Они переехали в эту Глушь, штат Нью-Джерси, потому что Ее в очередной раз бросил бойфренд, от которого Она, как всегда умудрилась залететь. Какой-то там коммивояжер в мятом костюме и с мятым лицом, которого Она бездарно подцепила в баре. Она просто не знала, что он всего лишь торгует книжками, потому что не знала значения труднопроизносимого слова коммивояжер, а звучание Ей понравилось. Когда узнал, что Она беременна, он сгреб свои книжки и смылся куда подальше. А Она поехала его искать, да так и застряла в этой Клоаке, штат Нью-Джерси, потому как здесь у Нее был небольшой домик, оставшийся от тетки. Она была просто конвейером по производству потомства, инкубатором по высиживанию никому не нужных членов общества. И Эван был первым, самым старшим из них. Произведенным на свет при помощи какого-то рокера, байкера или кого там еще. Ей тогда было шестнадцать. Она слишком долго скрывала беременность от родителей, а потом оказалось, что аборт делать поздно. Вот так и появился Эван. Через одиннадцать лет и четыре аборта родилась Криста. Это была обычная пьяная история: Она и страховой агент лет двадцати восьми, как потом оказалось, женатый. А еще через шесть лет Она родила двойняшек Молли и Холли (почему не Хани и Бани?). От этого самого коммивояжера. До последнего надеялась, что он женится и будет воспитывать весь Ее выводок. Но нет. Коммивояжер оказался куда умнее и проворнее. Медвежий Угол, штат Нью-Джерси был еще большим захолустьем, чем Эван предполагал. Впрочем, Она всегда возила его только по захолустьям. Больших городов Она боялась, как огня. Наверное, чувствовала, что мегаполис Ее либо поглотит без остатка, либо совсем не примет. Домик был действительно небольшим, старым, с обветшавшей крышей, скрипучими половицами и покрытой вековым слоем пыли мебелью времен, наверное, еще Великой Депрессии. Так подумалось Эвану. Целую неделю они вдвоем вывозили эту грязь, избавлялись от хлама под дикий писк близняшек в кроватке. Криста тоже помогала, но, в силу возраста, помощь ее чаще превращалась в мельтешение, болтание под ногами и нытье. Школу для Эвана выбирать не пришлось, потому как школа поблизости была одна. Через Захолустье, штат Нью-Джерси проходил большой желтый автобус, собирал всех захолустных школьников, коих оказалось не больше десяти, и вез в соседний городок. Кстати говоря, такую же дыру. Эван был рад началу учебного года, ждал его с нетерпением. По крайней мере, не придется целый день слушать бесконечный плач двухмесячных Молли и Холли и беспрестанно следить за перемещениями пятилетней Кристы. Стоя у дороги в ожидании автобуса, Эван разглядывал уже подернутое первыми осенними тучами небо и лениво выковыривал носком ботинка круглый камешек из слоя желтоватой дорожной пыли. Строить планы и тешить себя надеждами относительно дружелюбного класса и заботливых учителей, было глупо. Слишком много захолустных школ он повидал, чтобы верить в чудеса. Поэтому, увидев желтое пятно школьного автобуса на горизонте, он просто вздохнул и решил принимать все таким, как оно есть. Автобус оказался полупустым. Человек восемь, не больше, сидящие в разнобой, только некоторые парами. Лица сонные, безразличные друг к другу и окружающему миру. Четверо девчонок помладше Эвана щебетали о вчерашнем сериале – две на одном сидении, две – сидя на коленях на потертом велюровом диванчике спереди, повернувшись лицами к подружкам. Их хохот, похожий на звон маленьких колокольчиков, заполнял все серое вязкое пространство автобуса, и на душе вроде становилось немного светлее. Но всего на мгновение, так как потом приходило осознание, что весело им, а не ему. А ему… Ему уже давно не весело. На следующей остановке возле большого трехэтажного дома, старомодно увитого плющом, зашли еще двое. Парень и девчонка. Он – тоже лет шестнадцати, роста чуть выше среднего, немного нескладный, темноволосый и как-то совсем некстати синеглазый. Она – явно помоложе, худенькая, почти прозрачная. Оба поздоровались с водителем, улыбнулись в салон – всем и никому конкретно. Девчонки-хохотушки замахали ручками – заметили, наверное, свою подружку. Худышка что-то шепнула парню и присоединилась к компании, без труда уместившись третьей на сидении. Провожая ее взглядом, Эван заметил, что глаза у нее тоже ярко-голубые. - Не видел тебя раньше. Погруженный в мысли о синеглазой девочке, которая, судя по всему, ничего, сытнее морковки не ела, Эван вздрогнул. - Что? С бледного лица с резкими чертами, очерченными скулами и острым подбородком, на Эвана в упор смотрели жуткие, невероятного, казалось бы, несуществующего в природе цвета глаза. Два пятна яркой васильковой краски на белой стене. Два луча ультрафиолета. - Говорю, не видел тебя раньше. - Я типа новенький. Парень бесцеремонно плюхнулся рядом, и на его губах дрогнула неприятная усмешка. - Ну, поздравляю. Школа просто класс. Джаред МакЛейн. Эван, наверное, еще с минуту смотрел на протянутую ему худенькую, но явно крепкую руку, прежде чем назвал свое имя.
Джаред давно понял, что в обстановку школы он не вписывается. Да и вообще ни в какую обстановку. С раннего детства он украдкой слышал, как воспитательницы детских садов, куда он ходил, шептались о нем, что у него, мол, «глаза какие-то странные, как стеклянные». Потом это плавно перетекло в начальную школу, когда он уже был достаточно взрослым, чтобы заметить, что никто не может долго смотреть ему в глаза. А потом он просто привык к тому, что люди отводят взгляд. Ему и самому бывало чудно смотреть на себя в зеркало. Он признался-таки сам себе: да, глаза у него более, чем странные. Страшные даже. Синий кружок, будто из пластика; равномерный цвет индиго, без единого перелива, пятнышка или ободка, как это бывает у нормальных людей – это радужка. Идеально ровная черная точка, будто искусно выжженная на синем пластике – зрачок. У Келли тоже были голубые глаза (у них это от папы), но более нормальные, привычные человеческому восприятию. При этом со зрением у Джареда было все в порядке. Когда папа впервые привел его к офтальмологу, доктор прямо с порога спросил: «Мальчик родился слепым?» Джаред в ту же минуту возненавидел человека в халате, а папа только добродушно рассмеялся. «Нет, что вы. Он видит даже больше, чем надо». А доктор ответил: «Просто у него взгляд немного бессмысленный. Ну, давайте посмотрим». Взгляд действительно казался не от мира сего. У обычных людей цвет глаз меняется в зависимости от освещения, времени суток, даже настроения. А тут – застывшие капли воска, покрытые синей глазурью. Драже. Пуговицы. Бусины. Иногда Джаред видел сияние над головами людей, или же вокруг предметов. Не всегда, даже не часто. Это начиналось и заканчивалось само по себе и абсолютно ни от чего не зависело. Он мог просто идти по улице, внезапно обернуться и увидеть зеленое светящееся пятно вокруг силуэта какой-нибудь женщины, переводил взгляд на другого прохожего, а там – размытый оранжево-персиковый свет. И так же внезапно свечение пропадало, и оставляло Джареда в полном недоумении. Это поначалу. Потом он вычитал, что это принято называть аурой, и ее цвет может меняться в зависимости от состояния здоровья, настроения и возраста человека или животного. Позже Джаред обнаружил, что аура есть и у неодушевленных предметов, но его это не интересовало. Гораздо забавнее было наблюдать за людьми. И, хотя это происходило довольно редко, Джаред научился классифицировать цвета: по ауре он мог отличить мужчину от женщины, старушку от подростка. Это было занятно, но совершенно бесполезно. Это еще раз доказывало, что он, Джаред, слишком сильно отличается от других, обычных людей. Людей, у которых есть друзья. Людей, которым никто не боится смотреть в глаза. А еще иногда он видел картинки. Из прошлого или будущего, но не своего. Это случалось еще реже. Например, в детстве, он видел, как Келли упадет с качелей. Видел сестренку, лежащей на земле с разбитой головой. Видел не во сне, просто закрыл на мгновение глаза, и образ вспыхнул. Четко, ярко, будто кадр из фильма. Почему-то он побоялся об этом рассказывать, а через неделю Келли увезли в больницу с тяжелым сотрясением мозга. Тогда Джаред понял, что должен рассказывать обо всем, что видит. Но видения прекратились. Следующее возникло только через год, как раз за неделю до аварии, в которую попал папа. Джаред просил его не ездить той дорогой, и вообще не брать машину, а поехать на автобусе. Но кто послушает десятилетнего ребенка? В результате, папа оказался на больничной койке с переломанными ребрами и ушибом легкого. Видения о матери приходили чаще, чем о других близких. Но об этом Джаред не говорил никому. Миссис МакЛейн по врачам с Джаредом не ходила. Ей было не слишком интересно, что сын – местный феномен. В прошлом фотомодель, королева выпускного бала, а ныне просто стареющая худосочная особа, она была увлечена лишь собственной жизнью и собственной внешностью, а точнее тем, что от нее осталось. И чем меньше с каждым годом от нее оставалось, тем более нервной и злой становилась эта и без того неласковая женщина. Она запросто могла позволить себе замечание, что замужество испортило ее карьеру, а роды фигуру. И все это за ужином, в присутствии супруга и детей. Иногда (и все чаще) она уходила в депрессии с употреблением солидных доз спиртного, устраивала беспочвенные истерики, била посуду. Джаред понимал, что так рвется наружу ее несостоявшаяся личность. Мать не осуждал, но и не любил, а все больше углублялся в чтение и заводил себе друзей по Интернету. По крайней мере, этим счастливцам не приходилось во время общения смотреть ему в глаза.
