I

Элис быстро прикрыл дверь и повернул ключ. Молодое дыхание заставило слегка подвинуться темную туманную затхлость воздуха в доме. Тени, вздрогнув, шевельнулись и, чихая от непривычного человеческого запаха, убрались внутрь черного коридора. Элис достал из-под куртки лакированную дамскую сумочку, открыл ее, вытащил кошелек и заглянул в его содержимое. «На первое время хватит. Но все равно – до чего же мало денег носят с собой дамы в наше время», - подумал он. Оставалось лишь грабить не только женщин в шикарных дубленках, но и господ в дорогих пальто, а они, к сожалению, умели не просто визжать, но и ломать ребра невзрачному мальчишке с обаятельными глазами. Поэтому Элис опять спрятал сумочку под старую куртку и начал подниматься по лестнице в комнату, которую он снимал у некой близкой ему женщины.

Парой пальцев извлекая из подкладки ключ, он краем глаза заметил свою мать, замершую в темном углу пролета. «Надо придумать новый карман для ключей», - мелькнуло в голове у мальчика.

- Добрый вечер, Элис, - мать, назвавшая сына таким дурацким именем, была, как и обычно, ужасно пьяна, только стена удерживала ее от падения. – Мой любимый мальчик принес мамочке немного денег?

- Нет. Ты знаешь, что не получишь от меня ни монеты сверх того, что я плачу за комнату. Даже не надейся, - Элис спокойно думал о том, как бы не ударить «мамочку», если она поведет себя агрессивно.

- Проклятый мальчишка! Ты вовсе не любишь меня! – она попыталась шагнуть к нему, но не удержалась и упала на дощатый пол.

- Да, мама. И никогда не любил, - и Элис открыл дверь, а потом запер ее изнутри, давно научившись не замечать всхлипывающего плача снаружи.

С усталым видом Элис опустился на старый стул. Кроме этой бесполезной деревяшки, маленького стола и продавленной кровати в комнате ничего не было, и мальчик поежился от холода, который сочился в приоткрытый рот окна. Вывалил содержимое сумочки на стол и примерно подсчитал стоимость всех вещей. Получалось не так уж мало для простой добычи, но он все равно тоскливо опустил голову, погрузив ее в грязные ладони.

Сегодняшний день окончательно подкосил его надежды. Он и так думал, что после прошлогоднего провала при поступлении в училище не сможет оправиться. Но тогда как-то удалось сладить с депрессивными мыслями, а вот сегодня… Несостоявшаяся спутница жизни, делящая с ним все проблемы и бесконечные мелкие кражи, юная и немыслимо испорченная Дилайла сказала то, отчего в душе Элиса перемешивалось в крепкий коктейль многослойное злостное отчаяние. Когда они сидели на ступенях какого-то недостаточно модного магазина, чтобы можно было нанять охрану, мальчик, высматривая возможную жертву среди прохожих, отвлеченно рассказывал Дилайле о своих мечтах. И, когда он настолько расслабился, что дошел до сокровенного желания поступить в театральное училище, то услышал издевательский смех. Недоуменно повернув голову и отвлекшись от наблюдения, Элис посмотрел на смеявшуюся до слез спутницу. Спросил, в чем причина ее веселья, и услышал в ответ: «Ты что же, всерьез говоришь такие глупости? Да ты полный дурак, если надеешься поступить туда. Там учатся только дети богатеньких и гении. Денег у тебя, я знаю, нет, и талантом ты тоже не блещешь. Так что прощайся с детскими бреднями скорее, у тебя нет шансов».

Тогда Элис просто встал и ушел, не обращая внимания на замолчавшую Дилайлу, которой было совершенно плевать, есть он рядом или нет. Он отлично понимал, что их временный союз вызван только тем, что вдвоем легче прокормиться на улице, и голодом юного тела. Но больше он в этом не нуждался.

Он не плакал, хотя было очень обидно. Неприятно чувствовать себя одиноким, но Элис не знал другого. И поэтому давно не плакал. Жалел только, что не проучил глупую Дилайлу тогда. И немного сомневался в правдивости ее слов. Но лишь немного.

За окном темнело, а Элис все сидел, обдумывая происходящее. Он ничуть не боялся – это чувство тоже атрофировалось со временем. Думал только о том, что и в какой последовательности делать дальше. Потому что прожить ту жизнь, которую можно было бы смело записать на его счет, он не собирался. «Нет уж», - он усмехнулся уголком губ и поднял одухотворенное лицо, подставив его под всплеск металлического заката. – «Это немыслимо».

И вновь наша встреча с Элисом пришлась на закат. Только со времени нашего последнего свидания прошло некоторое время и минули некие события. И теперь мальчик, отмеченный тенью неизбывности, сидел на подоконнике одного из светлых коридоров театрального училища и вертел мысленными пальцами простую игрушку-фразу. «Все бы хорошо, но вы нам не подходите. Понимаете, нам нужны… даже не более презентабельные артисты… Скорее более способные к игре. В любом случае, толика таланта у вас есть, но ее недостаточно для нашего училища. Прощайте».

Темно-рыжие лучи плавно ложились тяжелыми складками на юное лицо и прятали волосы мальчика в синеватый колпак вечера. Искривленное холодом выражение закаменело, и тени медленно превращали портрет в грубую гравюру. Палец с ободранным ногтем тщательно ковырял белую краску подоконника. Тихий шепот звучал боем барабанов, отражаясь от окон: «Неправда, неправда, неправда. Не понимаю. Почему я…» «Не смог?» - мерзко хихикнуло ухмылявшееся Ид. – «Потому что правда. Все правда, во что ты не верил. Ты не способен стать великим. Ты заперт собственной ограниченностью, и не можешь дышать тем воздухом, который принадлежит настоящим Актерам». «Неправда», - отчаянно прошептал Элис. Подсознание брезгливо промолчало. Неожиданный голос ударил кулаком в плечо:

- Добрый вечер. Простите, но вы здесь учитесь?

