Мне было уже за сорок, когда в составе команды молодых ребят я поехал на чемпионат Евразии по карате. Это было начало 90-х, когда дух свободы породил не только новых предпринимателей, но и спортсменов. Кто-то бескорыстно помогал развитию любимых видов спорта, а кто-то вкладывал серьезные деньги в новые клубы и новые имена в расчете на отдачу. Это сразу стало заметно уже в отборочных поединках. Несмотря на заявленный бесконтактный уровень соревнований, судейская бригада чемпионата заняла очень лояльную позицию при оценке ударов в голову и спину. Очевидно, чтобы сделать поединки более зрелищными, судьи не наказывали за жесткий контакт при атаках, а даже засчитывали очки. Протесты и разбирательства ни к чему не приводили, устроители чемпионата ссылались на положительный европейский опыт новых поправок в правилах. Молодые ребята, приехавшие из дальних уголков на первый в своей жизни солидный чемпионат, готовы были жертвовать всем за громкий титул.

В полуфинале у меня была встреча с очень жестким парнем, который агрессивностью старался компенсировать недостаток техники. Я поймал его, когда он «провалился» на атаке, но в падении он достал меня ударом в позвоночник. В горячке поединка я еще как-то выстоял, проиграв по очкам, но утром не смог встать с кровати. Начался новый период жизни, резко и без предупреждений. Правая нога не слушалась, любое движение вызывало боль, спать мог только урывками, т.к., расслабившись во сне, тут же просыпался от боли. Помимо физических проблем, приходилось осваивать новый образ жизни. Начав заниматься каратэ более 20 лет назад, я настолько сросся с ним, что весь мой жизненный уклад был подчинен ему. Я не был профессионалам в строгом смысле этого слова, но были ежедневные тренировки и утренние 10-километровые пробежки, работа в нескольких минутах ходьбы от дома, на первом этаже которого были два спортзала собственного клуба, где я, собственно говоря, и жил. В один миг все стало недоступно. Я учился ходить, держась за стенку, выпил мешок таблеток, выписанных десятками врачей, не соглашался на операцию по замене сустава, на что-то надеясь. И однажды судьба столкнула меня с фирмой, которая посылала страждущих к филиппинскому хиллеру, творящему чудеса. Раньше мне доводилось читать о тех, кто без хирургических инструментов проводит операции, причем успешные, но испытать это на себе… Впрочем, к тому времени я уже готов был на любые эксперименты. И, собрав с помощью друзей необходимую сумму, я через пару недель вылетел из Шереметьево навстречу неизвестности.

Перелет до Манилы был долгим, и уже в самолете мы познакомились со всем составом нашей группы. Десять соотечественников решились на отчаянный шаг по разным причинам. Два явных «братка» - Федя и Серега - с пробитыми разными предметами черепами, но с одинаковыми последствиями; супружеская пара с пацаном лет семи, у которого с детства не вращалась шея; еще одна супружеская пара, которая никак не могла родить наследника; две подруги бальзаковского возраста с женскими проблемами и бывший спортсмен в моем лице.

Наташа, так хотевшая родить дочку, была переводчиком и много прочитала к тому моменту об этих кудесниках. И, найдя в моем лице благодарного слушателя, подолгу и с восторгом рассказывала мне о хиллерах. Оказывается, только на Филиппинах есть четыре благих места, где они могут творить свои чудеса. Объясняется это какими-то энергетическими воронками, которые сфокусированы в четырех деревеньках. Остальные хиллеры, гастролирующие по всему свету, попросту шарлатаны, даже если они и учились у филиппинских монахов.

Все начинается с того, что по всем островам архипелага (более 7000) монахи ищут по известным только им критериям необычных детей и берут их на воспитание. Высоко в горах есть монастырь, где их обучают до совершеннолетия. Причем отсев достаточно большой: далеко не все выдерживают суровые условия или не оправдывают надежды учителей — таких возвращают к обычной жизни. Оставшиеся должны пройти суровый экзамен – 30-дневную «сухую» голодовку. Только тогда в человеке происходят какие-то изменения, и он становится хиллером. Без пищи и воды послушник должен провести 30 дней в пещере за молитвами. В любой момент он может уйти или попросить помощи, и лишь выдержавший испытание затем проходит посвящение в хиллеры. У него открывается способность видеть человека насквозь, все его недуги. Находясь только в одном из четырех известных мест, он способен концентрировать космическую энергию на излечение болезней.