Класс не обманул ожиданий Эвана. Изредка, конечно, попадались адекватные лица, а так – сплошь парни со взглядами маньяков и размалеванные девицы. С Джаредом они действительно оказались одногодками и попали в один и тот же класс. В первый день Эван старался держаться поближе к новому знакомому, потому что тот, по меньшей мере, не выглядел убийцей или наркоманом. Даже несмотря на блуждающий взгляд. Они почти не разговаривали, даже во время ланча, хотя и сидели рядом. Джаред все время хмурился, уткнувшись в толстенную книжку, и лишь изредка поднимал глаза, чтобы не промахнуться ложкой мимо рта. Эван чувствовал, что парень сторонится всех. А все сторонятся его. За первый день Эван поймал на себе несколько косых взглядов и подслушал шепот одноклассниц: «Такой же.» - Ты всегда учился в этой школе? Джаред кивнул, не отрываясь от книги. - Тебе здесь нравится? Тряхнул темными прядями, снова не удостоив взгляда. - Вижу, что нет. У тебя много друзей? Ответ был очевиден, но ведь как-то неудобно спрашивать прямо в лоб: чувак, что в тебе не так? Почему все от тебя, как от чумы… Джаред неторопливо поднял голову и посмотрел на Эвана в упор. Эван поежился. Жуть какая. Не глаза, а фарфоровые шарики. Имплантаты. - А ты сам как думаешь? - Ммм.. думаю, не очень. - Верно. И он так же спокойно вернулся к своей книжке, не желая ничего пояснять. Минут пять прошло в полном молчании, и Эвана, в принципе любителя поболтать, это изрядно напрягало. Он отчаянно думал, о чем бы еще спросить, как вдруг Джаред вскинул голову и тихо сказал: - Есть подруга Бетт. Но ее сегодня нет в классе. А еще есть сестра. Эван только кивнул. Он уже и не ожидал продолжения этой темы. - Хочешь спросить, почему? Эван, конечно, хотел, но стеснялся. Вдруг на то есть какие-то очень уж интимные причины? - Я скажу. Просто люди не любят тех, кто на них не похож. А я ненавижу сброд. Так что у нас это взаимно. Эвану оставалось только глупо улыбнуться. - А теперь ты скажи. Вот сейчас сидишь тут со мной, строишь из себя милого парня. А зачем? Тебе со мной комфортно? Тебя ничего не смущает? Эван нахмурился. На самом деле, слово «комфорт» здесь было совсем некстати. От этих неживых пластмассовых глаз хотелось спрятаться под стол, а еще лучше, бежать, куда подальше. Они гипнотизировали, притягивали и отталкивали. Они смотрели в никуда и одновременно в душу. Они не выражали ровным счетом ничего – ни грусти, ни радости, ни даже банального интереса. Но Эван слышал по телевизору (Она была слишком занята безудержным трахом, чтобы объяснять сыну простые истины), что при разговоре нужно смотреть собеседнику в глаза. И он сжимался в комок, но смотрел. - Ну… да. Комфортно. Не смущает. - Мама говорила тебе, что врать нехорошо? Джаред улыбнулся, но улыбка эта ни малейшей тенью, ни даже блеклым отблеском не отразилась в бездушном ультрамарине. Да, Она говорила. Говорила, что врать нехорошо, когда нашла его дневник с плохими оценками, о которых он Ей не сказал. Да наплевать Ей было на его оценки, просто личная жизнь, как всегда, не клеилась, и надо было на ком-то выместить свою злобу. Она не только говорила, она вбивала в него каждое слово. О да, он помнил каждое ее словечко. Спасибо мама.
Вечером привычный дурдом. Вместо ужина - подгоревшая хрень, повсюду мусор. Криста рисует на обоях (в детстве, кроме Эвана, никто не говорил ей, что на обоях не рисуют), близняшки раздираются криком, Она попеременно прикладывает их к груди. Как же мерзко. Через распахнутый халат Эван краем глаза заметил ее оттянувшуюся от кормлений грудь с просвечивающимися через кожу извилистыми венами, темно-бурыми растяжками и большим коричневым соском. Молли (или это Холли?) обхватывает сосок губами и присасывается, как пиявка, будто пытается высосать из непутевой матери жизнь. Мордашка Молли-Холли красная от натуги и совсем некрасивая. А говорят, младенцы – ангелы. А Она, кормящая грудью… Да в мире нет ничего более отвратительного, чем это потное сосредоточенное лицо, сальные, слишком давно немытые волосы, давно потерявшие форму груди… Она весит, наверное, килограмм восемьдесят. А ведь ей только тридцать три. И кто еще на нее ведется? Эван скривился и пошел на кухню отдирать от сковороды подгоревшее нечто. Потом Она уложила близняшек и тоскливо курила на кухне. Она устала, это было так заметно. Но Эван не мог смотреть на нее с сочувствием, лишь с омерзением, как смотрят на протухшую неделю назад котлету, к которой даже бродячая собака не притронется. - Как новая школа? Она складывала полные губы в трубочку и выдувала струйки вонючего дыма. Эван смотрел на эти губы, и они напоминали ему двух жирных червяков, но он смотрел, потому, как прекрасное и ужасное одинаково приковывает взгляд. - Как всегда. Уроки, перемены, учителя и сброд. Почему-то слово, которое произнес за ланчем Джаред, само собой сорвалось с губ. - Подумай насчет работы. - Подумаю. - Поскорее подумай, а то скоро счета начнут приходить. - Хорошо, подумаю поскорее. - Иди спать, поздно уже. - Ты бы не курила так много. Все-таки грудью кормишь. Воспоминание о кормлении грудью накатило новой рвотной волной. - Отвали, разберусь. Прежде, чем лечь, загляни в детскую. Молли, наверное, покакала. - Ты отсюда запах чуешь? - Нет, идиот, просто ей пора уже. - Ладно, зайду. Так кончился день. Первый день в школе и очередной бестолковый день в жизни.
Миссис МакЛейн снова была не в себе. Для начала, она была пьяна. Джаред определил это еще с порога, когда услышал ее витиеватую и не совсем связную речь. Аудитория – Келли МакЛейн. Тема – прелести модельной карьеры. Миссис, как обычно, одетая в одно из свое шикарных платьев, оставшихся еще со времен выпускного бала в школе, размашисто расхаживала по кухне и ломаными жестами сопровождала свой словесный поток. - Если ты будешь есть эту дрянь, ты никогда ничего не добьешься! Будешь прозябать тут, как эти курицы, замужем за автослесарем или продавцом сраных гамбургеров. Будешь занимать деньги на оплату счетов, рожать мелких идиотов пачками и жалеть о том, что не слушала мать. Джаред не стал мешать монологу. Келли молчала. Джаред краем глаза заметил ее напряженное лицо и сквозь приоткрытую дверь сделал сестре знак «Пора покинуть помещение». Келли кивнула и махнула ему рукой: «Иди к себе, я скоро приду». Они часто общались при помощи жестов (дабы не привлекать особого внимания и не прерывать бредни Миссис), поэтому понимали друг друга с полувзгляда. Но Джаред к себе не пошел. Он знал, что если уж Миссис разошлась, теперь не угомонится, пока не уснет. А папы как назло опять нет в городе. Не мешало бы поесть после школы, поэтому Джаред выложил из рюкзака тетради и книги, засунул туда старенький ноутбук, оседлал велосипед и направился в единственное в городке кафе. Там можно спокойно поесть и поболтать с вируальными приятелями. Это была лучшая часть его дня. Кафе-заправка-видеопрокат-магазин был единственной достопримечательностью в округе. Нет, был еще пруд, но это совсем другое. Весь этот «торговый комплекс» принадлежал милой старушке. Ей было немного за семьдесят, но все звали ее Энни. Так она сама хотела. И она была одной из немногих, кто не боялся, а даже любил Джареда. Здесь он чувствовал себя в своей тарелке. Только здесь. Да еще на берегу пруда. Джаред уселся за дальним столиком, разложил ноутбук, подключился. - Что, Джар, опять дома дебош? – Энни улыбнулась. Джаред часто думал, что такие улыбки нужно рисовать на иконах: сочувствующие, но не унижающие. - Лекция, - коротко ответил он, - можно чего-нибудь съесть? - Конечно, котенок. У меня для тебя сегодня есть яблочный пирог. Будешь? - Ага, только сначала что-нибудь мясное, ладно? Энни кивнула и снова одарила его этой своей чудо-улыбкой. - Она совсем не готовит? Джаред тряхнул головой. Темные прядки упали на лоб, заслонили глаза – немного растушевали, рассеяли ультрафиолет. - Пьет и наряжается, - ответил он. Только Энни он мог это сказать. Только она не отворачивалась, когда он так пристально и доверчиво смотрел на нее. И еще отец. И Келли. – папа в отъезде, в холодильнике пусто. Келли вообще ничего не ест, а я, как ты знаешь, даже бутерброды нарезать не могу – как минимум полпальца себе оттяпаю. Он попытался улыбнуться, точнее, нарисовать улыбку на губах, оставив глаза, при этом, безразличными. - Ладно, сейчас принесу чего-нибудь вкусненького. Когда на столе перед ним дымилась огромная котлета с картошкой, Джаред немного расслабился. Все-таки, как мало надо человеку для счастья. Даже такому, как он. - Как первый день в школе? - Отлично. Узнал много нового и интересного. - Эх, Джар… Хороший ты мальчишка. Миленький. Мне б такого внука. Энни вздохнула, покачала головой и отошла. Так заканчивалась любая их беседа. Последнюю фразу Энни Джаред научился не слышать. Он просто знал ее наизусть. Он терпеть не мог, когда его жалели. Даже сочувствовали. Но Энни делала это слишком искренне, и он не мог с ней огрызаться. Хотя любого другого сочувствующего давно поставил бы на место. Если бы они были, эти сочувствующие.
