груди. Алине казалось, будто ее прожигают. Так оно и было. Ее тело прожигала собственная и позаимствованная у Андрея энергия, сжигая кости и плоть, освобождая ее сознание от пут больного умирающего тела. Она все нарастала и нарастала, жар стало невозможно терпеть. Алина пыталась вырвать руки, но Андрей держал ее крепко, хотя на самом деле он был на границе своих возможностей. Его энергия убывала, а заменить ее было нечем. В последнюю секунду она подняла горячие веки, чтобы посмотреть на него в последний раз. Он был бледен, он весь дрожал, но продолжал держать ее.

-Я люблю тебя, - прошептала она, прежде чем тело полностью сгорело, а сознание ее отправилось в путешествие.

Андрей разжал пустые ладони, ноги подкосились, он упал на колени. Посмотрел в окно, в сизые осенние облака… Где-то там сейчас была Алина. Может она видит его, стоящего на коленях перед ее больничной кроватью. Видит, как он тихо умирает, как по его лицу катиться слезинка. Как в палату забежал Алексей Петрович, увидел обожженную кровать, начал кричать на него. Как зашедшая на плановый осмотр медсестра в ужасе качает головой, а отец все бьет Андрея, кричит «Где она?», будто пытаясь сбить с лица грустную улыбку и совсем не замечая, что Андрей уже мертв. Его мгновенье перед исчезновением растянулось на два года, но что два года по сравнению с вечностью, и что вечность по сравнению с настоящей любовью, которая греет и обжигает тебя, за которую можно по-настоящему отдать жизнь, не думая, бессознательно принимая решение, удивляясь вопросам, ведь «так должно быть» и по-другому просто нельзя…