Монолог улетающей в просторы души.
Было поле ромашками странно украшено, но Тихо ангелы там , словно бабочки, снова кружили. И ночная прохлада пьянила, как будто вино. Эти белые дали нам синие небо открыли. И в просторе таком ликовала от счастья душа. Этот свет, он во тьме пробивался я знаю оттуда. Жеребенок небесный по полю бродил не спеша. И ждало нас открытье - и вечное , дивное чудо. А ромашки цвели и дарили свои лепестки Этим ангелам, знавшим судьбу в суматохе и неге. Тихо Лада пришла, и шаги ее были легки. Жеребенок, ромашки и синее-синее небо. Эта ночь надвигалась на мир, и во тьме вековой Знаю, ждали рассвета, поспешно костры разгорались. Только белых ромашек, влекущих и нас за собой, Аромат этот дивный, вдыхали, и души касались И просторов небесных и наших трепещущих дум. А о чем они снова? Порою все это туманно Проступало во мгле, миражи тихо гаснувших лун. И вели нас те ангелы в детство к рассвету нежданно. Это сон, это миг , и опять повторяется он. И уже не забыть аромата и этого действа. Только там, в вышине, и сплетении снов и времен, Я могла отдышаться, на землю еще наглядеться. На прощанье, и поле, где звезды, да нет же цветы. Мы по их лепесткам о любви о своей погадаем. И душа замирает спокойно у той высоты. И свои лепестки нам ромашки бестрепетно дарят. И махнув на прощанье, все выше и выше душа, Прорываясь сквозь тучи, уносится в эти просторы. У костров замирают другие, почти не дыша. Только ветра порывы и листьев отчаянный шорох. Я не плачу , мой милый, но грустно прощаться навек. Нам не жить друг без друга , и все-таки я улетаю. И опять на ромашки садится , как будто на снег, Наших бабочек- душ разноцветная, легкая стая.
Postscriptum:Только сон о полете и вечности
|