Метались женщины и кони в толпе рассеянных зевак, И замирали от погони там души на иных пирах. Миров иных, иллюзий звенья, и очень странные стихи. Рождались в чудные мгновенья. Но вот теперь куда летит Она от мира и от света, ее ль тебе остановить. Но эта яркая комета, привыкла в небесах парить.
А ты любил свою усадьбу и леса тихого мираж. И лишь промчался черный всадник, и по судьбе ее, шантаж Звучал, как будто объясненье в любви ли, как тебя понять. А женщина порой весенней, остановила вдруг коня У озера, и так молчала, как только женщина могла В упреках этих дела мало, но как она тобой жила В какой тиши, в каком сомненье, она была тебе верна. И только звуки, только тени — Шопена дивная волна, И в голосе его истома, и в горьких звуках — пустота. И вам до призрачного дома едва ль дойти, но высота Всех откровений и полетов так упоительно мила. Что там Дриада лишь смеется: — Она смогла, она смогла.
О чем лесная дева снова тебе твердит, какая боль. А ты покинут, ты взволнован, она ушла — сатир с тобой. И плен несбывшихся пророчеств, и голос роковой вдали. Метались души, и не хочется ни неги, ни земной любви. Из дали той взирает скорбно, оставленный тобой навек Мою юный дед, такой упорный, такой красивый. Свет померк. И стала бабушкой другая, покорная, но я порой Все вижу, как опять взлетает и кружит дева над тобой. И почему в часы такие ты странно тих и так угрюм. И руку опустив бессильно, ты погружен в печали дум.
|