С презрением на кубки я взглянул, Где грех с вином кипел... Михаил Лермонтов
|
- Все чики-пики. Не шуми. Работаем быстро. Хоть нет никого, но время – деньги. - Темно, хоть глаз выколи. Где тут выключатель? - Двери – то прикрой, горе луковое. Квартира, оставленная на ночь без хозяев, встретила не дружелюбно: долго отыскивался выключатель, да и вся атмосфера пустого жилища наполнена была мистически-враждебным воздухом. Лунный свет обволакивал комнаты, создавая мертвенно живые тени. На улице проехал автомобиль, и по потолку пробежало пугливым зайцем световое пятно. Шум автомобиля в соль поздний час заставил вздрогнуть двух не прошеных гостей. Это были два молодых человека, лет по двадцать пять, на вид крепенькие, широкие в плечах. Одного звали Никитой, другого Данилом. Никита был ниже на пол головы товарища и немного полноват. У него карие, чуть узковатые глаза, нос с горбинкой и не по моде пышные волосы. Вообще, выглядел он несколько моложе своих лет. Другой, Данил, носил короткую стрижку и выразительные светло-карие глаза. Взгляд Данил имел пронзительный, заглядывающий в самую душу. От этого взгляда многие поспешно отводили свои глаза. Это был взгляд сильного человека, привыкшего побеждать. Лицо довольно красивое – такие нравятся легкомысленным и не только легкомысленным девушкам. Чем-то этот молодой человек, если узнать его поближе, напоминал Лермонтовского Печорина, а если еще ближе – Андрея Болконского. Наконец-то щелкнул выключатель, и прихожая осветилась мягким электрическим светом, просеянным через плафон дорогого светильника. Прихожая выглядела очень хорошо: дорогой шкаф для верхней одежды и обуви, подобранные со вкусом обои, шикарный, но не бросающийся в глаза светильник. - Это мы удачно зашли, - восхищенно осматривая комнату, сказал Данил, - давай посмотрим, как живут честные сотрудники ГАИ. После всего осмотра квартиры выяснилось, что сотрудники ГАИ живут неплохо, а если присмотреться к ним повнимательнее, то окажется, что живут они очень-очень неплохо. Друзья без особых хлопот нашли деньги, драгоценности - того и другого было в достатке и уже собирались уходить, прихватив телевизор и компьютер, как к дому подъехал неприметный автомобиль, с надписью “Охрана” на передней дверце, и два человека с автоматами на плечах спешно направились к подъезду. - Шухер! Сматываемся через балкон, - шепотом крикнул Данил. К дому была пристройка какого-то магазина, поэтому можно было прыгнуть на крышу. Благо, квартира была на четвертом этаже, а пристройка на уровне второго. Спуститься по трубе с пристройки не вызывало особой сложности. Не успели друзья спуститься на тротуар, как один охранник увидел их с балкона. - Стой, стрелять буду! – и прыгнул с балкона. В подтверждение этих слов автомат два раза плюнул свинцом в небо. Данил с Никитой попрыгали с магазина и побежали по тротуару, любезно оставив охраннику бытовую технику. Едва забежали в какой-то двор, как автомобиль с урчанием прокатил мимо. Недалеко она остановилась, и к ней подъехали еще две машины. Начался рейд. Наши герои стали искать подъезд, где можно спрятаться, но на всех были замки – боятся люди чужих, и уютное тепло квартир делает нас глухими к бедам других. Из одного окна третьего этажа слышна была музыка и шум не трезвых голосов. К счастью этот подъезд оказался открытым, и друзья забежали туда. - А лихо мы деру-то дали, - усмехнулся Никита, - у меня аж сердце выпрыгивает. Хоть денег с побрякушками взяли не мало. А этот еще “стрелять буду!” – стрелок хренов, чуть уши не отстрелил! Я дум... - Переждать ночь надо – опасно высовываться до утра. - Согласен, у тебя курить осталось? - На каком этаже музыка-то играет, на третьем? Ствол спрячь пока, может так договоримся. По-людски... Подошли к квартире, музыка стала играть тише, а голоса стали громче, видимо шел