Мне, получившему атеистическое воспитание и проработавшему 15 лет научным сотрудником в международном центре ядерных исследований, это казалось чем-то запредельным. Однако сильное желание вернуться к нормальной жизни преодолевало все сомнения. И вот мы входим во двор двухэтажного дома и рассаживаемся в плетеные кресла, стоящие в тени деревьев. Утреннее солнце по местным понятиям еще не припекает, но я жадно припадаю губами к стакану прохладного сока, поднесенного стройной мулаткой. Через переводчика нам объясняют, что доктор Руди нас ждет и скоро примет. Хотя государственным языком считается филиппинос, многие бегло говорят на английском. Я уже успел заметить, что к человеку с белой кожей отношение у местных очень уважительное, и они прощают все мои ошибки в английском и охотно отвечают на вопросы. Осмотревшись, отмечаю, что дом хиллера в деревушке один имеет два этажа. Остальные представляют собой какие-то мазанки с соломенной крышей, в окнах нет стекол, а из мебели в комнатках видны скатанные циновки в уголке и непременно телевизор на маленьком столике. Заметив мое любопытство, мулатка показывает на большой черный плакат у входа в дом хиллера, где, как на школьной доске, мелом начертано расписание, и объясняет, что всю эту неделю Руди будет работать с нами. Наверное, в качестве рекламы рядом с фамилиями пациентов указаны страны: есть и США, и Англия, много японцев.

А вот и сам доктор Руди – энергичный, среднего роста в цветастой рубашке с короткими рукавами. Он здоровается со всеми за руку, улыбается белозубой открытой улыбкой. Лицо умное, приятное, движения быстрые и точные. Выглядит лет на 30-35, хотя очки придают лицу солидность. Я уже заметил, что филиппинцы не носят очки вообще, даже солнцезащитные редко. Из разговора выясняется, что Руди уже 52 года, и в доме живет его семья – жена, пятеро детей, двое старших сыновей женаты, и есть уже внуки. Все помогают хиллеру и работают по дому. Нас приглашают пройти в кабинет и, отодвинув белые простыни, отгораживающие часть двора, пропускают вперед. Я смотрю на соотечественников, приехавших сюда совершенно по разным причинам и из самых разных мест, но движимых единым желанием. Все как-то разом притихли и насторожились. Возможно, у многих этот шаг связан с последней надеждой.

Кабинет чем-то похож на маленький зрительный зал: десятка три стульев рядами стоят перед массивным деревянным столом, за которым в уголке какие-то иконы и картины, обрамленные странными символами, горят свечи и ощущается запах ароматизированных масел. На листе фраза по-английски, которую можно перевести как «я только инструмент в руках Божьих». Со всех сторон пространство огорожено белыми простынями, на которых покачивается тень деревьев. Тишина и прохлада успокаивают. Нас рассаживают на стулья и проводят инструктаж: сидеть тихо, слушаться Руди, можно выходить во двор, можно снимать на фото и видео, но нельзя пересекать белую линию – и показывают на черту отделяющую стулья от стола. Очевидно, на нем все и будет происходить. Откуда-то выскакивает курица и важно прохаживается под столом. Её быстро выгоняют, и тишина восстанавливается. Я вспоминаю своих родителей-медиков: видели бы они эту «операционную». Наверное, я неисправимый скептик.

Жестом доктор Руди предлагает встать и помолиться. Краем глаза смотрю на своих спутников – сосредоточенные лица с закрытыми глазами и едва уловимые движения губ. Даже «братки» притихли. Вдруг ощущаю в себе странный порыв – складываю руки на груди и шепчу: «Помоги мне, Господи». Не знаю, сколько это продолжается. Нет ни музыки, ни огромных, подавляющих своим величием соборов, ни религиозной атрибутики или службы, но я впадаю в какой-то транс и все громче повторяю свой немой призыв к Создателю… Сажусь вместе со всеми, не решаясь посмотреть по сторонам, руки дрожат на коленях, а глаза «мокрые».