В автобусе все было, как вчера. Девчонки трепались о телешоу, кое-кто спал, кое-кто спешно доделывал домашнее задание. Эван сидел, прислонившись к прохладному стеклу и отчаянно боролся с дремотой. Сладкая парочка Холли и Молли бесились всю ночь. Она сказала, что у близняшек болели животы, заставляла Эвана нагревать утюгом пеленки и прикладывать к животику одной малышки, пока Она сама занималась второй. Потом они полночи качали девочек на руках, и стоило уснуть одной из них, тут же с диким визгом просыпалась вторая. Она то и дело ходила на кухню курить, и Эван слышал, как она матерится сквозь зубы и проклинает весь род человеческий. Угомонились сестрички к пяти утра. А в семь Эван начал собираться на занятия. Мимо проплывали подернутые сентябрьским золотом деревья, аккуратные беленькие домики, а вскоре автобус притормозил возле большого особняка, увитого плющом. Келли МакЛейн, как обычно присоединилась к подружкам, а Джаред прошел мимо, удостоив Эвана лишь кивком, и плюхнулся на пустое сиденье в самом конце автобуса. - МакЛейн, иди к нам! - Эван еще вчера заметил этих парней в классе. Крупные, мускулистые, эти четверо всегда держались вместе, подкалывали младших учеников, рассматривали под партой порно-журналы и ржали, как необъезженные кони. Джаред лишь презрительно глянул в их сторону и снова уткнулся в книжку (интересно, его хоть когда-нибудь можно увидеть нечитающим?) - Заклинание подбираешь, Гарри Поттер? – хохотнул один из четверых, - хочешь превратить меня в какашку? - Поздно, Томми, - отозвался Джаред, - ты и так уже кусок дерьма. Эван подавил смешок. - Что? Боб, ты слышал? Этот недоносок назвал меня куском дерьма! Парень поднялся во весь свой немалый рост, и Эван скривился, предчувствуя что-то очень и очень неладное. - Эй, Мелоун, не драться! – это был голос водителя из динамиков. Эван взглянул на пожилого мужчину за рулем. У него, что, глаза на спине, или сценарий всегда один и тот же? – Отстань от МакЛейна и сядь на место. В школе хоть головы друг другу оторвите, а в моем автобусе должен быть порядок! Мелоун сел и кинул в Джареда злобный взгляд. - Когда тебя уже в психушку заберут, МакЛейн? – процедил он сквозь зубы, - Там-то у тебя будет куча друзей: и Наполеон, и Тупанхамон. - ТуТанхамон, дебил. - буркнул Джаред, не отрывая взгляда от книги. Эван подумал еще с минуту и пересел к Джареду. - Тебе-то что? – парень все так же был погружен в чтение. И, нет, он не делал вид, что читает. Он действительно читал: ультрамариновые зрачки бегали по строчкам, ресницы чуть подрагивали, тонкие пальцы перелистывали страницы, темные брови то хмурились, то поднимались – как реакция на прочитанное. - Почему они с тобой так? Джаред поднял, наконец, голову. - Если не хочешь, чтобы и с тобой так, лучше отсядь. - Не отсяду. Мне плевать на них. Это быдло. - Ты бы потише, Эван. Это сильное и агрессивное быдло. На следующей остановке в автобус зашла девушка. Ничего особенного, стройная, длинные светлые волосы, карие глаза, маленькая, чуть проступающая под свитером грудь, огромный рюкзак на тонком плечике. Компания, окрещенная «быдлом», однако, оживилась. - Вот и Гермиона нарисовалась! - Заткнись, урод, - огрызнулась девчонка и направилась в конец автобуса, туда, где сидели Эван с Джаредом. - Привет. - Привет, Бетт. Как каникулы? Джаред захлопнул книжку (ну, надо же!), а девочка уселась на диванчик спереди. - Отлично, только вчера приехала от тетки. Как ты? - Все путем. Это Эван. Эван, это Бетт. Бетт разглядывала Эвана, как реликтовое ископаемое. Наверное, впервые в жизни видела Джареда в чьей-либо компании, кроме своей собственной. Всю дорогу она развлекала ребят рассказами о проведенном лете, и эпизод, который произошел в начале пути, начал забываться. Выйдя из автобуса, ребята разбрелись. Бетт встретила подружек, Джаред свернул куда-то, не сказав ни слова, а Эван направился в школу. Когда начался урок, Джареда в классе не было. Появился он минут пять спустя, мрачный, но спокойный. По губам текла темная бурая струйка, которую он даже не удосужился стереть.
На всех уроках Джаред ощущал на себе пристальные взгляды Эвана и Бетт. И если последняя на каждой перемене пыталась выяснить причину разбитого носа, то первый не спросил ни о чем, и вообще от каких-либо комментариев воздержался. Джаред ценил, когда люди не лезут к нему в душу. Потому что, кроме как натоптать и нагадить, они ничего больше там сделать не могут. На ланче он сам подсел к Эвану (Бетт в столовую ходила редко, предпочитала то, что ей с собой заворачивала мама). - Ты ничего не спросил. Эван улыбнулся. - О твоем расквашенном носе? Мне и так понятно. Томми Мелоун, любитель Джоан Роулинг. Джаред засмеялся. Весело, искренне. Впервые за долгое время. - Брось, он даже не знает, кто эта женщина. Он, в лучшем случае, только кино смотрел. И то вряд ли что-либо понял. Некоторое время они просто улыбались, так и не притронувшись к еде. Джаред ощущал, как совсем неожиданно начинает оттаивать его ледяная крепость, разрушаться его крепкий многолетний кокон. Ощущение пугало до чертиков, но он внезапно решил пустить все под откос, наплевать. Подумаешь, еще раз наплюют в душу? Там и так уже наплевано в избытке. - Ты после уроков домой спешишь? - Если только менять сестрам подгузники. - Отлично… Я обычно захожу перекусить к Энни. Там еда нормальная, уж лучше, чем готовит моя мать. Если вообще готовит. И я подумал… - Конечно. Моя тоже готовит полную дрянь. Так что, идем.
У Энни было оживленно, но для них места нашлись. Эван заметил, как эта немолодая, но когда-то, наверное, очень красивая женщина, смотрела на Джареда. С восторгом, уважением, может даже любовью. А иногда с умилением и сочувствием. А иногда с интересом. Но не было в ее взгляде и доли того опасения, презрения и ненависти, с которой глядели на него одноклассники. - Нашелся-таки еще один нормальный человек в вашей школе, Джар? Это было вместо приветствия, и Эван сразу определил, что говорит женщина именно о нем. Джаред в ответ только улыбнулся. - И как тебя зовут? Парень представился, и тогда Энни наклонилась к нему и прошептала прямо в ухо: «Вот что, Эван. Решил с ним дружить – дружи. А обидишь, я тебе в суп яду насыплю». А потом добродушно рассмеялась, но Эван почему-то поверил ей, вспомнил, что в каждой шутке есть только доля шутки… - Отбивная сегодня удалась, мальчики! Хотите? Ребята дружно закивали, и Энни убежала раздавать указания официанткам. - Интересная женщина, - заметил Эван. - Энни… она самая лучшая. Она мне как бабушка. Джаред снова улыбался той беспечной улыбкой, что и сегодня за ланчем. - А кстати… что она тебе сказала? - Да так… Сказала, что ты ей, как внук. Они с удовольствием жевали отбивные и оба думали, что их матери никогда в жизни, даже по праздникам не готовили подобной вкуснятины. - Ты всегда жил в этой дыре? Джаред кивнул, подбирая с тарелки остатки сложного гарнира. - Но у папы в последнее время появилось много дел в Нью-Йорке, и он обещал, что мы скоро туда переедем. - Здорово… - Нда… - А мама? Чем она занимается? - Миссис? По большей части она следит за тем, чтобы Келли не набирала вес. - Келли? Твоя сестра? Да она же почти дистрофик. - Анорексик, - мягко поправил Джаред, - еще чуть-чуть, и у нее действительно начнется анорексия. Но Миссис спит и видит Келли на обложках журналов, и ей неважно, что девчонка ходит полуголодная. - А ты? - А на меня ей наплевать. Вообще. Эван подумал, что если бы глаза Джареда имели хоть какое-то выражение, сейчас они были бы темными и грустными. Но перед собой он видел только невыносимую синеву безжизненных пуговиц из пластика. А еще Эван заметил, что Джаред, как и он сам, не привык называть родившую его женщину «мамой».