Элис машинально повернулся и проскользнул мутным взглядом по едва очерченному силуэту девушки, которая слегка растерянно стояла перед ним.

- Да, разумеется, - в уставший голос сама собой вложилась ирония. Элису было как-то наплевать, что она была нечестной.

- О, чудесно. Тогда вы не подскажете мне, как пройти в аудиторию под номером тридцать пять? – наивные глаза глупышки свидетельствовали о полном непонимании того, что происходило с Элисом.

- Конечно, - чужеродный голос издевательского Ид искренне потешался. – Пройдите по коридору, там будет лестница, как поднимитесь на два этажа, так вторая дверь налево.

- Спасибо вам большое, - девушка ослепительно улыбнулась. – И удачи, я думаю, что вы станете великим актером.

И она заспешила по коридору, не оглядываясь. Элис хотел даже встать и сказать, что он обманул простушку, но вмиг передумал. Усмехнулся, неспешно поднялся и засунул ладони в карманы вытянутых штанов. «Да, мир, я готов полюбить тебя. А если ты не поверишь мне, то я так запудрю тебе мозги, что ты никогда не догадаешься, насколько ядовиты мои объятия. И никто не посмеет сказать, что это не величайшая афера двадцатого века!»

Спустя несколько месяцев, собрав некоторую информацию о людях, которые невольно могли бы ему помочь в достижении мечты, Элис уже был почти готов начать аферу. Не хватало, пожалуй, лишь деталей, хотя здесь мальчик надеялся на свою импровизацию. И шел он к пока еще далекой цели, не страшась препятствий.

Влажный и полупрозрачный снег брезгливо хлестал мальчика перчатками по лицу. Морщился от его безразличия и бил все сильнее. Но Элис спокойно шел, лишь чуть наклонив голову, чтобы лицо не рассекло до невидимой крови. Мальчику на долгое время предстояло сохранить это спокойное выражение, не смея лишний раз улыбнуться или как-то выдать себя. Пока он еще не играл, но уже принимал эти правила. И тщательно восстанавливал в памяти особую карту, на которой в нужных местах были расположены другие игроки. Или картонные фишки?..

Высокий дом, принадлежавший одной известной в определенных кругах даме, наклонился над худой тенью мальчика, уронив снежные очки. Вокруг сновали чертовски модные дети, одетые весьма странно и не по погоде: разгульные шестидесятые давали о себе знать. Элис слегка поморщился от этой манерности, свойственной неразумной юности, к которой вроде бы принадлежал он сам… Ему претила возможность бездумной траты денег ради представления себя бедняком, одетым в драный костюм. О нет, он замыслил несколько иное, что позволило бы ему не просто войти в дом той самой некой дамы на равных, но и испить с ней вина, единым взглядом заставив бедняжку слепо повиноваться.

Внимательный до мельчайшей придирки взгляд бродяжки изучал дом, прикидывая расположение комнат. Затем тень, почти занесенная снегом, закрыла глаза. Для того чтобы попасть внутрь, требовалась определенная решимость и полная осведомленность. Но недаром же юноша потратил черти сколько времени для того, чтобы выяснить огромное количество подробностей про одного известного режиссера, который, разумеется, невольно посодействует ему в достижении несомненно высокой цели. Правда, для этой самой цели придется пожертвовать чувствами и состояниями многих, но Элиса это не смущало – его план определенно оправдывал средства для достижения мечты.

И теперь Элис, замерев, стоял перед домом любовницы известного в определенных кругах режиссера и плавно перебирал мысленными пальцами наиболее благоприятные варианты того, как можно попасть внутрь, вызвав как можно больше доверия. В конце концов он выбрал наиболее простой и потому вряд ли могущий вызвать недоверие способ. Да, его использовали многие хитрецы во многих книгах, но Элис возлагал всю надежду на то, что любовница режиссера не читала книг, кроме, разве что, любовных романов. И, конечно же, на свое обаяние и удачу. Он был уверен, что, стоит ему только взглянуть в глаза дамы и придать своему голосу чуть больше томности, и она не дрогнет в мысли поверить пареньку. Осталось совсем немного добавить для полной доверительности. И Элис отправился в один из самых дорогих магазинов, чтобы купить на все деньги, которые оставались у него после нескольких последних краж, шикарный костюм. А уж снежная грязь, испуганное лицо с оттенком возмущения и дрожащие пальцы, чей обладатель всеми силами клянет проклятых грабителей, сделают свое дело. Обязательно.

С определенной тоскливой злобой выходил Элис из щеголеватого салона. Разумеется, кто бы узнал бывшего бродяжку в этом ухоженном молодом человеке, но неприятный осадок от тех взглядов, которыми его одаривали в бутике и при стрижке, уходе за руками и прочем, остался. Стараясь почувствовать себя человеком из высшего общества, волей случая оказавшемся в бедствии, Элис все больше преображался. Лицо его менялось, а мокрые подтеки, которыми он украшал свой новый костюм, набирая полные ладони грязноватого снега, воспринимались с личной болью. И к дому любовницы режиссера подошел уже не робкий юноша с глазами, в которых творилась всякая чертовщина, а старающийся держать осанку после нанесенного удара по ребрам молодой мужчина высокого круга.