Руди стоит перед нами, молча вглядываясь в лица. Потом подходит к Наташе и протягивает руку. Как-то театрально подводит ее к столу. Она поднимается на приступочек и садится на стол, лицом к нам. Руди стоит позади нее, он кладет ей ладонь на затылок и тихо говорит: «Она вылечится быстрее всех, потому что верит сильнее вас». Он укладывает Наташу на стол перед собой, пододвинув под голову какой-то деревянный брусок. Затаив дыхание, мы следим за его руками. Хиллер потирает ладони и резким движением рассекает указательным пальцем пространство над Наташей. От головы до ног. Позже я узнаю, что так он вскрывает ауру. Затем открытыми ладонями пробегает над всем телом, почти нигде не останавливаясь. Берет лист белой бумаги и подносит к голове. Такое впечатление, что он через него рассматривает что-то, поворачивая лист и наклоняясь. Наталья не выдерживает и начинает на английском объяснять ему свою проблему. Руди жестом останавливает ее и, подняв голову, обращается ко всем – не нужно ничего говорить, он сам все увидит и поймет. Продолжая вести лист бумаги над Наташей, он то и дело останавливается и что-то говорит своей жене, она записывает в блокнот. Закончив процедуру, Руди обращается к переводчику. Он в сжатой форме объясняет нам всю Наташину жизнь и болезни, та все время утвердительно кивает головой, а у супруга было настолько изумленное выражение лица, что он уже готов был увидеть,. как Натушу будут распиливать циркулярной пилой. Не знаю, что это было – предварительная осведомленность, фокус или действительно хиллер это видит, но так повторялось со всеми.

Спокойно переждав наши восторги, Руди продолжил - сегодня будет чистка всего организма, и для этого нужно снять одежду. Если кто-то не хочет демонстрировать свое тело зрителям, он может попросить их выйти или не фотографировать. Наташа гордо заявила, что ради святого дела она согласна на все. Мы с ее супругом достали видеокамеры, а кто-то уже начал щелкать фотоаппаратом. Пальцы хиллера быстро двигались по всему телу пациента, иногда останавливаясь и углубляясь на одну-две фаланги. Брызнула кровь. Дочери-ассистентки ватными тампонами ловко вытирали ее следы. Хиллер то и дело толчками выдавливал их Наташиного тела какие-то кровавые сгустки и бросал их в чашу. Споласкивал руки в воде и продолжал. Когда его руки продвинулись к животу и почти наполовину погрузились в него, Наташа застонала. Ее муж, снимавший все на видео с первого ряда, вскочил вперед, загораживая мне картинку. Я поднялся вслед за ним, отклоняясь в сторону, чтобы не потерять интересный кадр. Далее произошло что-то странное: супруг, увлекшись, не заметил, как заступил за белую линию на земле. И как будто взрыв разметал все около него. Простыни взметнулись вверх огромными пузырями. Я получил сильнейший удар невидимым копытом в грудь. И, перелетая пару рядов стульев, успел заметить бледное лицо Наташи, задранные вверх ноги ее супруга и отлетевшего к стене хиллера. При этом не было ни единого звука, только стук опрокинутых стульев и падающих тел. Сидевшие справа от нас ничего не почувствовали, но, ошарашенные всем увиденным, сохраняли неподвижность. Откуда-то прибежали дети хиллера и кинулись на помощь. Сыновья усадили маэстро в кресло и начали натирать какими-то мазями, а дочери хлопотали около Наташи. Все это сопровождалось какими-то заклинаньями и жестами. Соотечественники приводили в чувства виновника катаклизма, а «братки» трясли меня за плечи и навешивали на всякий случай оплеухи, не обращая внимания на мои жесты, которыми я пытался просигналить, что не могу вдохнуть.

Когда все успокоились и мы, как нашкодившие первоклашки, уставились на доктора Руди, он еще раз строго сказал, что за линию могут заходить только члены его семьи. На этом первый сеанс закончился, т.к. хиллер был не в силах продолжать работу. Сопровождавшие нас филиппинцы долго извинялись перед маэстро и, усадив нас в автобус, всю обратную дорогу повторяли правила хорошего тона. Остаток дня мы обсуждали случившееся и просматривали видеозаписи. Ни у меня, ни у Наташиного супруга записи с того момента, как он заступил за белую линию, не было. То ли мы оба от неожиданности ее выключили, то ли она стерлась. Так или иначе, но на обеих кассетах с одного и того же момента запись обрывалась. До поздней ночи мы сидели на террасе, слушая шум океана и вспоминая загадочные случаи из жизни, то и дело возвращаясь к «взрыву на белой линии». Вдали от родных мест и знакомых мы как-то быстро подружились, объединенные общей целью. Хуже всех выглядел Наташин муж, он пытался оправдываться, а Наташа прижимала его голову к груди и тихонько гладила. Она давно простила его. Удивительные русские женщины, таких больше нигде нет.