Эван устроился работать к Энни в магазин. По вечерам разгружал привезенные продукты, иногда помогал в кафе на кухне. Это было здорово, потому что не нужно было до остервенения укачивать Холли на руках, менять Молли подгузники, читать Кристе книжки с картинками. И потому что не нужно было смотреть на Нее, растолстевшую, уставшую, побитую жизнью; не надо было выслушивать ее нытье о том, что все мужики – только быки-производители, а на них, женщинах, держатся все заботы и тяготы. С Энни он тоже подружился. Она много рассказывала о своей прошлой жизни, о покойном муже, о дочерях, которые жили в Калифорнии и никак не могли выйти замуж. О том, как она всегда мечтала о сыне. А сейчас мечтала о внуках. А еще она рассказывала о Джареде. О том, что его отец - преуспевающий адвокат, спас многих местных от тюрьмы, а мать с самой юности имела тягу к выпивке, хотя и была первой красавицей в городке. А Джаред всегда тяжело сходился с людьми: дети его побаивались, а взрослые наговаривали на него всякую чушь. А он, оказывается, может видеть людей насквозь. В прямом смысле. А ее саму, Энни, однажды избавил от жуткой мигрени одним лишь пристальным взглядом. Но местным родителям, ограниченным людям, трудно доказать, что если мальчик не такой, как их собственные дети, это не значит, что он плохой. Джаред в работе не нуждался. Отец зарабатывал достаточно, чтобы прокормить семью, да еще и накопить кое-что. Но он часто бывал в магазине после закрытия, болтал со старушкой, помогал Эвану, просто читал или стучал по клавишам ноутбука. Здесь он чувствовал себя свободным. Здесь не нужно было прятать глаза и защищаться от людей. Здесь он был самим собой. - Думаю, у папы в Нью-Йорке кто-то есть, - сказал как-то Джаред в один из тихих вечеров у Энни. Он никогда не называл его отцом, только ласково «папа», - и я рад за него. Миссис его доконала. Да она всех доконала. - А моя все ищет с кем замутить, - отозвался Эван, протирая прилавок, покрывшийся за день липкими и сальными пятнами, - наверное, хочет родить еще одного несчастного. Черт, как я не хочу домой. Может, возьмем велики и покатаемся по окрестностям? - Легко, - Джаред захлопнул ноутбук, - собирайся, я покажу тебе классное место. - В этой Тмутаракани есть классные места? Джар, ты ничего не путаешь? - Ничего. Мы поедем на пруд. Ехать довольно далеко, но оно того стоит.
Они ехали рядом, периодически обгоняя друг друга. Ехали вдоль домиков, потом по пыльной дороге, потом сквозь рощу, и, наконец, показался берег, а за ним пруд. Небольшой, овальный, темный, сплошь заросший камышом. На берегу стояло небольшое строение с полуразрушенными стенами. Джаред позже объяснил, что это был амбар, но потом его забросили, и он теперь так и стоит ничей. Ребята бросили велосипеды на берегу, подошли ближе к воде. Вода была густой, как кисель, мутной, подернутой илом. - Если бы здесь были утки, интересно, куда бы они девались зимой? Джаред смотрел на гладь воды, топил в ней ультрафиолет своих невыносимых глаз. - Что? Эван глянул на него вскользь. - Это Сэлинджер. «Над пропастью во ржи», помнишь? Холден Колфилд стоит на берегу пруда в Центральном Парке и думает: «Вот плавают утки… А куда они деваются, когда наступает зима и пруд замерзает?» - Я это… в книжках не очень… - А зря. В книжках есть многое, чего нет в людях. Джаред присел на холодную землю и сунул травинку в рот. Эван опустился рядом. - Я иногда приезжаю сюда с Бетт. Но больше люблю бывать здесь один. Или с книжкой. Эвану нечего было сказать. Он просто смотрел на воду и думал. О чем? Наверное, о том, что сейчас снова придется наблюдать это кормление грудью, менять подгузники, воняющие прокисшей рисовой кашей и слушать бредни о несостоявшейся личной жизни. - А что там? – Эван кивнул в сторону обветшавшего строения. - Там был амбар Ричардсов. Но они все переехали, а он остался пустовать. Теперь он мой. Джаред встал. - Пошли. Внутри пахло сеном, а крыша давно прохудилась. Пол был устлан скошенной травой, влажной, но мягкой. Джаред улегся на спину, будто это была не трава вовсе, а шелковые простыни. - Здесь клево, - сказал он, обжигая Эвана ультрафиолетом из-под ресниц, - спокойно. Я здесь читаю. - Ты все время читаешь? – Эван присел рядом. - Почти. А что еще делать? Если люди – дерьмо. Джаред тоже сел. Долго разглядывал свои кеды, потом свои руки, потом сено. - Нет, Эван. Ты не дерьмо. Хотя сначала я думал, что дерьмо. Но, нет. - Это радует, - Эван издал дурацкий смешок, - а я уж переживал. С минуту оба молчали. Эван вдыхал пряный запах сена, Джаред снова улегся и закрыл глаза. Слава Богу, он закрыл эти глаза! - Мне тут нравится, - произнес Эван, лениво жуя сухую травинку. - Хорошо, - отозвался Джаред, не открывая глаз, - можешь тоже сюда приезжать.
На выходных они снова приезжали сюда. Джаред привез с собой какую-то очередную толстенную книжку и читал, лежа на сене в амбаре. Эван бродил по берегу, кидал камешки в воду, нарушая густую гладь пруда, жевал травинки и просто размышлял о разном. Потом они вместе сидели на берегу, поедали привезенные с собой бутерброды и пили газировку. Тогда Джаред рассказал ему о том, что видит ауру, будущее близких людей, а иногда и чувствует их болезни. Эван уже как-то слышал подобное от Энни, но от самого Джареда – впервые. А еще они втроем с Бетт ездили в соседний городок на пикапе джаредова отца. Там был кинотеатр, не такой хороший, как в больших городах, конечно, но все же. Смотрели какую-то комедию, потом прямо в машине ели пиццу, а потом все вместе убирались в салоне пикапа, потому что накрошили там, а Бетт даже пролила газировку на сиденье. Эван ощущал чрезмерное внимание Бетт. Она то ненароком касалась его руки, когда он передавал ей стакан с шипучкой, то нечаянно роняла ему на джинсы кусочек пиццы, а потом усердно стряхивала. Не сказать, чтобы все это его смущало, но определенный дискомфорт он все же испытывал. Но упорно не подавал вида. Джаред явно тоже все это видел, но лишь изредка улыбался, воздерживаясь от комментариев.
В понедельник утром в автобусе Джаред опять сцепился с Мелоуном, и снова явился на урок с разбитыми губами. Эвану начинало это надоедать. Он, конечно, понимал, что сопротивляться одному против четверых амбалов более чем бесполезно, но восстановить справедливость все же хотелось. И тогда он придумал план, которым незамедлительно поделился с Джаредом. Последний долго сомневался, но все же решился. По вечерам Томми часто ходил в гости к своей подружке. Идти надо было через небольшую посадку, и ходил он, как правило, пешком и один. Джаред это хорошо знал. Там они его и подкараулили, предварительно сунув в багажники велосипедов по бейсбольной бите. Отдубасили Мелоуна несильно, но показательно. Громила, как ни странно, принял наказание с достоинством, почти не сопротивлялся и мстить не обещал. Наверное, до него, наконец, доперло, что он это заслужил. Томми сидел на земле, вытирал с лица кровь и улыбался, чем внезапно обезоружил Джареда и Эвана. - Молодец, Гарри Поттер, - сказал Мелоун, сверкнув на Джареда неожиданно веселым и даже добродушным взглядом, - хорошего дружка себе нашел. Уэйд, помнится, был полной тряпкой. В эту минуту Джаред размахнулся и еще раз крепко залепил Томми битой в челюсть. Амбал завалился на землю и заржал. - Растешь, МакЛейн, растешь, - только и сказал он, сплевывая в серую пыль выбитый зуб.
- О ком он говорил? Джаред молчал. - Кто такой Уэйд? Джаред продолжал молчать. - Джар! - Что?! Эван быстрее закрутил педали, пытаясь догнать вдруг заспешившего Джареда. - О ком говорил этот говнюк Мелоун? Ты можешь мне объяснить или нет? Джаред резко затормозил и чуть не упал с велосипеда. Эван остановился рядом. - Алекс Уэйд, он учился в нашей школе. Мы дружили. Год назад он погиб. Его сбил грузовик на полном ходу. Осталась только кровавая каша и пятно на дороге. Эван ошеломленно молчал. - Я это видел, - тихо продолжил Джаред, - я это знал. Только сказать ему не успел. Как раз шел к нему, чтобы предупредить, сказать, чтобы он держался подальше от шоссе… А когда я добрался до его дома, там уже стояла «скорая» и полиция. Привезли то, что от него осталось… Вот так я опоздал. - Черт, извини… - Да что уж там.
На следующий день, Томми сидел в автобусе, красуясь восхитительным бланшем и прорехой между зубов. Но ни Джареду ни Эвану даже слова не сказал. Своим парням плел какую-то чушь, будто на него напали не местные, лиц он не запомнил, и все в таком духе. Эван внутренне ликовал и праздновал победу.
