Март

День растет всё быстрее, словно катится по склону ком липкого весеннего снега. Всё позже переходит в протяжные северные сумерки.

А какие дни бывают в марте! Морозные по-зимнему и по-весеннему нежные. Холодная сдержанная свежесть и неуловимый, кружащий голову аромат пробуждающейся жизни. Каждый вдох расходится по телу восторгом.

Это месяц-преодоление, месяц-ожидание. Он весь – в будущем. Кончился сон-зима с его сказочной, сковывающей красотой, надо просыпаться, а здесь – вода с грязью, сырость и ветер. Ещё нет жизни, есть только силы для неё; силы неиспользованные, неизведанные – и потому беспредельные. В такие дни даже природа мечтает – и сама себе кажется всемогущей.

Апрель

В каждой, самой растянутой и неуверенной весне есть момент главной уборки, когда солнце, не меняя погоды, за два-три дня разом уничтожает снег, что за долгие месяцы накопила зима – снег может потом пойти снова, но будет уже мимолетным, незимним…

Уборка может быть бурной – с тучами, ветром и пылесосом-дождём, уничтожающим снег мощно и беспощадно. После него приходится долго сушить глубоко промокшую землю. Может быть радостной – когда солнце, основательно расчистив небо, долго смотрит во все глаза вниз, и снег, почти не давая воды и не набирая грязи, тихо испаряется под его лучами.

В тот год весна была робкой. Даже в марте солнце лишь изредка, словно испуганно, взглядывало на землю – и тут же снова прикрывало её толстым слоем облаков. И долго, долго не теплело, ровно дули ветры с севера, неся густой снег, редко и ненадолго сменявшийся ледяным дождём. Солнце совсем забросило эту часть мира, не заглядывая туда, как в нежилую комнату.

Внезапно ветер прекратился. Прекратился совершенно. И в неподвижном воздухе от подмоченных дождями снегов потянулся вверх невиданный весенний туман – снега поднимались к небу, росла и росла толщина облачного одеяла над миром.

Всё теплее и теплее становилось под этим жарким одеялом, туман густел, соединяя небо и землю. Гигантские лужи стояли во всех низинах. Но даже ручьи текли неслышно: все звуки глохли в этом весеннем банном пару.

Через два дня солнце лёгким, почти неощущаемым ветерком развеяло чудовищно толстое, на земле лежащее облако. И увидело, что жалкие остатки снега оседают на глазах – быстрее, чем под дождём или его лучами.

А наутро наступил апрель – мягкий солнечный свет сквозь дымку, просыхающие дороги и полная, совершенная неподвижность воздуха. Нет ни снега, ни травы. Утренняя нега, полусон, последний миг уходящей ночи, когда тело ещё хочет любви.

Май

Тихие майские вечера для меня неотделимы от Юрки. Когда листья только-только тронулись в рост, и каждый лист мал и трогателен, как ребенок; когда вечер отличается от дня лишь странной неподвижностью воздуха, полного запахами жизни; когда ветер боится вздохнуть, чтоб не потревожить чудный, созидающий сон деревьев, - тогда мне кажется, что весь мир улыбается Юркиной щенячьей улыбкой.

…Снова май. Сколько вёсен прошло со дня этой записи? Двадцать, не меньше.

- Я очень уважаю Юрия Михайловича. Хозяин!

Это соседка по даче.

- Но он всегда такой суровый, молчаливый.

Это Юрка-то суровый? Во даёт!

- Как ты можешь с ним жить? Ты счастлива?

Ну чего пристала! На семнадцать лет меня старше, в матери, можно сказать, годится, а туда же!

-Нет, скажи, ты счастлива?

- Мммм…

На такие вопросы отвечать страшно – ещё сглазишь. Да и боги, говорят, ревнуют.