Отвечает:
– Вот, капля,
стекающая по стеклу,
похожа на вёсны,
взваливая на себя мокроту
пенные вечера в тесноте
приземистый монолит у родника
с заросшими зрачками.

Слежавшаяся глина
отходила пластами
искры,
брызги
поворотных сигналов.
Змеящаяся материя затора, дымка, предутренние груды водил,
ёбаная пробка.

Учился чистить яблоко.
Мы – кожура… нет,
так, что видно по половине лиц –
размазаны за ветвями.

Находился в машине,
фонари промелькивали,
опутанные гирляндами, праздничные деревья.
Блядь, хоть глаз выколи
и откуда-то ведомо:
в такой же вот точно войлочной
собственный шаг не распознаешь
по горелому войлочному полю
цепью
пылинки клацали, мышцы сводило.

Скачок в пространство комнаты
запертый мир-в-мире
импульсы шоколадных фантиков
и – так сказать можно – зябкий хруст космоса
гул стен, будто бы прокипяченный,
фольга наледи, снега перст
нам это заканчивать, – отвечает.
Мы качаемся
на воде.