К концу рабочего дня (а точнее, рабочего вечера) в кафе зашла Бетт. Эван не удивился, знал, что когда-нибудь это случится. Она была накрашена чуть ярче обычного, волосы аккуратно уложены, лишняя пуговичка на блузке расстегнута, открывая взору маленький ажурный бюстгальтер. - Привет, - она уселась на прилавок, кокетливо положив ногу на ногу. - Привет, Бетт. Приятный сюрприз. Эван то выходил в торговый зал, то снова уходил в подсобку, таская ящики с выпивкой. - Надеялась, что будет приятно. Ты скоро заканчиваешь? - Ну, да, чуть-чуть осталось. - Может, прогуляемся? Последние хорошие деньки… Эван снова нырнул в подсобку. Он никак не мог понять, что же ощущает. И что нужно ощущать в такие моменты? Теперь у него не осталось сомнений, что Бетт имеет на него виды, вот только нужно ли это ему самому? Хотя, Бетт красивая, веселая, умная девчонка и… И вот здесь пусть и небогатое, но все же воображение подсунуло Эвану любопытную картину. Они с Бетт женаты, и она только что родила ребенка. Нет, двух. И теперь она весит почти центнер, вместо аккуратной груди в ажурном лифчике – два огромных молочных бидона, вместо уложенных ароматных волос – сальные патлы. И крик среди ночи: «Э-э-эван! Смени им подгузники, они обкакались!» Он вышел в торговый зал с непроницаемой миной, хотя внутри его еще подтрясывало. - Знаешь, Бетт… Извини, но, наверное, не получится. Давай оставим все, как есть. Фразы получились, как в мыльной опере. Ну и ладно. Бетт стерла улыбку с лица, закусила губу. - Вот как? – она опустила голову и вздохнула. Чересчур картинно. – дело в Джареде? Этот вариант Эвану в голову даже не приходил. А теперь пришел. И его надо было обдумать, но Бетт все решила за него. - Ты, наверное, думаешь, что Джаред обидится и будет считать себя третьим лишним, если мы начнем встречаться? Не бойся, он все поймет… - Эмм… - Эван с трудом подбирал слова, - Все равно, Бетти… Давай в другой раз, ладно? Весь следующий день Бетт ни разу не заговорила с Эваном. Да он и сам не делал попыток завести диалог.
Малышки заболели. Наверное, Она забыла закрыть в детской окно. У обеих была высокая температура и кашель. Две ночи подряд они не спали вообще, только кричали, и Эван попеременно качал их на руках, пока Она готовила на кухне жаропонижающее и компрессы. Больше всего Эвану хотелось сбежать из этого дома в амбар на берегу реки и спокойно отоспаться, устроившись на сене.
Келли вчера съела жирный бутерброд с тунцом, и у нее открылась рвота. Джаред позвонил отцу в Нью-Йорк и попросил приехать поскорее, потому что у сестры, наверное, начиналась анорексия. Миссис ругала Келли за съеденный сандвич. Но вовсе не потому, что девочку теперь рвало, а потому что «в чертовой булке сотни четыре килокалорий, и все это непременно отразится на ее животе и попе».
Они, не сговариваясь выехали из своих домов субботним утром и встретились на перекрестке по дороге на пруд. - Дурдом, - мрачно проговорил Джаред. - Не то слово, - отозвался Эван. Каждый говорил о своем, но друг друга они прекрасно поняли. - Поехали? - Поехали.
Они лежали на мягком сене, чуть соприкоснувшись затылками. Эван смотрел сквозь прохудившуюся крышу на неровный обрывок серого осеннего неба, а Джаред чувствовал, как сено приятно щекочет ему шею. Они молчали уже минут двадцать, но говорить было не нужно. Казалось, нарушь кто-нибудь сейчас тишину, и этому единению конец, ценность момента разобьется вдребезги, на осколки, которые никогда уже не склеишь. А потом начался дождь. Они сгребли сено в угол, туда, где крыша не протекала, и смотрели, как упругие струи дождя врываются в амбар сквозь дыры в кровле и рассыпаются на мелкий бисер, едва коснувшись дощатого пола. И обоим сразу пришла мысль, и неважно, кто ее озвучил. - Крышу надо починить.
В воскресенье они снова договорились встретиться на перекрестке, но Джаред опаздывал. В багажнике велосипеда Эвана лежали два молотка, гвозди и несколько коротких досок – все, что он откопал в подвале своего старого дома. Джаред все же приехал, хоть и пятнадцать минут спустя. Мрачный, молчаливый, веки припухшие и покрасневшие, будто от слез. Эван вдруг подумал: интересно было бы посмотреть на его слезы; наверное, они тоже синие. Мысль показалась ему чересчур глупой, и он тут же ее отогнал. В багажнике Джареда тоже были доски и кое-какие инструменты – все, что можно было увезти на велосипеде. - Что-то случилось? – Эван решился подать голос только, когда они уже подъезжали к берегу. - Не забивай себе голову.
Они залезли на крышу. Работы оказалось не так уж и много – все-таки это не дом, а всего лишь амбар. Достаточно было просто залатать кое-какие дыры. Стучали молотками, изредка переговариваясь. Подай мне гвоздь, подержи тут. И вдруг Джаред ударил себе молотком по пальцу, отчего на мгновение потерял координацию и покатился вниз по крыше. Прежде, чем Эван успел подбежать, парень уже летел вниз и орал, что было сил. Приземлился он как-то неловко, и еще более неловко встал на ноги, прижимая к груди запястье. - Живой? – Эван слезал с крыши и чувствовал, как внутри него все колотилось. - Живой. Только руку рассадил. Напоролся на гвоздь, пока катился. - Дай посмотреть. Эван подошел и протянул руку. - Нее… сам боюсь смотреть. Не выношу вида крови. - Правда? А когда ты колотил Мелоуна, от вида крови тебя не мутило. - От чужой нет… а от своей… - Давай! Эван дернул Джареда за руку и взглянул. Да, царапина. Да, глубокая. Но не смертельная же. Эван скинул куртку, оторвал длинную полоску ткани от своей рубашки и перевязал рану. Все это время Джаред стоял, отвернувшись, и даже мельком не взглянул на процедуру. - Все, принцесса. Жить будешь. Но, думаю, ремонт крыши придется отложить. Пошли внутрь, у меня с собой бутерброды с колбасой.
Они лежали рядом, дожевывая последние бутерброды, и Эван украдкой смотрел, как кровь постепенно просачивается через повязку. - Они, наверное, разведутся.- вдруг проговорил Джаред. - Кто? Твои родители? - Да. Папа вчера приехал из Нью-Йорка. Вечером вышел гулять с собакой, а мобильный забыл дома. Ему позвонила девушка, а Миссис сняла трубку. Когда папа вернулся, она была уже пьяна вдрызг. Угрожала ему ножом, кинула в него тостер. Мы с Келли еле оттащили ее от отца. Он адвокат, ты знаешь. Хороший, дорогой адвокат. Он оставит ее ни с чем. И нас с собой заберет. Он так сказал. Сказал, что надоело ее пьянство, сказал, что она довела Келли до анорексии, сказал, что именно из-за нехватки материнской любви я стал таким… Он ей все сказал. И во всем был прав. А Келли сказала, что как только они разведутся, она и дня больше в этом доме не проведет – сразу уедет в Нью-Йорк. А я… я всю жизнь мечтал жить в Нью-Йорке, Эван… А последние годы, когда папа стал там работать, вообще спал и видел, как бы туда перебраться. Распрощаться навсегда с этими надоевшими рожами, спалить к чертям эту школу и уехать. Но вот теперь, когда это стало реально… Знаешь, Эван, я не хочу уезжать. Не хочу, понимаешь? - Почему? – Эван произнес это так тихо, будто боялся кого-то спугнуть. - Не знаю, - еще тише ответил Джаред, и Эван услышал, и буквально почувствовал, как парень давится слезами. - Мне ее жалко… Миссис… - Джаред глубоко подышал, отогнал набежавшие слезы, - она ведь останется совсем одна… - Поэтому ты хочешь остаться здесь? - И поэтому тоже, - Джаред немного помолчал, - и есть еще что-то… Минуту они лежали в тишине и смотрели на так и неоконченную крышу. Эван взял Джареда за пораненное запястье и потерся подушечкой большого пальца о повязку. Прикосновение как будто слегка обожгло, но в то же время отдалось где-то внутри приятным теплом. - Промокло, - сказал он, - надо бы перевязать. - Черт с ней, пусть дальше мокнет. - Ну, как хочешь. Эван пожал плечами, но руку не выпустил. Почему-то ему вдруг стало так хорошо и спокойно, что он мало-помалу начал проваливаться в сон.
