- Ты не посмеешь. Ты обещала мне! Обещала! – юноша чуть не срывался на истеричный плачь. Обычные безнадежные слезы уже некоторое время чертили дорожки на искаженном гневом и отчаяньем лице. Это чувство было почти так же ново и удивительно, как и все прочие. Но сейчас он не мог удивляться ему с должным восхищением, как, не так давно, удивлялся смеху, радости и страсти. – Ты не посмеешь!

- Ты так считаешь? – Холод блеснул в зеленых глазах его собеседницы и на мгновение ему показалось, что вместо глаз у нее матовые осколки нефрита. Впрочем, они так же быстро раскололись горьким пониманием и обреченным сочувствием, в миг, почти просушившими испещренное солеными дорожками лицо парня.

- Нет, - юноше ничего не осталось, как опустить глаза, прикусив губу от боли и обиды. А ведь еще недавно все было так легко и просто. Умей он чувствовать до этой злосчастной встречи, он бы и века не протянул со всем своим хваленым бессмертием. Сейчас он это понимал и понимал, почему люди смертны. И уже не был уверен, что этой игре вообще возможно выиграть. Только проиграть, как в свое время проиграла мудрая и наивная Ренета и как не собирался проигрывать он. Он уже даже не был уверен, что хочет чувствовать и понимать, каждый раз разменивая мгновения вечности, зоркость, ловкость и силу обреченного на Вечную Смерть на крупицы человеческого, тем более, что никогда не знаешь какое чувство тебе попадется. Разве что… то захватывающее, мягкое, теплое, успокаивающее и одновременно волнующее чувство, которое начинает клокотать где-то в животе, когда он встречался с ней взглядом…

Она тоже понимала всю тяжесть его поступка. И вдвойне понимала весь ужас того, что говорила и чему подвергала его. Но от этого не было легче не ему, ни ей, разве что больнее. Обоим. Ее даже не раздражало то, что он плачет, при том, как ненавидела она мужские слезы. В конце концов он как только что родившейся ребенок, он не то чтобы сдерживать чувств не может. Даже определить их не в силах. Потянувшись девушка чуть коснулась подбородка собеседника, приподнимая столь милое ей лицо:

- Я все понимаю. Все-все. Но и ты пойми, я не могу остаться. Я вернусь вечером, обещаю тебе. Со мной ничего не случится, в конце концов я живу… чувствую дольше тебя.

Крыть ему было нечем. Он только крепче обнял ее, прикусив губу и очередная слеза соскользнула по уже хоженой дороге. Если бы ему сказали раньше насколько острыми могут быть эти солоноватые капельки, он бы никогда не поверил.

Сейчас верил.

- Не уходи…

Она бы сорвалась, если бы не слышала сколь пуст и заведомо обречен его голос. Наверное, он даже не заметил, как его бледные губы в очередной раз прошептали эти слова. Медлить было нельзя. Это он еще никого не понимает, а она, как более взрослая, должна рассуждать здраво и холодно. Как бы это не было сложно. Медлить было нельзя. В медицине она понимала мало, но знала, что если резать, то сразу. Оттолкнувшись от него оно отошла на шаг и коротко усмехнулась, в глазах ее блеснули наигранные огоньки и, сняв треуголку девушка изящно поклонилась, после чего запахнулась в плащ, развернулась на каблуках и быстро нырнула во тьму.

Пиратка шла прочь, шла быстро, шла зло, не поддаваясь на уговоры сорваться, вернуться или хотя бы обернуться. Она шла быстро, шла зло, шла в темноту, напрасно обещая вернуться.

Она никогда не была уверена.

Она давно скрылась в ночи, а вампир все еще стоял, глупо глядя в темноту. Он понимал, что он должен был бы чувствовать. Сердце должно было бешено биться в груди… даже не в груди, бить в горло, пытаясь проскользнуть наружу, перехватывая дыхание. Ничего не было, он уже больше, чем полтора века ничего не чувствовал. Впрочем, с совсем недавних пор… И хоть сердце его не начало биться, ему было горько смотреть ей вслед, хотелось отвернуться, но что-то мешало. Затем вампир поднял одну руку, медленно снял перчатку и стер очередную слезинку. Долго, задумчиво глядел на нее, поднес ко рту, попробовал на кончике языка… Вампир поморщился, поднял глаза на сгущающуюся темноту и, горько усмехнувшись, развернулся на каблуках, двинувшись прочь, по пути натягивая перчатку.

