Великий южный набег

Пумяух

Начинались сумерки тихие, мягкие, какие-то пушистые. Такие можно наблюдать только в феврале и в самом начале марта. Мороз был совсем небольшой. Градуса два-три. Снег валил по-февральски крупными хлопьями. Очень крупными. Таких не бывает. Ветра не было. Хотелось выйти на улицу. Ненадолго. Вдохнуть этого чистого снежного воздуха. А потом вернуться в дом и радоваться свету и теплу. Если бы действие рассказа происходило веке в девятнадцатом, то главный герой бы приказал запрягать лошадей. Потом кони несли бы сани по снежным полям. А после прогулки герой сидел бы у камина, не торопясь, раскуривая длинную трубку, глядя в огонь и задумчиво гладя борзую собаку. Но, поскольку действие происходит в веке двадцать первом, то главный герой, программист Андрей просто с удовольствием прошёлся до ближайшего магазина за молоком, картошкой и кормом для собаки. Собака не борзая. Кокер-спаниель Леди. Коричневая. Молоденькая и смешная. Настроение у Андрея было спокойное, умиротворённое, чуть-чуть лирическое. Он гладил собаку и не спеша думал, как бы провести вечер дальше: почитать книгу, посидеть в интернете, просто посмотреть телевизор?

Его размышления прервал звонок в дверь и радостный лай Леди. Андрей пошёл открывать.

На пороге стоял Рома Гусаров по прозвищу Гусар, старый друг Андрея. Гусар был подвыпивший. В таких случаях говорят, обычно, навеселе. Но к Гусару такое определение явно не подходило, поскольку был он мрачнее тучи. Его знаменитые усы (Гусар очень любил свою фамилию и кличку и старался ей соответствовать) торчали в стороны совсем несимметрично. Левый явно выше. Куртка была расстёгнута. По лицу то ли пот стекал, то ли талая вода.

– Здорово, Андрюха! – Гусар запыхался.

– Здорово!

– Слушай, у тебя выпить не найдётся?

– Найдётся, а что случилось? Отчего ты такой… встрёпанный?

– Расскажу, всё расскажу. Притащи выпить что-нибудь.

– Уже хорош… Тебе что? Вино, коньяк, водку, виски?

– Водку. Не заслужил я другого. Самую худшую, самую палёную.

– Палёной не держим. «Охтинская» сойдёт?

– Тащи! А твои где?

– У тёщи. Понятно.

– А сам почему с ними не поехал?

– На работу завтра рано. А тёща живёт, сам знаешь, за городом. В лом вставать в 5 утра и переться к электричке.

– Ясно. Ну, тащи водку …Нет! Постой! Дай гитару!

Гусар снял ботинки не расшнуровывая, и оставил их прямо посреди коридора. Вместе с хозяином квартиры прошёл в комнату. Андрей протянул ему гитару. Роман взял её, откинулся на диване, стал перебирать струны. Получалось какое-то странное попури. То какое-то танго, то Высоцкий, то фламенко, то что-то из репертуара Пугачёвой, а раз даже несколько тактов «Интернационала».

Андрей же пошёл на кухню за водкой, хлебом, колбасой и солёными огурцами. А что ещё к водке подавать?

Пока Андрей организует стол, а Рома бренчит на гитаре, я расскажу немного про обоих.

Дружат они давно. С 4 класса. Оба увлекаются компьютером. Это ещё одно, что их сближает.

Обоим по 34 года.

Биография у Андрея довольно заурядная для нашего времени. Окончил школу, вуз – Политехнический. В 24 женился. Дочке уже 9.

Работал в НИИ, а когда НИИ закрылся, ушёл в частную фирму. Занимается компьютерами. В материальном плане живёт неплохо, но и не шикует. Типичный представитель так называемого среднего класса.

Рома же вёл жизнь бурную и полную приключений. Вуз он тоже окончил, хотя и с трудом. Почему с трудом? А неусидчивый он. Весь семестр по кабакам да по девочкам бегал. А перед самой сессией спохватывался, брался за ум, садился за учебники. Сидел ночами, что в прочем не мешало ему за день до важного экзамена сбегать на вечеринку и напиться там в драбадан.

Хвостов у него было больше, чем у всей группы. Раз его чуть было не отчислили за драку. Раза 3 – за пргогулы. Но с грехом пополам он, всё же, получил диплом.

На одном месте дольше полугода не работал ни разу. То срывался в какую-нибудь экспедицию. То в горячую точку. Забыл сказать, что по профессии он – журналист. Объездил мир. Даже в Бразилии был. Даже в Замбии.