Прижимая одну ладонь с длинными и грубыми пальцами, на которых ухоженно красовался маникюр, к якобы поломанному ребру, Элис согнулся напополам и с упором в кнопку звонка потянулся вперед в ложной попытке позвать на помощь. После долгого звука дверь слегка приоткрылась, оценивающий взгляд неласково провел по костюму, вцепился в прическу и тут же отпустил. Дверь распахнулась одновременно с внимательным поклоном швейцара, который не мог оставить бедного господина в дорогом одеянии на улице.

- Проводи меня к хозяйке, - прохрипел натужно Элис, вздрогнув при звуке своего голоса: он понял, что в этой игре совершил первую ошибку. Его ферзь мог быть пожран простой вражеской пешкой. Простой пострадавший в драке, несчастный прохожий явно не мог знать, в чей дом он постучался волей случая. Но швейцар даже не заметил нечаянной оплошности, резко бросившись внутрь дома.

«Проклятое доверие», - усмехнулся про себя Элис. – «Оно многих из вас еще сведет… либо с ума, либо в могилу».

Сударыня в чертовски модном мешковатом платье спешно выбежала в коридор. Ее взгляд не оценивал, ведь швейцар наверняка просветил даму о вошедшем незваном госте. Она нервно вскрикнула, рука истерически дернулась к сердцу, а голос вопросил:

- Что с вами, сударь? Может быть, мне вызвать врача?

- Нет, не стоит, - хрипло произнес Элис, прислонившись к дверному косяку. – Мне станет лучше, если я просто немного побуду в покое. Я прошу прощения, что вломился в ваш дом, не спросив разрешения и не представившись, но…

- Что вы, не стоит, я вижу, что с вами произошло что-то ужасное.

- Да, вы правы. Но все же с моей стороны было крайне не по-джентльменски вламываться в ваш дом.

- Забудьте, - испуганно вскрикнула дама. – Оскар проводит вас в гостиную и принесет немного выпить. А там вы и расскажете о своей беде – я вижу по вам, что вы честный и порядочный человек, так что не думайте ни о чем, а лишь скажите, если вам понадобится врач…

Дама отвернулась, готовясь лично проводить гостя внутрь дома, а на лице Элиса вспыхнула болезненная усмешка: он отлично знал, что единого взгляда достаточно, чтобы заставить леди воспылать к нему тем чувством, которым он захочет.

Небольшой диванчик радостно принял в свою компанию сначала даму, а потом Элиса. Последний судорожно сжимал ребра, а дама не менее нервно вздрагивала и очень обрадовалась, когда Оскар принес бутылочку бурбона. Разлитый по бокалам темный напиток яростно жег руку молодому «аристократу». Первый же глоток опалил и расслабил полусудорожные мысли и движения.

- Так что с вами случилось, сударь? – дама опустошила сразу весь бокал, что вызвало легкий красноватый румянец. – И что привело вас именно в мой дом?

- Ох, простите, я совсем не представился. Мое имя – Э… Энтони Коулд. Хм, начинающий, но в будущем очень известный английский актер, - Элис выдержал короткую паузу, чтобы не сбиться и не выглядеть сочиняющим на ходу. – Я только вчера прибыл для съемок в новом фильме господина Трэвиса… и вот, уже вляпался в переделку. Представляете себе, на меня сегодня утром напали какие-то малолетние грабители и отняли все документы и деньги. Я все, как назло, положил в свой кейс! Черт, я даже не успел ничего понять… Один ударил меня сзади по голове, а потом другой по ребрам. Черт… - чуть задыхаясь, Элис окончил гневную тираду, справедливо умолчав о том, что сам еще вчера относился к таким «малолетним грабителям».

- О боже… - дама прижала ладонь к алым губам, явно взволнованная. – До чего с ума сошли эти бродяги – ограбят любого… Но постойте… Вы, кажется, обронили, что приехали к господину Трэвису… К Фрэнку Трэвису?

- Да, а почему вы, леди, так взволновались при этом имени? Хотя что это я… Конечно же, вы наверняка слышали об одном из величайших режиссеров Соединенных Штатов… - Элис невинно замолчал, предоставив право говорить собственно собеседнице. А уж молчать она явно не собралась.

-Да, разумеется, я знаю его… но знали бы вы, сударь, как вам повезло! Ведь я знаю его несколько ближе обычной поклонницы и, возможно, смогу вам помочь после сегодняшней неприятности, - губы дамы жеманно сомкнулись. – Меня зовут Лина Ван Бонер…

- Лина… - будто припоминая, сощурился Элис. – Ах, та самая Лина, звезда фильмов Трэвиса?

Лина скромно потупилась:

- Ну, не звезда, разумеется… Но все же... Так вот, господин…

- Коулд, - Элис участливо улыбнулся.

- Да, господин Коулд. Вы ведь наверняка впервые в Америке, а все адреса и телефоны были записаны в какой-нибудь книжице из кейса, верно?

- Да, увы, мисс Бонер.

- Тогда я помогу вам встретиться с Трэвисом как можно скорее. Да что же – я позвоню ему прямо сейчас! – и она вскочила, будто вспыхнув.

- О, подождите, мисс Бонер…

- Лучше просто Лина, раз вы друг Фрэнка…

- В этом-то и дело, Лина… - Элис ухмыльнулся про себя, ведь как отлично работала мысль женщины, за него додумывавшей ложь. – Я приехал инкогнито, пусть и по старой просьбе Трэвиса. И хотел бы сделать ему небольшой сюрприз… Вы понимаете?

- Ах, разумеется, - Лина слегка взвизгнула. – Вы, мужчины, такие милые в своих глупостях.

«Да-да», - подумал Элис и действительно мило улыбнулся.

