Какая тёплая осень! Начало ноября, а почки сирени и смородины подросли, напряглись в своей вечной надежде – вдруг на этот раз зимы не будет? Но небо уже стихло – гуси пролетели. Почти месяц, как пошли первые стаи – сперва небольшие, по две-три в день, и всегда на закате – отдохнуть на вечернем озере. А две недели назад приглушённые высотой, переливающиеся гусиные крики катились волнами, возникая на северо-востоке, за рекой, и стихая на юго-западе. На гребнях этих волн стаи высоко пролетали в зените – большие, в сотни птиц, неправильные клинья, неровные вереницы, иногда, кучкой - отбившиеся, уставшие группы. Пару раз мелькнули небольшие, низко летящие стаи лебедей – огромные белоснежные птицы светились под низким солнцем. Гусиный прибой перекликался весь день, не стихая и звёздной ночью – невидимый в темноте, обозначенный лишь голосами. Древний воздушный коридор – цепь озёр аж до Ледовитого Океана…. Когда-то предки этих птиц каждую весну улетали всё дальше на север, вслед за отступающим ледником. И теперь им надо успеть, пока вода не застыла.
Обычно гуси точно знают время – за последними стаями идёт холод. Но самые запоздалые странники уже давно достигли и покинули озеро - а неподвижный воздух даже ясной ночью прогрет до десяти градусов. Гусей уже не слышно, только синички, попискивая, крутятся на соснах, да две белочки – одна светлая, другая тёмная - ещё с летними, рыжими хвостами, не обращая внимания на людей, быстрыми ручейками перетекают по крышам и облетающим яблоням.
Вечер тёмен, как ночь. Луны ещё нет, светят лишь звёзды – и фонари вдоль единственной улицы нашего маленького садоводства. Фонари экономно тусклы, так что звёзды кажутся ярче. Дома темны – люди почти все уже в городе. Улица изгибается, плавно спускаясь. За оградой – край речной поймы, где лес переходит в заболоченные кусты. Единственная сухая тропинка ведёт к пляжу. Но что там сейчас делать? Да и не пройдёшь без фонарика, который тёмной стеной отделит тебя от звёзд и леса.
Хорошо хоть комаров нет. В этом году вопреки всем законам эти твари тучами летали весь октябрь – мелкие до неощутимости на коже и полной беззвучности, ибо человеческое ухо не слышит их запредельно высокого писка. Но кусались не хуже крупных. Насекомые – они тоже верят, что зимы не будет. Гусеницы продолжают грызть остатки капусты. Мелкие мушки сидят на листьях, греются под остывшим солнцем. И даже бабочки иногда летают. Вот и сейчас – громадный мотылёк порхает, кружится под единственным ярким фонарём у средних ворот. Его сероватые крылья по-стрекозиному прозрачны. Он не тычется глупо в стекло фонаря, а качается где-то на половине его высоты, описывая длинные, вытянутые восьмёрки – точно до краёв освещённого круга. Просвеченный фонарем, снизу он бел и весь странно-прозрачен - кажется, что насквозь просвечивает даже крохотное мохнатое тельце. Спереди видны два округлых вытянутых выроста – ещё более прозрачных, чем крылья…
Стоп, стоп! Мотылёк?! Размах крыльев – сантиметров тридцать. Если такие бабочки и бывают, то только на Амазонке, а не у нас и тем более не в ноябре…. Да это…
Серые тени, в белую ночь мелькающие над лугом и лесными полянами. Крошечные тела, висящие на песчаных стенках Саблинских пещер – трогать их нельзя: погибнут, если проснутся до весны. И это неземное существо. Сколько у тебя ликов, летучая мышка? Тебе не нужен свет – ты живёшь в мире звуков. Ты прячешься от него в пещерах, в дуплах, в ночной темноте. Но сюда, под фонарь, слетелась вся твоя добыча – последние осенние насекомые. Тебе надо поесть, чтоб пережить зиму. И здесь, под ярким светом, ты стала летучим кусочком сгущённого воздуха. Королём эльфов, что взял замуж Дюймовочку. Душой, вылетевшей – на часок, размять крылышки – пока хозяин летает во сне….
Глаз не оторвать от твоего полёта. В нём нет ни неровного бабочкиного порхания, ни угловатой стрекозиной быстроты, ни трепыхания мелких птичек. Нет и мощной стремительности стрижей и ласточек. Воздух сам несёт тебя, как волны, и ты летишь качающимся осенним листом – только быстрее, шире и не вниз…. А как велики твои крылья по сравнению с телом! Когда ты, засыпая, сложишь их, подогнёшь к груди свою треугольную зубастую мордочку и свернёшь уши, ты станешь едва ли не меньше обычной мышки…. Дай тебе Бог пережить зиму!
Я приходила под фонарь ещё два вечера. Но мышка больше не прилетела. |