Вся квартира его обставлена и обвешана сувенирами. Африканские маски, индийские раковины с инкрустацией, уральские самоцветы, тот самый орган моржа, который в России часто поминается, а на Крайнем Севере является одним из самых почётных подарков.

В отличие от Андрея – Рома холостяк и бабник. Сторонник свободной любви. Участник МЁП-движения.

Живёт, естественно, один. Зарабатывает тоже неплохо. Но тоже не так, чтобы шиковать. Тоже является представителем так называемого среднего класса, но совсем не типичным.

Андрей всегда одет с иголочки. Костюм, чистая рубашка, галстук. Даже дома в костюме ходит. Роман предпочитает джинсы и свитер.

Ну, и конечно не мешало бы упомянуть о Лене, жене Андрея. Тоже ничего особенно удивительного. Бывшая сокурсница. Блондинка. Симпатичная. Работает в той же фирме, что Андрей.

Как это не покажется странным, ни Лену ни Андрея на сторону никогда серьёзно не тянуло.

Наличие у мужа старого друга- развратника Лена принимала как данность.

Каждый раз, вернувшись с очередной экспедиции, Рома привозил какую-нибудь диковинку. Так что у Андрея и Лены в квартире тоже были и африканские маски и уральские самоцветы и японские часы из Японии. Моржового члена, правда, не было.

Каждый раз, вернувшись от очередной женщины или со смёпки, Рома в подробностях рассказывал обо всём. Сначала Лена морщилась, а Андрей за спиной Ромы разводил руками, мол, ничего не поделаешь, вот такой он. Потом Лена привыкла, даже стала советы давать. А иногда Рома мог и с подружкой очередной забуриться. Причём без спросу. Иногда и ночью. Супруги взирали на это, как на неизбежное и не протестовали. Тем более, что друг Рома был настоящий. Не у каждого такой есть.

Андрей поставил на стол картошку, огурцы, хлеб. Разлил водку по стопкам.

– Ну за встречу?

Роман только кивнул. Опрокинул стопку. Закусил огурцом.

– Ну, расскажи уж, что стряслось.

– Плохо мне, Андрюха! Плохо! Пёс я паршивый! Сам себе противен!

– Ага! «Шакал я!»

– Не смейся.

– Я смеюсь? Я удивляюсь! Сидишь, ничего толком не говоришь. Рассказывай, что ты там такое наделал, что сам себе противен стал. Да не раскисай. Ты же Гусар! Тьфу ты! Сейчас ты и мне противен станешь!

– Давай ещё выпьем?

– Ну, давай!

Выпили.

– А теперь, рассказывать.

– Ну, с чего бы начать…

– Сначала попробуй! Говорят, помогает.

Гусар молчал

– Ну, что убил кого-то?

– Нет.

– Изнасиловал?

– Ты меня сколько лет знаешь?

– Много. Потому и уверен, что ничего подобного не натворишь. Поставим вопрос по другому. Ты совершил что-то уголовно наказуемое?

– Нет. Совесть меня накажет.

– Ну, говори уже? Что ты, как красна девица ломаешься? Гусар!

– Не гусар я больше. Гусары меня бы презирали… Предатель я.

– Ты? Ха-ха! Передал уругвайской разведке чертежи наших секретных аэродромов? Кого ты предал?

– Родину! Тебя! Ленку! Дедов своих и родителей! Всех!

– Ну, так значит не уругвайской, а мозамбикской?

– Не смейся!

– Я не смеюсь! Я удивляюсь. Что за чушь ты несёшь! Родину он предал!

– Вот так! Видишь, кто перед тобой сидит? Иуда и генерал Власов в одном лице?

– У тебя мания величия. И кто тебе генеральский чин присвоил. А я так уверен, что ты ничего такого ужасного совершить не мог. Потому что я тебя с детства знаю. Мы с тобой ещё в солдатики играли. А ещё потому, что ты рисуешься. Соверши ты вправду что-то ужасное, вёл бы ты себя по-другому.

– А что я, правда рисуюсь?

– Ещё как! Послушал бы себя.

– Может быть… Но, поверь, я действительно… Мне очень стыдно…

– Всё! Хватит. Давай, рассказывай всё, что было и как было? Начнём с того, куда ты ездил?

– На Юг.

– Ну, вот, первый вразумительный ответ. Это уже что-то. Зачем? Журналистское расследование или по бабам?