Пока Лина отходила к телефону и весело щебетала, обещая Трэвису, великому режиссеру безумного и неоправданно дорогого авангарда, встречу с одним очень и очень интересным господином, который не пожелал называть своего имени, Элис сидел на диване и потягивал бурбон. Он даже не рассчитывал на такую удачу – способность человека домысливать полный абсурд он оценивал в своем плане несколько ниже. Погружаясь в подобные, слегка опьяненные маленькой победой мысли, Элис совсем впал в улыбчивую апатию.

- Хей, господин Коулд, вы что, совсем не слушаете меня?

- Со всем вниманием, Лина, - Элис согнал едва заметную улыбку вмиг. - Кстати, зовите меня просто Энтони.

- Хорошо. Так вот, как я уже говорила, у вас назначена встреча с Фрэнком Трэвисом на завтра на час дня в ресторане «Хрустальный замок». А пока, - взмахом руки она предупредила вопрос. – Вы останетесь у меня. Я велю Оскару приготовить комнату для гостей.

- Что вы, зачем… У меня же номер в гостинице, - все складывалось именно так…

- Я всегда мечтала поговорить с живым англичанином! И забудьте про ваш дурацкий номер! Вы же не на месяц его сняли?

- Нет, но…

- Вот и отлично! Так как там у вас, в Великобритании? Пока я успела побывать только в Париже, но с французами не наговоришься, сами понимаете?

- Разумеется, - Элис легко рассмеялся простенькой интонации. – Ну ладно, вы меня уговорили… Но есть кое-что… Понимаете, мне неловко просить об этом вас, но я не смогу завтра прийти на встречу в таком костюме, а восстановление документов, чтобы снять деньги со счета в банке, займет некоторое время…

- Забудьте о деньгах. Я сейчас же выпишу вам чек, вы пойдете и купите себе костюм, а вернете сумму, как только восстановите документы.

- О, я не знаю, как можно отблагодарить мою спасительницу, - и Элис вкупе с дешевой фразой прильнул к руке Лины.

- Ну что вы! – она улыбнулась. – Перестаньте. Просто потом вы с Фрэнком пригласите меня на премьеру и будете весь вечер ухаживать за мной больше, чем за этой мымрой с главной женской ролью.

- О, я буду просить Фрэнка, чтобы он позволил вашей неземной красоте ослепить зрителя.

- Перестаньте, шут, - Лина рассмеялась. – Вот, лучше возьмите чек и немедленно езжайте в магазин за костюмом.

И она золотым «Паркером» начеркала кое-что в книжице с черным кожаным переплетом, небрежно затем оторвав листок. Элис прищурился, внимая каждому движению ручки при подписании чека, запоминая крохотные детали завитков. На всякий случай.

Бессонная ночь нежно обволакивала тело недавнего бродяжки вместе с дорогим шелковым бельем. Усталость затягивала почти взрослое тело в долгий сон без ярких цветов. Русые волосы разметались по подушке, а закрытые веки будто пульсировали нервной болью. Степенное и спокойное обдумывание предстоящих дней вызывали короткие судороги пальцев, сжимающих простыню. Было холодно, устало, голодно. Тело просило и жаждало, весь юноша горел неизбывным желанием, но некому было утолить его. От этого Элис сжался, повернувшись на бок и открыв глаза. Их легкие отблески сверкали в темной комнате, исполненные тоской. Он хотел бы сказать, что не плакал, да не с кем было говорить. Голову пронзила ностальгическая мысль о героине, пару доз которого он принимал случаем, но он заставил себя заткнуться. И так и лежал, согнувшись от боли и одиночества, волны которых рвались из самой глубины, маленький и жестокий человек, взявший на себя тяжелый груз. Лежал, пока сон не смилостивился над ним и не забрал к себе измученное мыслями сознание. И только влажные подтеки на подушке могли бы сказать что-то… но никто не пришел посмотреть на них.

Утро Элис встретил, едва приоткрыв ленивые глаза от солнца, которое било прямо в лицо. Провел машинально пальцами по подушке рядом с собой. Поморщился от собственной слабости, слегка приподнялся, удерживая одеяло на узких бедрах в бездумной ласке, и протянул руку, насильственно сжимая солнечные лучи. Каким только волшебником он не воображал себя в эту минуту! Как только не заходился свет в его глазах! Но зато, как только все прошло, Элис судорожно сжал пальцы и замер, машинально оставляя глубокие царапины второй рукой на внутренней стороне бедра. Голодное чувство было на время удовлетворено.

Элис позволил себе подняться и отправиться в ванную. Покинув ее спустя десять минут, он плавно облачился в дорогой костюм. Шаг. Еще один. Перед его растерзанным утром взглядом замерла дверь во внешний мир. И он протянул к ней бледные пальцы, не обращая внимания на то, как на внутренней стороне одной брючины медленно проступали темно-красные пятна.

Весело он спустился по лестнице вниз из «спальни на одну ночь», скользя руками по перилам. Завернул в коридор, почти спрыгнув с последней ступени, и вмиг приобрел степенно-насмешливое выражение, какое свойственно некоторым известным актерам. В двери в гостиную спиной к Элису стояла Лина и весело щебетала по телефону с кем-то, обильно вставляя слова вроде «милый», «конечно», «ну» и прочих. Элис плавно обогнул Лину, вжавшись всем телом в дверной косяк, и, войдя в комнату, потянулся к чашке горячего чая на кофейном столике. Лина что-то смешно вскрикнула последний раз и жеманно попрощалась с неизвестным собеседником, негромко положив трубку.

- Доброе утро, Энтони. Как вы спали? – она осторожно присела на диванчик.

- Да… Доброе утро, Лина. Не так уж и хорошо, - внезапно у Элиса испортилось настроение.

- В чем дело? В комнате было что-то не то? – она ловко играла в беспокойство, уже отвлеченная своими мыслями.