На следующее утро, помолившись, хиллер продолжил наши процедуры. Он распределил нас по очереди – как он объяснил – сложности проблем. Сначала на столе побывали «братки». Их огромные тела были разукрашены наколками, фразами и рубцами. Руди с интересом разглядывал их, иногда спрашивая через переводчика, что сие обозначает. Потом с Федей произошел забавный случай. Просматривая его через белый лист бумаги – как мы его называли – рентген, Руди остановился над его гениталиями и вопросительно посмотрел на Федора. Потом опять вернулся к заинтересовавшему его месту и начал вертеть Федю так и эдак. Пожимая плечами, он сказал – ничего не понимаю, надо снять трусы. Федя застеснялся, заерзал и попросил дам удалиться. Мы убрали видеокамеры и притихли. Двухметровый детина с наколотыми львами и орлами, виновато улыбаясь, ткнул пальцем в нескромное место и сказал:

- Там у меня, это, шарики вшиты…

Хиллер вопросительно посмотрел на Федю, потом опять на причинное место и спросил:

- Зачем?

Совсем засмущавшись, Федя пролепетал:

- Чтобы женщин удовлетворять…

Руди засмеялся, покачал головой, спросил, не болит ли, и продолжил.

Все мы в тот день прошли общую очистку организма и даже как-то привыкли к манипуляциям хиллера – когда его пальцы врезались в плоть, текла кровь, и он извлекал какие-то окровавленные сгустки, объясняя это как сконцентрированные болезни. Он сам находил их, материализовывал и удалял. Потом дочери-ассистентки быстро обтирали тело ватными тампонами, маэстро растирал какую-то мазь, и пациент как ни в чем ни бывало вставал со стола, демонстрируя огромные красные пятна. Я был седьмым в очереди. Руди сказал, что он не видит каких-то серьезных проблем, уделив мне лишь несколько минут. В конце встречи я все-таки еще раз попытался поговорить с хиллером и показать привезенные рентгеновские снимки, но Руди мягко остановил меня и спокойно сказал, что он все знает. На обратном пути я пытался понять, что же происходит. Допустим, фокусник средней руки может продемонстрировать подобные фокусы не напрягаясь, но разглядеть Федин секрет… Не думаю, что они как-то сговорились.

Остаток дня мы опять провели за разговорами на террасе. Поскольку после того, как хиллер нас «вскрыл», нам запрещалось неделю мыться вообще, мы никуда не ходили и общались в узком круге, делились впечатлениями и пытались осознать ситуацию. И только Наташа не принимала участия в спорах, убеждая нас в одном: поверьте, и все получится. Надо сказать, что каждый день приносил все новые и новые аргументы в ее пользу. В ту ночь я впервые за последний год спал, не ворочаясь и не вставая от боли, до самого утра. Я спал как младенец, как счастливчик, как праведник. Меня пришли будить на завтрак. Я проспал все на свете!