– По бабам.

– Ну, секс с другой женщиной ты никогда изменой не считал.

– Да не о том…

– Ладно. Прости, что перебил. Спокойно и с начала расскажи мне всё.

– Эх… Ну слушай:

Рассказ Гусара

(мат и некоторые подробности убраны автором)

Брожу я по сети. С женщинами знакомлюсь. Иногда в гости зовут. И вот получилось так, что недавно что шесть разных женщин пригласили меня. В разные города. Причём три на юге и три на востоке. Ну, я и наметил два маршрута. Про себя я назвал эти предстоящие поездки «Великий Южный набег» и «Великий Восточный набег» Начать решил с Южного.

Выбрал время. Договорился по интернету. Все трое готовы меня принять, ждут с нетерпением.

Знаешь, в чём была моя главная ошибка? Ни за что не угадаешь. Оделся легко. Слушаю сводки. На Югах +15 +20. Ну, думаю, чего я утепляться буду? Одел курточку лёгонькую, ботиночки на тоненькой подошве и вперёд. Морозец стоял –1, сухо. Ну, до вокзала в таком прикиде не доехать? Ха!

Поехал. Первая остановка – Исаев. В честь Штирлица, наверное назван. Маленький городишко. Тысяч на 30 народу. Чистенький, уютный. Старинный. Прям, патриархальный. Церквушки с кричащими воронами, бабушки на лавочках. Тепло же!

И девочка славненькая оказалась. Любушка. Хорошая такая, ласковая. С родителями живёт и сыном 2 лет. Мальчуган потешный. А родители нормально ко всему относятся. Понимают, что дочке тоже надо. Врачи оба. А сама она в музее работает. В краеведческом. Сходил, конечно. И на находки с палеолитической стоянки посмотрел и на чучело глухаря и на фотографии времён революции.

Картинная галерея там тоже есть. Бедненькая. В основном – соцреализм. Но есть одна картинка Левитана. Крохотная совсем. Этюдик.

Ладно. Не в том дело. Прожил я там 3 дня и 4 ночи.

Собрался уезжать. А тут погода испортилась. С вечера снег пошёл. Мело всю ночь. А утром снег растаял. И вот, представь: температура где-то 0, внизу – каша, снег с водой. Ботиночки сразу промокли. Хлюп-хлюп! Сверху – мокрый снег на мою непокрытую голову. Ветрище курточку продувает. Любушка предлагала мне свитер. Отказался. Зря.

А от Любиного дома до автобуса метров 200. А потом на остановке минут 20 стояли. Сажусь в электричку. Мокрый, замёрзший. В электричке, естественно, не топят. А всё теплее. Езды до Маяковска 3 часа, а мне в Красный Рабочий надо. Это посёлок такой. От Маяковска на автобусе. Приезжаю в Маяковск – до автобуса, оказывается, полтора часа. Ну, что бы умный человек сделал? Посидел бы на вокзале, погрелся. А мне Маяковск посмотреть хочется. Никогда раньше не был. А погода не улучшается. Попил я на вокзале кофе с булочкой и пошёл осматривать город. Ничего особенного не увидел, но к автобусу пришёл, клацая зубами. Сажусь в автобус. Тоже холодный, естественно. Кто же на Юге топить будет, да после +20? Хотя, надышали, конечно. Еду и мечтаю, как я приеду к этой Вике, которая живёт в Красном рабочем, как сразу в горячую ванну залезу, а Вика мне спинку потрёт. Разумеется, о сексе мы ещё в интернете говорили долго. С Викой этой мы и сексом виртуальным занимались в аське.

Нет, кончено я не исключал вероятность облома. Приеду, допустим, а она скажет: «Ты не в моём вкусе» или «Прости. Вернулся мой бывший муж. Мы решили жить вместе снова».

Нет. Ничего подобного не произошло. Вика встретила меня очень хорошо. Но принять ванну мне не удалось. Нет горячей воды. Как ты можешь догадаться, не топят. Живёт Вика в квартире с собакой. Болонка. Самая моя порода нелюбимая. Злющая! Гав! Гав! А у болонки ещё щенки. Хорошенькие, слов нет. Но мамаша-то совсем озверевшая. Пройти мимо не даёт. А холодрыга! Сквозняки гуляют. Дом хрущёвский. Градусов 12, наверное. Носки я посушить хотел! Где? Над газом? Так и остались мокрые.

Ну, борщом она меня, правда, покормила, чаем попоила. Хоть изнутри погрелся.