- Да нет, с комнатой все в порядке, я благодарю вас за этот приют, Лина, - Элису захотелось размозжить ближайшую вазу о ее голову.

- О, не за что, прекратите беспокоиться, - она спокойно стряхнула с себя лишний груз волнения и затрепетала в своем, ничего не значащем ожидании.

Элиса затошнило. Он уже сомневался в том, что решил сотворить. Внутри что-то толкалось все сильнее, а он никак не мог признать и понять смысл того, что он сидел здесь. Губы его слегка приоткрылись в желании закричать от кажущейся безысходности той красивой ловушки, в которую он сам себя загнал своей неуемной гордостью…

- Эй, Энтони. Слышите, на улице гудят! Это за вами приехало такси. Пора отправляться на встречу с Фрэнком. Кстати, я бы проводила вас.

- Конечно, спасибо вам за все. Я потом оплачу все счета, - голос Элиса из дерганой неслышимой истерии вновь стал спокойным и машинальным.

Он неспешно поднялся, поправил галстук и отправился к выходу, будто забыв о каких-то словах, морали, поведении. Его сутулая походка была отрешена и холодна. Вообще было холодно. Особенно по дороге к такси без шляпы.

Располагаться на мягких кожаных сиденьях было удобно. Слегка напряженное молчание Элиса заставило отказаться от болтовни и Лину. До самого места назначения он молчал, уставившись в кромку сиденья и не обращая внимания на проносившиеся за окном пейзажи. Только по прибытии к ресторану «Хрустальный замок» Элис-Энтони соизволил немного оживиться. Он приподнял голову и слегка поправил воротник. Оглянувшись сквозь стекло автомобиля, Элис мельком увидел вывеску, на которой был изображен неприлично четким наброском мальчик с бала Галантного века. Смешливая улыбка, цветной костюм с полосатыми рукавами-буфами, тонко обтянутые тканью талия и лодыжки, замерший в узкой мальчишеской ладони бокал шампанского – все это заставило Элиса содрогнуться мучительно в порыве невозможного для него искусства. Он стал еще мрачнее и пододвинулся к дверце, вновь безмолвно и тоскливо опустив голову.

По очищенной от снега дорожке проходили худые ноги в теплых зимних ботинках. Элис становился все веселее и беззаботнее с каждым шагом, будто его невыносимо пьянили снежные заносы. Шагнув в заботливо открытую дверь ресторана, он ощутил себя совершенно безразлично-пьяным, приветственно двинул пальцами в направлении шляпы при виде знакомого портрета режиссера, который публиковали во всех газетах. Мягко уселся за столик Трэвиса и легко улыбнулся. Спиной или свободным взглядом он уловил, что Лина последовала за ним. Нежный и картинный поцелуй с Фрэнком стал окончательным свидетельством их взаимности для Элиса.

- Мм… Дорогой, я хотела бы представить тебе Энтони. Будучи моим гостем, он обмолвился…

- Эмм, дорогая моя Лина, если вы не возражаете, то мне бы хотелось самому обговорить это с Фрэнком, - едва успел возразить нечаянной реплике Элис.

- О, разумеется. Что же, мужчины, не хочу вам мешать… Эти скучные разговоры явно не для меня. Пожалуй, оставлю вас, - и Лина лучезарно улыбнулась, разворачиваясь к выходу. – Меня ждет такси, я отправлюсь сейчас же в салон. Мы встретимся вечером, милый?

- Конечно, любимая, - Фрэнк Трэвис лишь слегка принужденно кивнул.

Лина отправила ему воздушный поцелуй и словно сама растаяла в его эфемерности. Элис наконец смог вздохнуть чуть свободнее, но внешне остался не менее раскованным, сохраняя свою изысканную улыбку.

- Так о чем вы так сильно хотели со мной переговорить, мистер…

- Коулд, - вновь подсказал Элис. – Мистер Энтони Коулд.

- Да, мистер Коулд… Лина так и не обмолвилась, что вы хотели обсудить.

- Мм, я хотел бы поговорить о… вложении денег в ваш новый фильм. Я слышал, что его никто не хочет продюсировать, но ваша жажда снять его… подтолкнула меня прийти к вам на помощь, - медленно рискнул Элис.

- О, мистер Коулд… Можно звать вас просто Энтони? – Трэвис заметно растерялся.

- Разумеется, - Элис был не менее холоден, чем ему положено было.

- О, Энтони, я даже не знаю… что я могу сказать? Это мой единственный шанс, мой подарок судьбы! Вы определенно посланы небом! Но нет, должны быть невыполнимые условия…

- Никаких условий, - поспешил успокоить его Элис. – Все, что вам покажется нужным. Я доверяю вашему вкусу.

- О… Тогда… Это безумное везение! Выпьем же шампанского, пока мое счастливейшее видение не испарилось! – Трэвис захлебнулся смущенным счастьем.

Элис спокойно сидел и благосклонно кивал. Ему было совсем чуть-чуть жаль наивности режиссера, который дождался исполнения нелепой мечты. Он вообще не был особенно жалостливым человеком, когда дело касалось его собственных интересов.

- Так вот, и затем – взрыв чувства, слепого, восторженного. Единый взгляд главного героя в новый мир и – конец! – лишь слегка пьяный Трэвис увлеченно рассказывал Элису и так до боли знакомый ему сюжет. Но молодой человек неспешно внимал увлеченному монологу, не забывая вставлять короткие реплики.

Чертыхаясь про себя от несносного легкого волнения, Элис уже рассказал о себе режиссеру, безбожно коверкая правду, играя известными именами и тщательно прося соблюдать его инкогнито до поры до времени. Он не позволял себе лишнего, но аккуратно развешивал коллекционное оружие своей лжи прямо над пропастью. И не умел колебаться.