оживленный разговор. - Ну, с Богом. Звони Данил, рука у тебя легкая. Раздался пронзительный и где-то неприятный голос копеечного звонка, неподходящего к шикарной обивке двери. Голоса приутихли, послышались легкие шаги и дверь отворилась. Ее золотистые локоны падали на непокрытые плечи, красное платье скрывало от чужих глаз все, что нельзя видеть им, но оно не могло скрыть восхитительной фигуры. В дверях стояла девушка с кошкой на руках Удивленно и оценивающе смотрели на незваных гостей голубые, полные безудержным весельем и небесной тоской, глаза. - Вам кого, молодые люди? – спросила Она, подарив очаровательную улыбку. - Вас, - улыбнулся в ответ Данил. - А ты смелый. Ну, проходите, раз меня. Было предчувствие у нас, что кто-то придет – вилка упала. Впрочем, что это я, меня зовут Ольгой. - Очень приятно, меня Данил, его Никита. А по какому поводу праздник? - Да так, - усмехнулась Ольга, - ночь на Ивана Купалу, вот и собрались. Проходите, не стойте в дверях. Ольга ввела их в квартиру. В прихожей были наклеены красные обои с интересным рисунком – переплетение золотых и черных линий. Слева от двери стоял тучный шкаф старинной работы, придававший какую-то строгость и скованность. В зале, где собрались гости, стоял богатый стол, видимо сделанный той же рукой, которая делала шкаф из прихожей. На стенах висели какие-то картины с дорогой и пестрой мазней. В трех углах стояли кожаные кресла, вокруг стола стояли стулья, похожие на тот, в котором Остап Бендер искал чужие сокровища. В четвертом углу стояла клетка для птиц, закрытая платком, кто там сидел, не представлялось, возможности узнать. Над клетью висели три небольшие иконки – Христа, Николая Угодника и Марии с младенцем. Окно закрывали тяжелые шторы с рисунком похожим на переплетения в прихожей. Как только друзья зашли в залу, оживленный разговор прекратился и девять пар глаз устремились на них. - Это мои новые друзья,- с иронической усмешкой произнесла Ольга,- Данил и Никита – прошу любить и жаловать. Все начали знакомиться: мужчины, а их было шестеро, деловито пожимали руки, бормоча под нос “Иван Филиппович” или “Андрей Константиныч”, женщины мило, по-американски, улыбались и как Ольга оценивающе смотрели на пришельцев. Мужчинам было под пятьдесят, один только был моложе тридцати лет - какой-то весельчак со злыми, как показалось Никите, глазками. Он был худ, бледен, узкий прямой нос подчеркивали тонкие бледные губы и чуть заметные, почти детские рыжеватые усики. Он только и делал, что без устали смеялся над всеми и собой высоким, почти женским голоском. Женщинам – от тридцати до сорока, но следящих за собой. - Присаживайтесь, угощайтесь, что Бог послал,- опять улыбнулась Ольга,- давайте выпьем этот бокал вина за это случайное знакомство. Выпили за знакомство, потом за любовь, за здоровье и опять за любовь. Вино было настолько приятным, что бокалы только и успевали наполняться. Комната стала выглядеть более веселой, на стенах заплясали огоньки. Ребята не заметили, как опьянели с трех-четырех бокалов – раньше такого с ними не случалось. Мужчины говорили о ерунде с серьезным видом, дамы пьяно хохотали и поедали глазами ребят. Весельчак веселил всех своими шутками. Он плакал над смешным и смеялся до слез над грустным. Смеялись все над смешными рожами и забавными голосами весельчака. Вино сделало свое дело – друзья расслабились, в голову полезли разные мысли, не достойные подробного описания. Никита подсел к брюнетке с агатовыми глазами и стал о чем-то говорить. О чем они говорили не известно, но брюнетка постоянно смеялась и впивалась глазами в Никиту. Выпили на брудершафт, после чего последовал долгий поцелуй. - Господа, господа, минуту внимания!