Как-то раз два карандаша лежали на столе. Один карандаш был веселый, а другой – грустный. И вот один карандаш сказал другому: «Ну что, тряхнем стариной, распишемся?» – «Да какое там... – ответил другой. – Отупел я». Так они и лежали дальше, не расписавшись.

***

Ложка забралась в чашку и не хотела вылезать. Ее и сахарница уговаривала, и хлебница, и даже тарелка проснулась – ничто не убеждало ложку. Так она и оставалась в чашке, пока та не разбилась.

***

Жалюзи были с характером. Они не терпели несправедливости. Поэтому закрывались только ночью, когда не лилось в комнату палящее солнце. «Не, ну подумайте сами! – с напором говорили жалюзи. – Это ж что получается? Меня, значит, обжигает солнцем – а кто-то прячется в тени, и ничто его не колышет? Нет уж, нет уж, будем равны!» – «Глупые вы, – отвечало им окно. – Не стеклянные».

***

Один карданный вал очень скучал по карбюратору. «Да... – говаривал он порою. – Вот ведь – вроде соседи, а не заходим никогда друг к другу...»

***

Как-то раз батарея пришла на работу не вовремя. Стена посмотрела на нее и едко спросила: «Ну что? Оправдания есть?» – «Нету, – ответила батарея. – Зато я жгу!»

***

Пробел мечтал быть эскейпом. А эскейп – пробелом. Взирая друг на друга через необъятные просторы клавиатуры, они переполнялись завистью. Шифт, глядя на их метания, тяжело вздыхал. «Мы все равно все умрем», – говаривал он. «Да, – вторил альт. – И прожить жизнь надо так, чтобы не было мучительно больно...» Шифт хмыкал. «Как может быть больно нам? – говорил он. – Мы же пластмассовые». Человек, сидевший на стуле и нажимавший на клавиши, не хотел быть никем. Не завидовал никому. Он просто делал свою работу. Так вышло, что пластмасса порою гораздо живее белка.