Ее пригласили на соседскую вечеринку, поэтому Эван должен был остаться дома и сидеть с девочками. Хуже и придумать нельзя. Соседки пронюхали, что МакЛейны на грани развода, и решили посплетничать об этом под видом дружеского барбекю. Она надела лучшее платье, надеясь, что там будут особи мужского пола. Но не угадала: все мужья отправились в бар пить пиво и смотреть матч. Соседок-болтушек было пятеро. Как только Она появилась, они заверещали и захлопали в ладоши. - Барбара! Так хорошо, что ты пришла! Наконец-то можно поближе с тобой познакомиться. Мы так рады. Она рада не была. Как только определила полное отсутствие кобелей и жеребцов, интерес к вечеринке пропал напрочь. Но, не уходить же, в конце концов? Вначале обсуждали погоду. Слава Богу, прекратились дожди. Потом говорили о мужьях. Мой вчера поцарапал машину, а мой, наконец, починил кран. А ты не замужем, Барбара? Потом переключились на МакЛейнов. Он такой молодец, а она такая алкоголичка. И бедные дети. Даже тот, странный. А потом разбрелись по саду, отдохнуть от болтовни и подышать воздухом. Она – покурить. На запах сигарет прибежала худенькая крысоподобная женщина лет сорока. Она точно не помнила, но, кажется Дженис Уолтер. А даже если и нет, то какая разница? - Дай-ка мне тоже сигаретку, пока никто не видит. Она дала Дженис сигарету, прикурила своей зажигалкой. - Барбара, а скажи честно. Как ты относишься к тому, что твой сын дружит с Джаредом МакЛейном? Первый порыв был спросить, кто такой, к черту, этот Джаред МакЛейн? Но, побоявшись, что ее сочтут плохой матерью, Она отделалась общей фразой: - Нормально. А что такого? - Ничего, просто… - Дженис затушила сигарету и приблизилась к Ней, - ты слышала об Алексе Уэйде, мальчике, который погиб в прошлом году? Она, конечно, не слышала, но невнятно кивнула. Так, на всякий случай. - Он дружил с Джаредом МакЛейном, - Дженис заметно снизила голос и огляделась вокруг. Удостоверившись, что никто не подслушивает, она продолжила: - Говорят… Но это большой секрет! Говорят, что у них была… кхм… не совсем дружба. Если ты понимаешь, о чем я.
Она вернулась рано, вошла тихо, чтобы не разбудить близняшек, и уселась на кухне с чашкой кофе и сигаретой. - Кофе на ночь вредно, - Эван появился в дверях и сел рядом за стол, - спать не будешь. - Я и так не буду. Когда мы последний раз нормально спали, Эван? Они же орут по ночам. - И то верно. Я их вроде уложил, пойду, уроки доделаю. Хорошо повеселились? - Нормально. Эван. - Да? - А ты в курсе, что Джаред… Она вдруг осеклась. Подумала. Впервые за долгое время о ком-то другом, кроме себя. Что с того? Нет, серьезно! Если ее жизнь полное дерьмо, зачем омрачать ее другим? Тем более своему сыну. Черт, ведь он ее сын! - Джаред - что? – Эван смотрел на нее в упор, спокойно и немного насмешливо. - Джаред… видит ауру людей и предсказывает будущее… Так будет лучше. Определенно лучше. - Об этом весь город знает! – Эван улыбнулся, - ты почаще выходи на люди. Он повернулся и пошел к выходу. - Эван. Застыл в дверях и глянул на нее через плечо. - Да? - Я люблю тебя. - Я… я тебя тоже. Мам.
В начале ноября неожиданно выпало столько снега, что вся детвора разом высыпала на улицы лепить снеговиков и играть в снежки. Мистер МакЛейн, который так до сих пор и не подал на развод, надеясь на лучшее, стоял у окна своей спальни на втором этаже. Миссис еще спала. Ничего, что уже полдень, ведь если вчера немного перебрала, так трудно встать рано утром. Внизу, у самого их дома, одетые еще по-осеннему, но уже в шарфах и шапочках, резвились в снегу Джаред, Эван и Бетт. МакЛейн давно не видел сына таким веселым. Пожалуй, после гибели Алекса Уэйда еще ни разу. Ребята забрасывали друг друга снежками, катались по белой пушистой земле, смеялись и толкались. МакЛейн улыбался сам себе, глядя на сына. Малыш заслужил отдыха от всех передряг, заслужил хороших друзей. Но что-то тревожило отцовское сердце. Старший МакЛейн слышал соседские сплетни об Алексе и Джареде. Слава Богу, до жестоких одноклассников слухи не дошли – заботливые мамаши перетирали это исключительно между собой. Но все же… Отец никак не мог подобрать нужных фраз, словесно оформить свое беспокойство, но с каждым днем тревожное чувство снедало его все больше. А сейчас, когда он смотрел, как дети резвятся в неверном ноябрьском снегу, он вдруг сумел сформулировать свою мысль. И мысль эта его ничуть не обрадовала. Эван нравился старшему МакЛейну. Деловой мальчишка, неглупый, добрый, в целом, более чем просто приятный. Но если это в очередной раз станет поводом для сплетен вокруг его сына, он, отец, ничем не поступится, но отношения эти прекратит. Так он решил, задернул шторы и отправился будить Миссис и лечить ее похмелье.
На удивление, ноябрьский снег так и не сошел, а через пару недель и вовсе ударили морозы. Все было по-прежнему, малышки росли, и иногда даже удавалось выспаться ночью. Городок потихоньку готовился к Рождеству. В связи с грядущими праздниками работы в магазине заметно прибавилось, и все меньше оставалось свободного времени на прогулки к пруду. А Эвану было интересно, замерзла вода или нет. - Мы скоро уезжаем. Кажется, через пару недель. Джаред, как обычно, торчал в магазине после закрытия, помогал расставлять товары, протирать полки. - В Нью-Йорк? Эван сопротивлялся чувству, но под ложечкой неприятно засосало. - Да. Насовсем. Папа нашел там реабилитационный центр для Миссис. Она вроде бы даже согласилась на курс лечения. А для Келли он подыскал психолога. Может, удастся заставить ее снова есть. В общем, он устроил там новую жизнь для всех. Он пока передумал разводиться. Пытается испробовать все. Наверное, он ее любит. - Наверное. Эван с отсутствующим видом водил тряпкой по полке, протирая одно и тоже место по десятому разу. - И вы вообще не будете приезжать? - Не знаю. Мне бы хотелось. Но я не знаю. - Плохи дела, - вырвалось у Эвана, но он тут же поправился, - я имею в виду, плохо, что уезжаете. Но хорошо, что все налаживается. - А у тебя дома как дела? - Тоже налаживаются. Она вроде задумала бросить курить. Теперь по всему дому валяется никотиновый пластырь и жвачки. - Молодец. - Нда. Несколько минут они молча занимались своими делами, потом Эван заговорил: - Слушай, Джар. А может, съездим завтра на пруд? Ну… перед твоим отъездом. Все-таки вряд ли ты скоро сможешь туда вернуться. - Можно. Я и сам об этом думал. - Значит, поедем? - Ага.
Берег был белым-белым, а снег совсем не тронутым, потому что до них сюда никто не приходил. Из пушистого снега торчали черные камыши, а крышу амбара тоже занесло, и этот неуклюжий сарай теперь выглядел совсем, как домик из сказки. Вода все же замерзла: подернутое дымкой ноябрьское солнце переливалось оттенками желтого на шершавой ледяной поверхности. - Здорово здесь. Даже зимой. Джаред кутался в шарф и прятал руки в карманах. Эван топтался рядом. - Вот казалось бы и делать здесь совсем нечего, а как-то отдыхаешь. От этого дурацкого города. От этих дурацких людей. Джаред только кивнул, щурясь на солнце. Сейчас глаза его блестели, как гладкие бусины из синего стекла. - Не хочу уезжать, - вдруг сказал он. - И я не хочу, чтобы ты уезжал, - эхом отозвался Эван. Немного помолчали, не глядя друг на друга. - Ну, у тебя тут, по крайней мере, есть Бетт. Ты ей нравишься. - А у тебя там будет совсем новая жизнь. Снова помолчали, снова не глядя. - Джаред. - Ммм? - Я тут подумал… Мы же ни разу в этом пруду не купались. - Потому что вода грязная. - Ага… Мне так хочется туда зайти, постоять на льду… - Не надо, лед еще некрепкий. - Да ладно, я недалеко. Будет здорово. Пошли! И прежде, чем Джаред успел возразить, Эван побежал вниз по берегу, раздвигая по дороге заснеженные камыши. - Что ты стоишь? Давай! Эван тихонько ступил на лед. Он не видел, что в этот самый момент Джаред покачнулся и неуклюже приземлился на зад. Неестественные синие глаза выражали полнейший ужас.
Он видел трещину и видел прорубь. Видел Эвана, барахтающегося в темной ледяной воде, видел, как змеей обвился вокруг его шеи шарф. Он видел, видел все. Поэтому теперь несся к пруду со всех ног и истошно вопил. - Эван, уходи! Уходи сейчас же! Уходиииии! Эван отчаянно испытывал лед, шаг за шагом удаляясь от берега. Он обернулся на крик. Истошный вопль Джареда раскидало эхо, и Эван не слышал, как под его ногами что-то подозрительно хрустнуло. А в следующий момент ледяная вода уже сводила его ноги, засасывала вниз, под лед.