Третий день хиллер посвятил снятию порчи и сглаза. Он по слоям снимал проблемы, подбираясь к главной. Суть этой процедуры состояла в том, что Руди укладывал нас по очереди на стол и после неких манипуляций подносил к стопам какой-то черный предмет. Если по телу пробегали судороги, то в этом месте нужно было работать. Дамы бальзаковского возраста очень стеснялись своих тел и проблем и всегда просили нас выйти. Меня и семилетнего Димку сглазы и порчи обошли стороной, а вот когда к Серегиной ноге хиллер поднес свой черный предмет, здоровенный детина как-то по-женски взвизгнул и скрючился. Руки хиллера концентрическими кругами прошлись по телу и остановились у живота Сергея. Медленно вводя пальцы куда-то под ребра, Руди что-то искал и потом извлек окровавленный булыжник. Показав его нам и Сереге, он осторожно положил его в большой таз. Пока ассистентки вытирали окровавленного Серегу, он спросил у Руди, можно ли взять камень с собой, на память. Хиллер замотал головой и серьезно предупредил, что кто-то очень хочет Серегиной смерти, и камень непременно нужно сжечь. Наташе тоже не повезло: у нее Руди нашел проклятье. Долго и медленно он вытаскивал из-под левой груди у нее длинный изогнутый предмет, похожий на рыбью кость. Так же медленно он положил его рядом с Серегиным камнем. Когда Наташу ассистентки омыли, одели и посадили рядом с нами, Руди плеснул какой-то жидкостью в таз и поджег. С минуту пламя полыхало совсем без дыма, а губы у хиллера беззвучно шевелились. После прощальной молитвы он выглядел усталым и молчаливым. Это настроение передалось и нам. Остаток дня мы провели на террасе, почти не разговаривая. Федя пытался было намекнуть на выпивку, но все так сурово глянули на него, что он затих. После «вскрытия» нам запрещено было даже думать о спиртном в течение трех месяцев. Что касается меня, то я перестал сомневаться и искать какие-то несоответствия в действиях хиллера. Я наслаждался удивительной жизнью без боли. Я спал не просыпаясь, на любом боку и в любом положении, я мог ходить.

Следующий день хиллер назвал «операционным»: многие из нас подверглись болезненным экзекуциям. Феде доктор Руди как-то через глаз проник пальцами в голову и вытащил двухсантиметровую опухоль, которая давала жуткие головные боли. Сереге он положил ватку с каким-то лекарством, казалось, раздвинув ребра. Делал он это быстро, резкими движениями пальцев, что даже на видео трудно было что-то рассмотреть за потоками крови и ватными тампонами. Хотя всех нас больше волновал положительный результат, нежели какое-то познание тайны. Обеих дам бальзаковского возраста и маленького Диму доктор Руди отказался «оперировать». Оказывается, если порок врожденный, или уже было хирургическое вмешательство, или проблема не мешает жить, таких пациентов хиллеры не трогают. Меня в этот раз Руди осматривал через свой белый лист бумаги довольно долго. Поворачивал в разные стороны, с живота на спину, просил поднять или согнуть ногу. Я даже нашел момент и от любопытства заглянул сверху на этот листок – там ничего не было. Он заметил мое разочарование и улыбнулся. Сказал, что только посвященному открываются тайны. Я мысленно отругал себя за такое мальчишество, вспоминая слова Наташи: нужно только поверить. Через некоторое время Руди воскликнул:

- Я все понял, там сосуд пережимается суставом.

Будучи немного знакомым с анатомией, я не мог себе представить, как это может произойти. Тем временим Руди позвал своих сыновей, а дочери по его указанию начали готовить какую-то мазь, что-то смешивая в чашке. Меня раздели и уложили на бок. Руди навалился сверху, скручивая плечи. Сыновья ухватили меня за руки и за ноги, уперевшись коленями в стол. По команде хиллера они резко дернули меня в стороны, так что все во мне затрещало, а он тем временем как-то через пах начал проникать пальцем в тазобедренный сустав. Было больно. Я чувствовал, как горячая кровь пульсирует у меня на коже живота и бедре. Руди еще что-то крикнул, и моя правая нога захрустела от резкого рывка наружу. Потом Федя рассказывал мне, что в тот момент я так дернулся от боли, что чуть не вырвался у четырех державших меня мужиков. Я чувствовал, что рядом с первым пальцем куда-то глубоко внутрь приникает еще один. Это Руди проталкивал в сустав какую-то мазь. Через несколько секунд все закончилось. Оставив синяки, меня отпустили жесткие руки, ватные тампоны стерли кровь, а успокаивающие движения хиллера втирали в бедро какую-то прохладную мазь. Сердце бешено колотилось, и пот крупными каплями скатывался по лицу. Глядя на мой ошалелый вид, Руди попросил меня подняться и сесть к нему спиной. Прошло пару минут, а я так ничего и не почувствовал. Хотя позже, просматривая видеозапись, я видел, как Руди манипулирует руками у меня за спиной, как бы собирая что-то и бросая в меня. Я даже подпрыгнул на столе, хотя точно помню, что ничего не чувствовал тогда. Руди похлопал меня по плечу и сказал:

- Укольчик, сейчас все проедет.