- Значит, вы скоро сможете открыть счета, и мы начнем работу? – чувствуется, уже не в первый раз заикнулся об этом Трэвис.

- О да, разумеется. Насчет денег не волнуйтесь – с этим не будет проблем, лишь бы фильм удался. Постарайтесь думать об этом побольше, - Элис приветственно поднял бокал шампанского, истинно погруженный в мрачные мысли.

Трэвис радостно отозвался на его жест, а Элис тяжело задумался. Его мысль была далека от происходящего, игра запутывалась все больше, а несчастному игроку оставалось во многом лишь рассчитывать на удачу.

Денег, разумеется, у Элиса никаких не было, и он только частично мог предположить, где их можно взять в таком количестве. В принципе, он сильно рассчитывал на новые связи, среди которых могли оказаться перспективные инвесторы, а вторым номером в списке добычи финансов стоял покер. Уж в эту игру Элис навострился играть получше любого шулера из казино. И собирался использовать свое умение в полную силу, пока не кончился песок в воображаемых часах. Пока иллюзия покрова тайны будет прятать его обман.

- Да, значит, вы завтра прибудете к нам на обед, Энтони? В честь нашей сделки?

- Разумеется, - Элис словно очнулся, даже не пытаясь промотать разговор чуть назад: все равно там вряд ли было что-то интересное. – Только давайте условимся на одном…

- Конечно, Энтони, все, что в моих силах…

- Давайте, - Элис немного помолчал. – Не будем говорить никому об этой сделке, пока я не смогу открыть счета и предоставить деньги. Сами понимаете, в моем случае это займет некоторое время, а лишние преждевременные разговоры могут, в некотором роде, спугнуть удачу.

- О, разумеется, - Трэвис просветлел от такой простой условности. – Никому ни слова! Даже Лине. Я сам, знаете ли, не люблю этих бессмысленных разговоров. И ни с кем не обсуждаю свои дела до выпуска фильма, кроме, конечно же, своих компаньонов.

И он улыбнулся, вновь поднимая бокал в безмолвном жесте. Элис опять чокнулся с ним, а лицо его исказила ровнехонько нарисованная улыбка. Завтрашний обед вполне входил в его планы, а денег, данных Линой, пока вполне хватало, чтобы выиграться и пополнить бюджет на текущие нужды вроде гостиницы и нового костюма.

Завтрашний день Элис встречал уже на заснеженной дорожке к дому Трэвиса. Он накануне объяснился с Линой, обосновав свой отъезд срочными делами и нежеланием мешать возлюбленным проводить время вместе. Она была не особенно против. А потом Элиса ждало казино, куда он пришел исключительно заработать небольшую сумму. Неторопливая игра в покер, перемешанная с отточенным умением, принесла ему легкое злорадство над поверженными слабыми улыбками небогатых соперников и пару тысяч долларов.

Поэтому подход к дому новоиспеченной жертвы ловких махинаций он совершал с чистой душой. Наступив теплыми ботинками на крыльцо, он потянулся пальцем в крепкой кожаной перчатке и позвонил. Дверь аккуратно приотворилась, и Элис шагнул внутрь. Внешнее свободное украшение дома плавной лепниной и резкими чертами карнизов вполне соблюдалось и внутри. Пока Элис скидывал пальто, он успел осмотреть прихожую с высокими потолками. Ему даже в голову не приходило, что он мог бы никогда в жизни не увидеть подобного. Лишь внимательные глаза оценивали настоящее и впитывали одновременно цену отделки и ее красоту, которая вполне гармонировала с эстетическим вкусом Элиса. Хотя он, пожалуй, добавил бы немного экспрессии…

Почти незаметный дворецкий осторожно проводил молодого господина в гостиную, откуда планировался переход в столовую. Он ступал за спиной бесшумными шагами, лишь протянув руку, чтобы открыть дверь. Элис вовсе не думал и о нем: не презирал, не размышлял над смыслом подобной работы, не восхищался. Просто не думал, ему даже в голову не приходило думать о тех, кого не было в его первоначальной игре.

В открытую дверь он увидел гостиную и тут же ощутил волну приветственной улыбки от Фрэнка Трэвиса, который нежно бросился навстречу новоиспеченному приятелю. Но взгляд Элиса был холоден: он уже заметил следующий шаг своей партии… На диване, сжав руки на коленях, сидела пепельная блондинка с четким, но мягким профилем. И, едва ее взгляд столкнулся с взглядом Элиса, они оба все поняли. И Фрэнк уже мог бы не говорить, что это его дорогая сестра Катрин, ей даже не нужно было подходить и здороваться, смущенно улыбаясь. Все это было бессмысленным, потому что жертва уже была выискана ядовитым взглядом хищника. И первым же взором вступила в злую, сминающую всех поддавшихся игру.

Элис гордо улыбнулся уголком рта, почуяв почти открытый путь к победе. Нежные глаза Катрин, словно предназначенные для той самой единственной любви к сильному и властному, говорили ему больше, чем он сам мог только надеяться. Он принужденно смеялся, формально ухаживал за дамой и глядел смело и прямо, встречая ее робкие взгляды и жесты.

Еще сама ведая это лишь на часть, она уже принадлежала ему. Полностью. И Элис томно дышал, наслаждаясь ее зарождающейся страстью, предвкушая дорогие и сочные плоды, которые можно было надкусить до боли. Использовать для его грубого и полного счастья, выбросив сам плод, едва он поможет ему в пути к далекой цели. Он слегка прикусил губу в этом предвкушении и мягко улыбнулся ничего не ведающей о царившей в его душе черной жажде Катрин. Безумно хотелось принять дозу героина, но Элис только сильнее сжал губы и заставил себя сдержаться. Пока.