То что было между нами ночью, это не секс, а издевательство. Хотя, кого над кем? Наверное, судьбы над обоими. Легли мы спать в одежде. Простыни-то ледяные! Впервые в жизни ложился в постель с женщиной, не снимая носок, мокрых к тому же. Накрылись одеялом, щенками подписанным. А другого не было. Приспустили под одеялом трусики. Вот те и вся любовь. Ни мне удовольствия ни, тем более, Вике. Уснули. А в 6 утра она подняла меня. Стихи её слушать. Жаворонок, видишь ли! Хороши ли стихи? Как тебе сказать? Так себе.

Ну, покормила она меня завтраком, а часов в 10 утра надел я мокрые носки (чуть за ночь просохли), вставил их в мокрые ботинки и по грязи, по ледяной жиже, под мокрым снегом. Ты уж извини, что я всё про холод, да про мокрые ноги. Достал уже этой темой? Понимаешь, будь я одет в нормальную сухую обувь, в теплую куртку, будь я не таким замёрзшим, не произошло бы того, что произошло.

Ну, опять ожидание на остановке, опять автобус без отопления, опять электричка, ну, хоть стёкла не выбиты. И часам к 5 вечера добрался я, наконец, до города Ефимова, где живёт Э-э-эмма.

Сказать честно, она меня сразу же заинтриговала больше, чем другие. Этакое ходячее воплощение секса. Знаешь, мелкие детали, обмолвки возбуждают гораздо больше, чем стоны на клавиатуре: «А! А! Я хочу тебя!». Ну, так, между прочим, сказала что она по квартире нагишом ходит почти всегда. Между прочем, пока ехал и стучал зубами, я ведь вот о чём успел подумать: раз ходит голая, значит в квартире её точно тепло. Погреюсь! Смешно теперь, да?

Ну, приезжаю я в Ефимов, звоню ей. Называет адрес: улица Аверьянова 8 кв 106. А как добраться? На 6 троллейбусе. Он по Фрунзенскому проспекту идёт. Водитель знает.

Ни хрена водитель не знает. И пассажиры тоже. Какая-такая улица Аверьянова? И не слышали. Может Севастьянова? Так это в другой части города. Фрунзенский проспект знают все. Вышел я на этом проспекте. Он длиннющий. Спрашиваю улицу Аверьянова – снова никто не знает. А уже не сыро. Мороз, градусов 5 и метель метёт. И ни одного телефона-автомата. Пару раз не туда послали. Наконец, нашёлся один человек, который сказал, что это – в новостройках. Остановки 3 от того места, где я находился. А сама улочка – 3 дома. И отходит она не от проспекта, а от улицы Королёва, которая сама-то отходит от Фрунзенского проспекта. Нашёл. Напоследок провалился по щиколотку в замёрзшую сверху и занесённую снежком лужу.

Хорошо, если не схватил воспаление лёгких!

Ну, звоню в дверь. Открывает. И сразу – тепло. Такая радость! Наконец-то! И сама она из себя ничего. Правда, в халате. И встретила неплохо. Сразу отправила меня в ванную. То, чего я от Вики не дождался. Горячий душик! Сама зашла мне спинку потереть. Ну, тут ёжику ясно, что всё будет как надо. А под халатом – ничего. Видно. Знаешь, как возбуждает, когда халатик распахивается! А после душа – чистое полотенце и махровый халат для меня.

А потом – рассольник, курица с рисом, горячий чай с пирожными. Ну, пирожные я сам купил по дороге. И вино тоже.

Сидим оба в халатах. Ночь предвкушаем. Балдеем.

Телевизор включён. А по телевизору концерт показывают. И поёт Кикабидзе. Эмма растрогалась. Аж подпевать начала.

– Ой, до чего же я люблю Кикабидзе! Вот не люблю чёрножопых, а его так просто обожаю! Какой артист! Какие песни!

Я весь в осадок выпал. Ну, понимаешь, не затрагивали мы в наших эротических беседах этих тем.

– А что тебе эти самые, как ты изволила выразиться, «черножопые» сделали?