Он верил и не верил ей, сильной и самоуверенной, переменчивой по натуре и рождению.

Оборотни, именно за это их не любят равнодушные вампиры.

За что только он любил ее?!

Федери сидел за небольшим стоиком в достаточно простой таверне. Даже странно, что в столь населенном и популярном городе таверна ограничивалась столь маленьким заведением. Сейчас она была почти пуста и юноша скучающе потягивая сухое, красное вино. До заката оставалось не меньше трех часов, так что выбора у него не было.

Прибыл он в этот город совсем недавно. Кому сказать, что полутровековому вампир явится сюда только что б полюбоваться как прославленный город выглядит после осады – не поверили бы. Впрочем, это была истинная правда. И город выдержал осаду достойно. Более никаких дел у него здесь не было и, если в ближайшие дни ничего не изменилось, он двинулся бы обратно. В столице соседнего государства юная графиня Де Лонгдвиль с нетерпением ждет изысканного аристократа Федери де Барроса.

Вспомнив о герцогини вампир чуть усмехнулся, сделав еще глоток и скучающе оглядел зал, по которому разносилась приятная мелодия скрипки, то пускающаяся в беззаботный, веселый скач, то текущая бархатными симфониями. Помимо увеченного скрипача в зале было две девушки – хозяйка таверны и сидящая неподалеку пиратка, на которой было задержался взгляд вампира, но тут же скользну мимо. Усмешка снова легла на бледные губы вампира, он вновь пригубил вино и прикрыл газа. Перед внутренним взором возникла маленькая и смешливая графиня Де Лонгдвиль, так любящая играть в прятки. Впрочем, она не любила играть с изысканным Де Барросом. Не понимала, как он так быстро ее находит. Юная графиня Де Лонгдвиль… может и незачем ждать эти несколько дней, а двинуться сразу же на закате?

- А теперь танец для той милой пары!

Крик скрипача разогнал приятные мысли и раздраженно глотнув вина он хмуро огляделся, ища виновников этой завы. Впрочем, не увидел никого, кроме чуть нахмуревейся пиратки. Видимо он говори о них, так поучается? Забавно, забавно. Отставив бокал он легко поднялся, надел цилиндр и двинувшись к девушке учтиво поклонился.

- Позволите, леди?

Она усмехнулась, вызывающе блеснули зеленые газа и девушка поднялась.

Впрочем, этот танец она осталась ему должна…

… Это был самый худший день. Самый худший из ста пятидесяти семи лет равнодушия и двадцати трех дней молодой, неистовой жизни. Вампир бы сказал, что весь день душа у него была не на месте, если бы он только верил в эту нелепицу – душу у обреченного на Вечную Смерть. Вот же глупость! Юноша горько усмехнулся и нервно покрутил в руке пустой бокал, почему-то не решаясь в этот раз заполнить его багряным напиткам. Он ожидал, ожидал, ожидал… и никак не мог дождаться. Скоро должно было начать смеркаться. Рука предательски дрогнула и он крепче сжал ее на тонкой ножке бокала. Глухой звон и вампир растерянно взглянул на отломанный от ножки бокал. В конце концов, до темноты еще есть время, да и все это беспокойство, разумеется, напрасно. Ведь она всегда возвращалась?

Федери улыбнулся и поднялся, двинувшись к стойке за другим бокалом. Взгляд его случайно задержался на сгущающейся за окном темноте, холодок пробежал по спине и словно хлестнул по руке, заставив выронить переломанный бокал. Тихий звон, он резко обернулся и выругавшись присел на корточки, собирая осколки.

- На счастье, - понимающе улыбнулась хрупкая официантка, уже выскальзывая из кухни с веником и совочком.

Вампир поднял на нее равнодушный взгляд и поднялся на ноги, еще раз обернувшись к бархатной темноте.

Осколки хрупкие, звонкие и холодные. Как она.

На счастье? Вампир прикрыл глаза и чуть нахмурился.

На горе…