Скука Элиса, внезапно настигшая его, видимо, от переутомления, шла вразрез с атмосферой обеда. Трэвис ненавязчиво что-то говорил о серьезных и кажущихся ирреальными вещах, а Элис ковырял вилкой бифштекс, словно непослушный ребенок, и всячески увиливал от собственных мыслей.

Катрин все больше смущалась, опуская лицо и словно пытаясь найти что-то крайне необходимое в тарелке. Заметив эту неловкость, Трэвис укоризненно глянул на сестру и как будто хотел произнести что-то осуждающее, но вдруг задумался на секунду, переменился в лице и громко произнес:

- Хм, Энтони, знаешь, мои знакомые устраивают рождественскую вечеринку. Я бы хотел пригласить тебя. Познакомить с выдающимися американскими джентльменами.

- Мм… Я с радостью приму приглашение, но мне будет несколько неловко прийти к вам без спутницы… - даже Элиса отвлекла эта резкая реплика. Он слегка задумался. – О, Катрин, а почему бы вам не составить мне компанию? Фрэнк, я думаю, придет с Линой, а мы могли бы… - он лукаво улыбнулся.

- О, я…

- Конечно же, она согласна, - закончил за вконец смутившуюся сестру Фрэнк Трэвис. – В таком случае, мы будем ждать вас двадцать четвертого числа в… Ох, надо еще подготовить кое-что, - он судорожно вскочил с места, бросился к двери и только на пороге обернулся. – Я потом скажу вам все, просто сейчас… я несколько спешу… важные дела!

И Фрэнк растворился в дверном проеме. Элис позволил себе улыбнуться не более порочно, чем если бы он смотрел на ребенка. Хотя кто знает?.. Он упивался смущением дамы и не собирался менять общество, пока не возьмет силой всю выгоду.

- Что вы думаете о современном художественном искусстве? – медленно спросил он. – И не сводит ли вас с ума авангард в модных постановках?

Катрин подняла на него лучистый взгляд голубых глаз, и он понял, что нашел нужную струнку. Томный голос продолжил едва начатый им разговор… И, казалось, долгие дни до Рождества промелькнули вмиг, пока реплики были кончены.

- О да, и что вы думаете о творчестве Магритта? – Элис преданно держал Катрин за руку, провожая ее к известному в кругах людей, занятых в кинопостановках, но малозаметному клубу.

- Я думаю, что его картины отчасти полны таинства, а отчасти отчаяния, мистер Коулд. Как и картины любого художника. Знаете ли, многие способны говорить о специальных тропах, кто-то поминает секретные символы для избранных, но все-таки, на мой взгляд, художник прежде всего изображает восприятие своей души, кусочек увиденного его сердцем. Пусть даже и не так, как это видят другие. Ему больно и сладко… Но, мистер Коулд, не мне судить о великих. Я простая женщина. Забудьте.

- Неважно, милая Катрин, - и Элис ловко перехватил локоть своей спутницы. – Мы уже почти пришли. Это не значит, что я перебиваю вас. Мне импонирует ваше мнение, но… Вы можете позволить себе быть прекрасной и без размышления о великих. Единственная цель их жизни – это восхищение такой красотой, которой владеете вы, мисс Трэвис.

Катрин смущенно улыбнулась. Она не верила в свою красоту, но комплимент именно этого человека вдохнул в нее немного смущения. Они вошли в клуб, слегка обнявшись. Легкий жар обжигал его дыхание, а она была наполнена несвязным чувством ласки. Каждый думал о своем. И их мысли мало пересекались.

Войдя в красиво оформленную дверь клуба, они почти сразу же, едва успев скинуть тяжелую верхнюю одежду, попали в объятия Трэвиса. Его добродушная улыбка мало вязалась с холодным выражением глаз, но таков уж был характер режиссера. Веселье весельем, но дело надо знать, без сомнения.

- Добрый вечер, милая сестрица. И вам, мистер Коулд… Энтони. Я рад, что вы пришли. Пройдемте к нашему столику – я бы хотел познакомить вас с моими старыми приятелями.

И он развернулся, ловко лавируя между гостями и блеском полусердитых глаз заставляя официантов вжиматься в стены при его приближении.

«Это очень важные люди, два банкира и один владелец судоходной компании. Последний – противный до жути», - успела шепнуть Катрин Элису, пытаясь хоть как-то услужить новому знакомому.

Они плавно подошли к столику, за которым сидела Лина и трое пока незнакомых мужчин. Все приветственно кивнули, Лина что-то жеманно прощебетала по поводу «шикарного платья» Катрин, а один из незнакомцев привстал и аккуратно поцеловал руку мисс Трэвис, прошептав, что леди сегодня очаровательнее, чем обычно. Заметив брезгливо поджатые губы Катрин, Элис осторожно обнял ее, высвобождая ее ручку из пальцев, как видно, того самого хозяина судоходной компании. Тот слегка поморщился, но ничего более не произнес, ожидая, когда их со смелым господином представят друг другу.

- Господа, позвольте кое с кем вас познакомить, - как раз вовремя подошел Трэвис. – Это Энтони Коулд, мой милый приятель.

Все нестройно кивнули.

- Энтони, это мистер Хетфилд, - продолжил Трэвис, указывая на высокого мужчину с грубоватыми чертами лица и суровым взглядом выходца с севера. – Мистер Филипп, - слегка приподнялся на своем месте, коснувшись виска, невысокий лысый человек с черными усиками и хитрым взглядом. – И, наконец, мистер Юнг, - теперь уже хладным взором поприветствовал Элиса тот самый, поцеловавший руку Катрин, господин с острыми чертами лица и темно-рыжими волосами, завязанными в хвост.