Ну, она, конечно, ответила. И про то, что они все рынки в руках держат. И девушек наших насилуют. И гомики все (это из другой части её пламенной речи). Расселились мол всюду, расплодились. Русскому человеку и ступить негде, одна сплошная чернота. Все мол нищие. За наш счёт живут. И при этом все миллионеры. Всё у русских нахапали.. И что чеченов давить надо, а Чечню в асфальт закатать. На мои попытки возразить – «А ты знаешь, что они в театре в Москве сделали?» Обычный набор озлобленного тупого обывателя

Ну, от кавказцев, узкоглазых, негров (которых правильно линчуют) перешла к евреям. Засели мол во всех структурах. Все вузы оккупировали. Сама Эмма в своё время поступить не смогла. Забыл сказать, что она – продавщица в одёжном магазине. Тут тебе и «Протоколы сионских мудрецов» с грандиозными планами захвата мира и Гитлер, который был прав, когда избавлял Германию от этих кровососов. И что на Россию его натравил Каганович. А так бы русские и немцы вместе весь мир захватили бы, янки разогнав. Молотов – тот человек был.

Ну, американов, само собой ненавидит люто. «Пиндосы!» Радовалась теракту 11 сентября. Бин-Ладена уважает. Вот он для неё не чурка!

Говорю: «Так он же чеченских боевиков поддерживает!» Думаешь, смутило её? Как бы не так! Нет! Чечены – сволочи черножопые, а Бин-Ладен – герой. А то, что про него рассказывают, это – американо-сионистская пропаганда. И, вообще, он за русских.

Вот так!… Ну, как мне следовало поступить? Мужику бы я в рыло заехал, ясно. А тут сидит женщина в халатике под которым ничего нет и несёт всю эту нацистскую ахинею.

Переубеждать таких дело бессмысленное. Знаешь, не верю я в то, что взрослого человека можно переделать. Воспитание нового человека! Какая чушь. Или в Перевоспитание уголовников. Держи карман шире! Посадить перед собой серийного убийцу и вещать ему о гуманизме, Толстого вслух читать! Глядишь, подобреет. Глупости! Во всяком случае, из меня проповедник никакой. Бить женщину, даже такую паскудную я бы не стал. Ну, что поделаешь. Воспитание. Правильнее всего мне было встать, высказать ей в лицо всё, что я о ней думаю, одеться и уйти. Ну, вот так просто. Ведь не поздно ещё было. Часов 9. Успел бы на троллейбус. На вокзал и куда-нибудь подальше. Может – домой. Может к Любушке обратно. Только бы подальше от этой злобной гадины!

Да, я главное забыл сказать. Если бы всё это было только в теории. Она

Сама ходила «чёрных» бить. Если не врёт, конечно. А ещё они с подружками ходили бить девушек, которые с «чёрными» гуляют. Ну, ничего себе? Какая мразь! А наводили их менты. «Вон ту видите? Она с азером гуляет. Можете сделать с ней, что хотите. Только чтобы жива осталась, нам мокрое дело не нужно. А мы сделаем вид, что ничего не заметили» Представляешь?

Ой, надо было мне уйти. Но… Ну, представь себе. Вышел из душа. Одежда моя через стиралку прошла, сушится. Тепло, сухо. Рядом сидит женщина. Мерзкая, отвратительная, но наощупь тёплая. И ночью она даст без сомнения.

Ну, понимаешь же, когда настроился уже. Сам мужик. Должен понять. А тут… не просто облом, а облом, сделанный твоими же руками.

Ну, да всё же главное, только согрелся – снова одевать всё мокрое и в ночь, в холод.

Ну, был, конечно, компромиссный вариант. Остаться, но с ней не спать… Нет, всё-таки кабели мы, мужики.

Остался я, в общем.

Да, конечно я сказал ей, что я интернационалист и что к фашистам отношусь сугубо отрицательно. Пожала плечами. Дескать, каждый останется при своём мнении. Хоть мозги … перестала. Тоже не совсем. То и дело «твои любимые евреи», «Ты же негров любишь»

Ой, как мерзко. Ну, а потом ночь. Да, трахнул я её. Вспоминать противно. Нет, в постели она очень даже ничего. Да как завёлся я… А в голове, даже в самые острые моменты всё же мысль: что же я, падла, делаю. Она же – мразь! Она же – враг!

Утром просыпаюсь. Сопит рядом. Знаешь, говорят, поймёшь, как относится мужчина к женщине по тому, как он к ней после ночи любви относится. А тут просыпаюсь, ну, так противно, так гадко на душе.

Я, Роман Гусаров, с фашистской сукой переспал!

Ну, а с утра ей, конечно, ещё захотелось. Удовлетворил. Куда же тут денешься?

А ей с утра не на работу. А поезд мой не скоро. Как я выдержал её общество до полудня… Ещё на вокзал пошла провожать.