- воскликнул Никита, опьяненный поцелуем больше, чем вином. Он даже изменился в лице – появился блеск в глазах, бледность губ и розовость щек,- “Я за прекрасных дам предлагаю выпить, а они сегодня и в самом деле прекрасны!” Выпалив это, он залпом оглушил бокал и приобнял брюнетку. Они посмеялись о чем-то еще, и вышли в соседнюю комнату. Данил услышал только щелчки замка за ними, да сильно-то он и не прислушивался – он беседовал с Ольгой. Он чувствовал, а это чувство его не подводило ни разу, что нравится Ольге, и Ольга очень понравилась ему. А разговор не клеился. Не клеился и все тут. Говорили о сказках каких-то, о мистике. “Чушь какая,- думал он,- то ли нет тем интереснее этой чепухи” - Ты читал “Мастера и Маргариту”?- спросила Ольга, и, получив утвердительный кивок головы, продолжала,- как ты думаешь, возможно, ли такое в жизни. - Что именно? - Любовь с первого взгляда, Ворланд и его свита т что-нибудь в этом духе: ведьмы, колдуны и прочая нечистая сила. - Да выдумки все это. Ведьмы, колдуны – бред! Ты посмотри, какая сегодня луна красивая, здоровая, как перезрелое яблоко и звезд сегодня не счесть, будто небесный сеятель рассыпал зерна по небесному полю. - Страшная луна, мертвая, холодная. Свет от нее не живой. Он все видит и одобряет самые страшные злодейства своим холодным взглядом. - Да брось ты! Какие дела, кто одобряет? Что за загадки и женские страхи? Ты чего-то боишься? Со мной тебе нечего бояться, тем более луны. - Я за тебя боюсь... - Чудная ты какая, давай выпьем еще вина. - Выпьем, выпьем,- поддержали остальные – будто слыша разговор. Ночь, тишина... как прекрасны бывают ночи в июле, когда луна висит перезрелым яблоком, когда такая тишина, что хочется захлебнуться в ее тихом омуте после дневного шума. С неба холодно и равнодушно наблюдают звезды за ночным колдовством, чинно стрекочут сверчки – иногда встречаются в городе сверчки! - А вы давно знакомы с Никитой?- с какой-то печалью спросила Ольга. - Да всю жизнь – лет с пяти. Как братья мы, уже настолько срослись, что, как говорят, водой не разлить. Прошли огонь, воду и медные трубы с ним. - Страшно друзей терять... - Страшно. Такого не было и, дай Бог, не будет. Только не друзей, а друга. Не бывает, Оленька, друзей много – бывает много приятелей, а друг - он один, реже два. У кого много “друзей”, тот или глуп, или прилипала – лезет к кому-нипопадя со своей дружбой. Такие и остаются без друзей – одинокими. - Да, одинокими... а что, по-твоему, любовь? Как ты это понимаешь? - Любовь... Я точно не знаю – не философ какой-нибудь. Но знаю точно, что это самопожертвование двух людей ради друг друга. Это минуты счастья и века горечи, но ради этих минут мы добровольно проживаем века. Вот только не каждый и не каждая... способны принять этот величайший дар и величайшее испытание. Для нее нужна душа, а не душонка. Душонка способна только на влечение, может даже на сильное влечение, но не более. Я так думаю. В эту минуту ветер распахнул с силой окно и принес с собой не летний холод. От удара рамой порвало штору, закачалась люстра, по стенам забегали тени, и с клети сорвало платок. На золоченной жердочке сидел и, не отрываясь, смотрел на Данила черный ворон. От этого взгляда становилось как-то не по себе – не взгляд птицы это, не у каждого человека такой тяжелый взгляд. Столько не человеческой злобы и какого-то превосходства в нем, что Данилу, видавшему жизнь не из окна, стало жутковато. Он сам боялся себе признаться, что какая-то птица ввела во временное оцепенение и даже страх. Вошел Никита – бледный, взъерошенный, в глазах безумный блеск. Ворон перевел взор на него, Никита посмотрел на него. Так они и застыли – ворон смотрел на человека, а человек заворожено на ворона. Данил ошарашено смотрел, как у друга стали подгибаться ноги и он сел на колени. На колени перед птицей! Нельзя вставать на колени ни перед кем. Раз сядешь – так и останешься на всю жизнь. Перед девушкой, перед победителем, перед