По его просьбе я встал на ноги и повернулся к нему.

- Ну, как себя чувствуешь, нормально? Тогда – иди.

Странно, но это слово еще часто слышалось мне потом – иди.

Я сидел в окружении соотечественников, ставших для меня в этом далеком уголке близкими людьми. Они хлопали меня по плечам, заглядывали сочувственно в глаза, предлагали воды. Мне стало легко и спокойно на душе, как будто я перешагнул последнюю ступеньку самого высокого и сложного перевала и теперь тихо спускаюсь вниз.

В тот вечер мы надолго задержались на террасе, еще и еще раз обсуждая события дня. Мы просматривали видео, потом рассматривали друг друга в поисках каких-нибудь следов. Что-то выспрашивали и уточняли. Но меня это перестало интересовать. Я не хотел думать, что это было - фокус или гипноз. Я наслаждался чудом. Сковывающая боль исчезла, и я был опьянен былой легкостью движений. Приходилось останавливать себя от желания прыгнуть в «шпагат» или щелкнуть «маваси-дзюдан». Память до сих пор хранит яркие краски и эмоции того удивительного заката, когда я ощутил свое второе рождение. Мне казалось, что вместе с багряным солнцем в океане исчезли все мои печали и тревоги. Густая ночь окутала чем-то манящим и волнующим, радостное предчувствие овладело мной.

В последний день процедуры у хиллера были несложными. Он еще раз уложил каждого из нас на свой «операционный» стол, прошелся с белым листом бумаги по всему телу, высматривая и устраняя остатки недугов. «Братки» заволновались было, напоминая Руди об оставленных в них ватках с лекарством. Маэстро грациозно извлек их, не забыв подшутить над Федей, что кое-что в нем еще осталось. Напоследок он ответил на все наши вопросы, напомнив, что еще три месяца нельзя прикасаться к спиртному. Мы посчитали – это был как раз канун Нового года. Потом жена Руди, выполнявшая роль секретаря, зачитала по блокнотику замечания и рекомендации маэстро каждому из нас о том, какие бальзамы и настойки нам нужно купить у него и как их применять. Оказывается, хиллеры не берут деньги за лечение – иначе у них пропадет этот дар, но им можно продавать изготовленные ими лекарства. Дамы бальзаковского возраста и «братки» набрали флакончиков и пакетиков с травами по тысяче долларов каждый. У нас с Наташей эта сумма была в несколько раз меньше. Прощаясь, Руди сказал, что если болезнь вернется, то нужно будет еще раз приехать к нему, и показал фотографии очень известных людей, запечатленных у него на процедурах.

Проходя таможенный осмотр перед вылетом из Манилы, мое лицо привлекло внимание бдительных стражей порядка. Они вытащили из чемодана флакончики с бальзамом и начали размахивать руками, утверждая, что это горючая смесь и ее нельзя провозить в самолете. Однако достаточно было предъявить визитку доктора Руди и сказать, что это его снадобья, инцидент был исчерпан. Магия хиллера распространялась далеко за пределы его кабинета.

Вернувшись домой, я строго выполнял указания маэстро: сидел на диете, не прикасался к спиртному, делал массажи и компрессы. Весь пропах бальзамами, но ни на шаг не сворачивал с намеченного пути. И надо сказать, что эффект был поразительный. Я снова начал ходить на тренировки. Однако утром первого января почувствовал себя разбитой тележкой. Решил поздравить тех, с кем вместе побывал у хиллера, и узнать подробности. Однако новости меня просто ошарашили: Федя в новогодний вечер потерял сознание за рулем и попал в аварию, у Сереги за два дня до этого начались приступы сильных головных болей, и он лежал в реанимации, до Наташи так и не дозвонился. Нельзя сказать, что все вернулось в исходную точку, но ухудшение было резким.

Потом я долго анализировал случившееся, но ответа так и не нашел. Возможно, мы нарушили какое-то правило, возможно, кончилось действие бальзамов или это был какой-то гипноз. Загадка до сих пор волнует меня, но я благодарен доктору Руди за возвращение яркого, красочного мира.