Джаред схватил мокрую холодную руку и потянул, что было сил. Эван выныривал и снова уходил под воду, издавал булькающие сдавленные звуки. Джаред тащил его за запястье обеими руками, пальцы заледенели и перестали чувствовать, тогда он цеплялся ногтями, ломая их и царапая кожу Эвана в кровь. Держать, только не отпускать. Подошвы ботинок разъезжались на льду, Джаред упал на колени и продолжал тянуть. - Эван, не тони. Эван, помогай мне. Он говорил это сам себе, уверенный в том, что парень его не слышит. Но говорил. Не мог не говорить. Наконец, голова Эвана в очередной раз показалась над водой, затем он схватился свободной рукой за куртку Джареда и вынырнул, упав животом на острый ледяной край. - Толкайся, выползай! – закричал Джаред, - я тебя тяну! Я не отпущу! И Эван толкался и выползал. Едва его колени коснулись края проруби, Джаред потащил его к берегу. На снегу мокрый до нитки, посиневший и дрожащий Эван откашливался и сопел. Говорить он не мог, а в глазах застыл неописуемый страх. - Ну, наделал ты дел, - сказал Джаред с долей облегчения, хотя руки его до сих пор тряслись, - ноги чувствуешь? Встать сможешь? Эван слабо кивнул и попытался подняться, однако без посторонней помощи это оказалось чересчур сложной задачей. Мобильных телефонов с собой не было (а точнее у Эвана его вообще никогда не было), помощь вызвать было невозможно, поэтому пришлось ковылять пешком. А точнее Джареду пришлось тащить на себе еле живого дрожащего Эвана. Но все это было неважно. Главное, на этот раз он успел. Добравшись до города, они привлекли к себе немало внимания. Прохожие (да, их трудно было назвать просто прохожими – все здесь давно и хорошо знали друг друга), подбегали к ним, спрашивали, что произошло, предлагали помощь. В конец уставший Джаред скинул тяжелого Эвана на одного из соседей, сбивчиво объяснив суть происшествия, а сам пошел рядом. Мужчина бережно усадил парня, который за время пути окончательно превратился в ледышку, на крыльцо его дома и позвонил в дверь. Барбара открыла не сразу, а когда увидела мальчиков, ахнула и вытаращила глаза. - Боже мой! Вносите его скорее, я пойду налью горячую ванну. Эван сквозь завесу слышал испуганные и заботливые нотки в голосе матери, и на долю секунды подумал, что это стоило купания в проруби. Когда через полчаса он сидел, завернутый в два одеяла с чашкой горячего чая с малиной, Джаред тоже был там. - Вот я дурак, не послушал тебя, - к губам более или менее вернулась прежняя чувствительность, а к самому Эвану – способность говорить. – ты ведь предвидел, да? - Не то чтобы… - Джаред пожал плечами и отхлебнул из своей чашки, - обычно я видел события за неделю, день или, как минимум час до происшествия. Так было с Келли, папой, Миссис, Алексом и другими… А тут вдруг образ возник за долю секунды. Я сам еле успел разобраться, в чем дело. - Ты молодец, Джар, - Эван слабо улыбнулся, - с виду такой доходяга, а силы в тебе… - В состоянии аффекта человек на многое способен. – Джаред говорил тихо и серьезно, а синие глаза, как и прежде, не выражали ровным счетом ничего, - Мать, например, может голыми руками поднять автомобиль, придавивший ее ребенка. Если человек тебе очень дорог, ты на многое пойдешь. Чай допивали в полной тишине.
У Эвана разыгралось воспаление легких. Приходил врач, прописал кучу антибиотиков, и три раза в день забегала соседка, которая когда-то работала в больнице медсестрой, и делала уколы. Телефона в старом домике не было, поэтому Джаред заходил каждый день после школы. Рассказывал о занятиях, приносил домашнее задание и просто развлекал болтовней. Дней через десять, когда Эвану стало уже получше, Джаред пришел позже, чем обычно. Вместо привычного рюкзака, он держал небольшой сверток. Барбара отдыхала, уложив малышек, так что Эван сам открыл дверь. На улице началась оттепель, поэтому Джаред был одет в легкую курточку и новые джинсы. Он прошел, остановился в прихожей и как-то странно улыбнулся. У Эвана внутри все сжалось, он почувствовал неладное. - Что? - Завтра утром мы уезжаем. Всё. Джаред продолжал стоять, теребя сверток в руках, а Эван ошеломленно молчал и пытался справиться с обуревающими мыслями и чувствами. Со стороны они выглядели немного нелепо, даже глупо: один в пижаме и босиком, другой в куртке и джинсах, стоят и смотрят друг на друга с непроницаемыми лицами. То, что творилось в этот момент у обоих внутри, не поддавалось, однако, ни осмыслению, ни описанию. Нарушив немую сцену, Джаред протянул сверток. - Это тебе. На память. Откроешь потом. - Спасибо. А мне тебе и подарить нечего. Как-то не готовился… - И не надо. Новая немая сцена продлилась еще дольше. Просто стояли. Просто смотрели. - Ну… - снова Джаред, - я пойду. Еще собираться надо. Эван кивнул. - Как устроюсь, напишу. Проверяй почту. - Угу. - Ну, пока. - Пока.
Джаред открыл дверь, впустил немного холодного воздуха, постоял пару секунд, затем снова прикрыл ее, повернулся и сделал два шага обратно к Эвану. Они обнялись, повинуясь единому порыву, не сговариваясь, просто выхватив мысли друг друга из наэлектризованной тишины. Стояли так с минуту, молча, слушая сбивчивое дыхание и биение сердца. Потом так же, не сговариваясь, отстранились. Эван увидел, как зрачки Джареда дрогнули, а по радужке впервые разлилась новая, темная синева, которой никогда прежде здесь не бывало. Как пятно пролитых чернил. Эти невыносимые, невозможные, неестественные глаза сейчас были абсолютно живыми. В них было все невысказанное за столько лет, все, что скрывалось за непроницаемым ультрамарином. Моменты радости, часы отчаяния, счастье, боль. Джаред больше не сказал ни слова. Просто повернулся, открыл дверь и ушел. Эван так и стоял со свертком в руках и через задернутое тюлем окно смотрел, как быстро удаляется размытая субтильная фигурка.
А потом он тихонько уселся на пол в прихожей, и так и сидел, пока не услышал шлепанье босых ножек. Криста подошла и уселась рядом. Чудно они смотрелись: оба в пижамах, сидящие на старом дощатом полу прямо посреди холла. - А я думала, взрослые мальчики не обнимаются, - сказала она. Эван взглянул на сестренку. - Я тоже так думал. - Джар больше не придет? Эван помотал головой. - Уезжает насовсем? - Насовсем. - А вот я когда уезжала насовсем… Ну когда переезжали сюда… Попрощалась со всеми подружками во дворе. - Он тоже попрощался. - Разве так прощаются? Вот я когда прощалась, сказала самым лучшим подружкам, что они самые лучшие, что я их никогда не забуду и что я их очень люблю. Надо всегда все говорить честно. Девчонки всегда все говорят, а мальчишки молчат. Мальчишки глупые. Эван взял сестру за ручку и поцеловал в затылок. - Да, Крис. Мальчишки очень глупые.
А потом он бежал к себе в комнату, перепрыгивая через две ступеньки, и едва добравшись, рухнул на кровать и разрыдался. Совсем, как девчонка. А потом, когда почувствовал, что поднимается температура, заставил себя успокоиться и вспомнил о свертке. Аккуратно развернув шелестящую бумагу, Эван улыбнулся. Что еще мог подарить Джаред? Это была книжка, совсем нетолстая, в мягком глянцевом переплете. Дж. Сэлинджер. «Над пропастью во ржи».
Джаред тихонько постучал в дверь. - Джар, детка, я знаю, что это ты. Зачем стучишься? Энни сидела за огромным столом, стареньким, как она сама и разгребала ворох бумаг. Он сел напротив, нарисовал улыбку. - Все, уезжаете? - Ага. - Попрощаться пришел? - Ага. - Без тебя скучно будет. Ну, ты не переживай, в Нью-Йорке тебе будет намного лучше. - Наверное. - Ну, что такое? Слезки! Зачем сырость разводишь? У тебя же начинается новая жизнь! У Эвана был? - Был. - Потому и слезки? Ну, прекрати! Я все понимаю, но ведь так, в самом деле, будет лучше. В этом захолустье тебе никогда жизни не будет. Ну, перестань! Давай, чаю налью. С печенюшками.
Мир вокруг внезапно превратился в статичную картинку. Черно-белое фото. Мир без Джареда, но со всем, что от него осталось. Заброшенный пруд с амбаром, одинокий без хозяев дом, увитый плющом (они его так и не продали), пустая парта в классной комнате, пустые мысли и ноющая боль. Она только притворялась, что бросает курить. Эван неоднократно заставал ее на кухне с сигаретой. Зато Она перестала кормить грудью, и теперь Эван по вечерам разводил в бутылочках детскую молочную смесь и часто сам кормил сестренок из соски. Однако Она немного похудела и нашла-таки себе кавалера. Приводила его по вечерам, кормила подобием ужина (готовить Она никогда не умела), а позже Эван накрывал голову подушкой, дабы не слышать надсадный скрип кровати за стеной. Рождество они отмечали вшестером, вместе с этим ее новым парнем. От Джареда до сих пор не было вестей – ни электронного письма, ни банальной открытки. Эван иногда гулял с Бетт. С отъездом Джареда она возобновила свои попытки привлечь внимание Эвана, а он вяло принимал ее ухаживания. Но все казалось таким пресным и однообразным, будто ты бесконечно, ложка за ложкой, ешь давно остывшую манную кашу. Так прошла зима, а за ней весна. Летом Эван часто ездил на пруд, иногда даже с Бетт. Но они мало разговаривали, он все больше смотрел в прорехи так и непочиненной крыши амбара, и вспоминал, вспоминал. Иногда злился на Джареда, думая, что тот увлекся жизнью большого города, нашел себе новых друзей. Но потом он уговаривал себя, что так лучше. Если Джареду там хорошо, зачем злиться и бередить душу? Так прошло и лето, а осенью Криста пошла в первый класс, и Эван помогал ей выписывать буквы и складывать числа. А она хвасталась перед подружками, что у нее большой и умный брат, который читает книжки без картинок.