судьбой стой на прямых ногах! Ворон гаркнул - грозно, повелительно, страшно. Все, кроме Данила запели на непонятном, похожем на латынь, языке. Никита еще больше побледнел и упал на пол. Его било в жестокой конвульсии, как при приступе эпилепсии: выступила пена, лился крупный пот, из носа пошла кровь и все в полном молчании. Потом замер и больше не двигался. Все произошло так быстро, что Данил – только Данил, подбежал к другу, когда тот был уже мертвым. На лице мертвеца отпечатались мука и страх. Неестественно раскрытые глаза, залитые кровью лопнувших капилляров и искривленный в жутком оскале рот, изменили лицо до неузнаваемости. - Никита! Что с тобой?! Что с ним?!- одичало заорал Данил - Врача! Звоните в “скорую”! Да помогите же! Где эта сука с кем он был? Где?! Он взглянул на окружающих и увидел только злобные улыбки. Подбежал весельчак и стал издеваться над трупом, изрекая такие шутки, что все падали от хохота. - Что, смешно? А так?- Данил выхватил пистолет и выстрелил прямо в смеющуюся пасть весельчака. Весельчак упал, стал дергаться как Никита, а смех бил по ушам Данила. Смех переходил в издевательский хохот. В этих искаженных рожах – с лицами нет ничего общего, было что-то дьявольское. Красота женщин исказилась – похотливые жестокие лица не могут быть красивыми, люди походили на зверей с налитыми кровью глазами. Только Ольга молча смотрела в пол. Им овладело тупое бешенство из-за бессилия. Взгляд его упал на иконы – бывают минуты отчаяния, когда мы и к Нему обращаемся за помощью. Но там не было святых – злобные черепа смеялись с дощечек. Узоры на шторах стали меняться: нити превратились в переплетающихся змей – черную и золотую. Змеи стали поедать друг друга, и черная превратилась в ослепительную обнаженную мулатку с золотыми глазами усыпанную золотыми червонцами. Она засмеялась и стала звать Данила, пересыпая червонцы в руках. - Ну, держитесь, упыри!- выкрикнув уже охрипшим голосом, Данил стал стрелять в них, но смех продолжался. Выстрелив всю обойму, он швырнул пистолет в весельчака, который начал подниматься. Он так же продолжал улыбаться, несмотря, что мозги остались после выстрела на столе. Улыбка перешла в беззвучный смех, от которого становилось жутко. Закаркал ворон и у Данила помутнело в глазах и стали подгибаться ноги. В голове боль пульсировала, будто в голове бился зверь в клетке и приказ подчиниться. Над головой замелькали огни, вокруг все блестело, кружилось: искаженные лица-маски, медленно подходившие, грустные глаза Ольги, которая ничего не могла сделать или боялась, ворон, Ольга, маски, беззвучный хохот весельчака, Ольга, ворон, Ольга. - Беги на ветер! На свежий ветер!- закричала Ольга - только там! Через окно! Не бойся! Я и ветер с тобой! Беги! Из последних сил Данил выпрыгнул в окно. Свежий ветер захватил в свой водоворот и придал сил. Данил не упал. Ничего не соображая, он бежал из последних сил – бежал по воздуху. В глазах сквозь пелену мелькали яркие огни, тошнило. Он уже падал, как услышал гарканье ворона и спустя мгновение женский крик. Этот крик резанул по ушам до боли, пришло сознание. Данил понял что падает и не с третьего этажа, а несравнимой высоты. Ветер, такой мягкий и ласковый засвистел и ударил пощечиной по лицу, и Данил проснулся... Спокойно и мерно светила луна, мерцали ко всему равнодушные звезды, стрекотали сверчки. “Странно,- подумал Данил,- в городе и сверчки. Жуткий сон - реальный ”. Он не мог уснуть – отрывки сна стояли перед глазами: весельчак, ворон и Ольга, впустившая их в квартиру и спасшая ему жизнь ценой своей. Вспомнилась жизнь, переполненная кабаками за легкие деньги, девушками, любившие деньги, а не людей и Ольга. Данил долго еще ворочался в постели, вспоминая эти глаза, а в окно дул свежий мягкий ветер... Июнь – октябрь 2004
Postscriptum:Жду Ваших отзывов
|