Ну, сел я в поезд. Хорошо ещё соседи не болтливые попались. И – сразу вокзала – к тебе. Ну, не сразу. Сначала зашёл в первую попавшуюся забегаловку, выпил. Не мог терпеть. Душа горела.

Роман больше не рисовался. Он пил, говорил, плакал, снова пил…

– Нет, ну скажи… ну кто я?! У меня дед под Воронежем погиб. Другой дед с войны калекой вернулся. Без ноги и без пальцев на левой руке. Бабушка блокаду пережила. Двоюродный дед партизанил в Белоруссии. Сестра деда в концлагере была. У неё номер на руке остался. Родители оба в эвакуации были. Отец – в Сибири, мать в Казахстане. Все дедки, бабки, дядьки, тётки от фашистов натерпелись. А я спал с этой сукой, с этой гадиной! И не удавил её. Целовал, груди ласкал… Гад я! Сука!

– Нет. Сука – это она – пытался успокоить Андрей. А ты … ну, случилось. Что теперь поделаешь? Ну, считай, что ты её просто грязно вы…л. За нас всех.

– А других, хороших? Тоже?

– Нет. Только её. Ну, неужели ты с этой Эммой и со Светой или с той же твоей новой подругой Любой вёл себя совершенно одинаково?

– А ты знаешь, – Роман вдруг оживился, – не так. Я ведь ей ни одного ласкового слова за ночь не сказал. Ну, как я могу сказать «моя хорошая», если она совсем не хорошая. Как я могу назвать её лапочкой или моей девочкой? В прочем, ей это, похоже, и не нужно.

– Ну, вот видишь!

– … Эх! А Инну ты знаешь? Ну, которая в больнице работает?

– Слышал от тебя.

– Так Инна-то еврейка. Выходит и её я предал. Сука я! Сука!!!.. А Рузана… Рузана армянка. Может быть эта гадина брата её избивала. А я эту гадину ласкал, обнимал, гладил по всем местам. И Рузану предал, и дедов своих и бабок и Россию предал. Сука я! Сука! Иуда! Гад я!

– Ну, успокойся. Ты же Гусар. Ты же мужчина. Ну, не распускай нюни! Ну, хочешь мы сейчас в инет зайдём над нациками поиздеваемся, а то, если выйдет и сайт их какой-нибудь хакнем.

– Мне в таком виде только за комп…

– Послушай. Сорвался ты. Ну, с кем не бывает. На самом деле ничего страшного не произошло. Никого ты не предал. Никакая ты не сука. Завтра ты встанешь и посмеёшься над собой. Ну, правда же, не уходить же тебе было во всём мокром на мороз. Ну, схватил бы ты воспаление лёгких, ещё окочурился бы? Из-за этой дряни? Стоит ли она твоей жизни? И еще! Ты ведь собрал ценную разведывательную информацию. Про то чем в Ефимове милиция занимается. Ты же журналист. Напиши статью. Подумай, ведь нашим разведчикам на войне тоже, наверное, приходилось ни раз ложиться в постель с фашистскими сучками и выслушивать до и после акта, как они любят фюрера и как мечтают о скорейшей победе над русскими. А иначе, кто бы им поверил? А девушки-разведчицы ведь тоже были. Им-то как мерзко было, небось!

– Да… Статью я напишу. Завтра же!

– Ну, вот и отлично.

– Ох! Выдам я им! Я этот чёртов Ефимов… Нет! Но как я мог?! Почему я не ушёл?!

– Ну, успокойся, мы же договорились, завтра ты напишешь статью. А сейчас – попробуй уснуть. И… вот ещё. Избитый приём в кино. Что делает героиня, переспав не с тем, с кем надо? В душ идёт, верно? Как бы смыть с себя «эту грязь». Может и тебе поможет?

– Пожалуй, стоит…

Андрей открыл шкаф.

– Вот тебе полотенце, вот халат. А я пока постелю тебе. Пожалуй, лучше будет если ты переночуешь у меня.

Гусар поднялся, взял из рук Андрея полотенце, пошатываясь двинулся в сторону ванны. Андрей вдруг подумал, что сейчас Рома напоминает Ипполита из «Иронии судьбы». Между прочим, тот же артист Яковлев играл и в «Гусарской балладе».

Из душа Гусар вышел спокойный и вялый. Уснул быстро. А утром пошёл к себе.

Вот и всё.

Да, статья Гусарова вышла через месяц. Ажиотажа не вызвала. Прочли и забыли.