Наверное, папа в Нью-Йорке действительно многого добился. Квартира на Манхэттене была большой и светлой, совсем не такой как их старый мрачный особняк. В первые суматошные дни они распаковывали вещи, обустраивались, а Миссис по вечерам в одиночку отмечала переезд. Когда Джаред, наконец, добрался до ноутбука, то был немало удивлен. Клавиши плохо нажимались, потому что между ними растеклась какая-то сладкая дрянь вроде кленового сиропа, а добрая половина программ просто отсутствовала. На всякие игры Джареду было, прямо скажем, наплевать. Но вот почта… Нет, не программа в целом была удалена, а сам его ящик. У него просто больше не было электронной почты, и все сообщения и контакты также канули в небытие. Сначала он попытался найти этому логическое объяснение, а когда нашел, негодованию его не было предела. Он влетел в отцовский кабинет, размахивая стареньким ноутбуком, прикрыл за собой дверь ногой и бесцеремонно плюхнулся в кресло. - За каким чертом ты это сделал? Отец поднял глаза. - Ты про свой ноут? Прости, при переезде мы облили его чем-то, он завис немного, я попытался его перезагрузить, но ты же знаешь, я полный кретин в компьютерах… Ну, не переживай, мы купим тебе новый… - Ты настолько кретин, что зашел ко мне в почту и удалил мой ящик? Совсем. Так, что его теперь не восстановишь! - Говорю же, Джар, я в них не соображаю… Потыкал что-то… - Да ты просто профи, пап! И по части вранья тоже! Старший МакЛейн нахмурился. Да, это был грубый ход, удар ниже пояса, игра на грани фола. Но другого выхода не было. - Ты так испугался той истории с Алексом, что теперь решил взять под контроль всю мою жизнь! И начал с того, что вычеркнул из нее всех, кто был мне дорог! - Джар… - Помолчи! Ты боишься. Ты тоже боишься, также как те провинциальные люди, чертов средневековый сброд, каждый из которых был готов спалить меня на костре, дай им волю. Они боялись моего взгляда, наверняка в душе многие мечтали вырезать мне глаза… - Джаред, ты говоришь жуткие вещи. - Может быть! А ты сейчас пытаешься вырезать мне душу! Потому что боишься! И чем ты лучше их, скажи?! - Джаред, - старший МакЛейн встал, обошел стол и уселся рядом с сыном на корточки, - Джаред, послушай. Прости, это было очень грубо. И жестоко. - И подло. - Да, и подло. Но, пойми, у нас сейчас столько дел. Ты видишь, что творится с мамой, она на наших глазах превращается в алкоголика. Ты сам знаешь, что еще чуть-чуть и Келли в прямом смысле умрет от голода. И кроме нас… Кроме нас с тобой о них некому заботиться. Джаред поднял глаза. Да, он был прав, даже отца до сих пор его взгляд смущал. - Джаред, - отец говорил мягко, но веско, - поверь мне, я все понимаю. Но мне сейчас очень нужна твоя помощь. И ты мне нужен собранный, разумный, здравомыслящий. Мы не можем позволить себе отвлекаться на что бы то ни было. Мы все еще семья, Джар. И мы должны ее сохранить. Я прошу тебя. Нет, я тебя просто умоляю. Помоги мне. Давай сделаем все возможное, чтобы спасти маму и Кел. А когда все эти беды будут позади, я обещаю, что никогда больше не буду тебе препятствовать. Ни в чем. И если тебе это все еще будет нужно, я сам тебя туда отвезу. Все равно, мы там еще дом не продали.
Джаред долго смотрел отцу прямо в глаза. Он знал, как неприятен этот взгляд, знал, какую власть он может иметь над людьми. Но отец не отводил глаз, смотрел так же мягко, умоляюще, отчаянно. - Когда мы везем ее в реабилитационный центр? - На следующей неделе. – старший МакЛейн улыбнулся. А в душе он просто ликовал. - Значит, ты со мной? - С тобой. - Столько, сколько потребуется? - Да. В конце концов, это моя мать и сестра.
Сменив три реабилитационных центра за полгода, в июле Миссис все-таки покинула этот мир, запив флакон снотворного бутылкой аквавита. Когда утром ее обнаружили и вызвали «скорую», делать промывание желудка было уже слишком поздно.
Сегодня был последний день перед началом Рождественских каникул. Эван смотрел в нижний, самый большой угол треснувшего зеркала на стене своей ванной. Это зеркало он разбил давно. Тогда, когда еще злился и бесился. И хотя смотреть в такое зеркало было неприятно и даже немного жутко, сменить его было лень. Так же лень, как учиться, работать, ухаживать за сестрами, жить. Последний день в школе и все – рутинные каникулы, целыми днями дома, редкие вылазки с Бетт. И ничего, ничего нового. В школе отсидел, терпеливо слушая бредни тупого Томми Мелоуна у доски, пережевывая пресный ланч в столовой, изредка переговариваясь с Бетт ни о чем. Выйдя из школы, он немного постоял во дворе, разглядывая отпечатки собственных ботинок на снегу, затем закинул рюкзак на плечо и поплелся домой. За школьным забором стоял Джаред. Темные, отросшие пряди выбивались из-под белой вязаной шапки, белый шарфик лихо закинут назад. Дорогая куртка, дорогие джинсы. Это был совсем другой, новый Джаред. Красиво упакованный и с достоинством преподнесенный Джаред. Да какая, к черту, разница, каким он был, ведь это все равно был… Джаред. Которого хотелось обнять и сжать до хруста в суставах. Которому хотелось рассказать, как мир разбился на тысячи осколков, и их так трудно теперь отыскать и собрать воедино. Эван замер. Джаред улыбался, глаза светились все тем же ультрафиолетом. Он почти уже забыл этот цвет. - Привет. - Привет, Джар. Они молча пошли рядом. - Как жизнь? - Как здесь жизнь, Джар? Так же, как год назад. Так же, наверное, как лет десять назад. А как у тебя? - По всякому. Миссис умерла. - Черт, жаль… - Зато Келли стала потихоньку поправляться. Прибавила шесть килограмм. - Здорово. - У меня новая школа. Для подростков со сверхспособностями. Там я не чувствую себя полным придурком, как здесь. Там есть гораздо большие придурки, чем я, знаешь… Несколько минут шли молча. Оба знали, куда шли, но ни один не решался озвучить. - Я заходил к тебе домой. Мама твоя похудела, девчонки выросли. Криста вообще прелесть. - Да, она молодец. Учится хорошо. Они уже проходили посадку, впереди показалось темное неровное пятно замерзшего пруда. - Знаешь, а я все-таки видел тех уток в Центральном Парке. Но так и не знаю, куда они деваются зимой. Эван улыбнулся. Он давно, и уже несколько раз прочитал ту книжку. А теперь хранил ее под матрасом. Но никому об этом не говорил. - Папа и Кел сейчас обедают у Энни. Представляешь, Келли ест отбивную! - Не представляю. Она всегда питалась травой. Амбар, занесенный снегом, все так же напоминал сказочный домик. - А крышу так и не доделали, - проговорил Эван, проследив взгляд Джареда. - Может, летом? - Можно попробовать. Они смотрели на заледеневший пруд. О том, что здесь случилось, о том, как Эван чуть не утонул, говорить не хотелось. Но воспоминания приходили помимо воли. - Слушай, у тебя ведь с завтрашнего дня каникулы? - Ну, да. - Какие планы? Эван пожал плечами. Какие у него, к черту, планы? - Не хочешь с нами? В Нью-Йорк. Эван повернул голову. Впервые с момента этой их встречи они смотрели прямо друг другу в глаза. - Что? - В Нью-Йорк. Отметим там Рождество. Ты не представляешь, как там красиво в это время. Ты просто должен это увидеть! Все в огоньках, в гирляндах. Сказка! Будет весело, обещаю. Надеюсь, твоя мама справится с девочками без тебя? Да и Энни тебя с радостью отпустит. - Когда вы уезжаете? - Сегодня вечером. Через час у папы сделка по продаже старого дома, а потом сразу едем. Вещи собрать успеешь? Эван отдавал себе отчет, что сейчас на его лице сияет идиотская улыбка от уха до уха. - Успею, - проговорил он одними губами. - Тогда пошли. По дороге расскажу, почему не писал. На крыльце дома Эвана они остановились. - Ну, все, я к своим. А ты не слишком копайся, на дорогах заносы, надо выехать засветло. В пять встречаемся возле магазина Энни. Машину узнаешь. Все, беги, мы тебя ждем.
Эван еще немного постоял на крыльце, приcлонившись спиной к давно некрашеной двери и с улыбкой наблюдая, как быстрым шагом, порой переходя на бег, удаляется фигурка в белой шапке и белом шарфике. А потом спохватился: надо же собрать вещи! Рождество в Нью-Йорке, в новой квартире Джареда. С Джаредом. Что может быть лучше? И гори оно все синим пламенем! | 
Администрация // Объявления