Элис судорожно коснулся пальцами своих коротких русых прядей. Он на миг почувствовал себя совершенным мальчишкой рядом с этими солидными и богатыми людьми. Но только на миг. Он быстро вспомнил, кто он есть для них, и взял себя в руки. Надо было поддержать начавшийся между сидящими за столиком разговор. Элис, почувствовав на себе презрительный взгляд голубых глаз мистера Юнга, позволил себе обаятельно усмехнуться и вплести свой бархатный голос в общую канву беседы.

Они говорили о своих делах, о политической ситуации в современном обществе, жаловались на упадок молодых сил и немного упоминали искусство. Потом смеялись и шутили, чуточку танцевали и пили легкое вино, крадя осторожно с тарелок пирожные. Господин Юнг глядел с прищуром на Элиса, все время задавая въедливые вопросы типа: «А в каком университете вы получали высшее образование, молодой человек?» или «Чем вы занимаетесь? У вас есть какое-то дело?» Элису приходилось скоро придумывать ответы, сохраняя при этом покойное выражение лица и не позволяя кому-то услышать его фразы, чтобы сейчас и после не вызвать ненужных подозрений. Так продолжалось довольно долго, и Элис уже почувствовал себя мерзкой дешевой куклой в пальцах этих подслеповатых богатеев. Но тут же Трэвис развеял его мрачные мысли, ловко сведя разговор к первому тосту, которому уже наставало время: стрелка часов близилась к двенадцати.

- Господа, перед тем как выпить за наши успехи, я хотел бы поднять бокал за грядущие события. Я надеюсь, что мое новое предприятие, о котором вы узнаете в свое время, приобретет огромный успех. Но пока… я бы хотел выпить за одного человека, который сидит за этим столиком. Он явился нам со своей немного детской прямотой и открытостью, резко заявив о себе. Да, этот человек – Энтони Коулд, - он мягко улыбнулся и повысил голос. – И я хочу выпить за этого юношу, который возможно… нет, еще рано судить о сбывающихся мечтах. Эй, еще вина! Белого вина для белого, искреннего человека!

И Трэвис первым поднял бокал, а вслед за ним – и все остальные. Элис нервно изображал смущение, внутренне упиваясь тем, что каждый здесь – невольная фигурка его игры или просто нечаянный прохожий, - все поднимали бокалы в его честь. Это был первый урожай будущей славы. И он был не хуже дозы героина.

Сидеть за столиком, время от времени меланхолично приглашая на танец Катрин, спокойно улыбаться, поддерживать беседу и одновременно сходить с ума от возбуждающего сознание волнения было забавно. Секунда за секундой Элис пьянел, нервно представляя себе сцены собственного будущего плана. Он тщательно расписывал каждый момент и вновь захлебывался от восторга. Он чувствовал себя полным хозяином «своих возлюбленных милашек» и собирался каждого втянуть в свою историю. Но пока стоило подождать… Стать им немного другом. Или кем-то вроде того.

II

Со времени последнего разговора прошло полтора месяца. Рискуя так, как никогда бы не посмел раньше, Элис за это время сумел заработать (точнее, не совсем честно выиграть) вполне значительную сумму и втереться в доверие как режиссеру, так и «компании капиталистов». А особенно Катрин. Ее нежные жесты, поступки, взгляды всячески выказывали ее доверие и расположение, вплоть до того, что самозваный господин Коулд приехал, так скажем, погостить к своей даме. И мы именно сейчас застаем его за этим переездом, злого из-за каждой поцарапанной вещи и собирающегося наконец-то продолжить замерзшую на долгое время аферу.

Последние дни он тщательно морочил голову Трэвису, оправдываясь тем, что его счета пока невозможно открыть из-за волокиты с документами. Но на днях он планировал преподнести своему «другу» большой сюрприз, подготовив встречу с «компанией капиталистов», которые одновременно являлись перспективными инвесторами для фильма. Оставалось только провернуть это с минимумом просачивающейся информации, благо все участники этой игры в силу своей занятости практически не общались. И здесь дело почти полностью зависело от удачи.

- Дорогой, - Катрин в накинутой на плечи шали подошла незаметно. – Ты, наверное, устал. Переживаешь из-за вещей, хотя рабочие пока неплохо справляются. Может быть, пойдешь… домой и выпьешь чаю, - она сделала легкую паузу, видно окончательно принимая решение о положении Элиса в доме.

- Да, - коротко ответил он. – Поди и вели его приготовить. Я замерз.

Катрин молча переступила с ноги на ногу. Ей было немного неприятно такое обращение, но она ничего не сказала. В конце концов, ее любовь замерзала, а разве может быть что-то важнее, даже если ты сам умираешь от холода?

Элис вошел в кухню уютного дома Катрин, выдыхая еще холодный воздух. Его ботинки оставляли мокрые следы на плитке пола. Он сел за стол, вытянув худые руки. Сама Катрин где-то хлопотала, и Элис остался наедине с собственными мыслями. Получить деньги для фильма у богатых господ было не так-то просто, если они, например, решат связаться с Трэвисом и выяснить обстоятельства этого дела. А без этого точно не обойдется, все-таки это серьезные люди, с детства не баловавшиеся с игрушками. Значит, придется свести контакт режиссера и инвесторов его фильма к минимуму. Хотя, в конце концов, на то он и «продюсер». Элис меланхолично усмехнулся. Он крутанулся на стуле и повернул ручку конфорки на газовой плите. Посидел немного, пока не почувствовал легкий дурманящий запах.

- Энтони, дорогой, что ты делаешь?! – Катрин, внимательная хозяйка, заметила повернутую ручку, и ее шаль всколыхнулась в нескольких движениях. Она выключила пальцами плиту и обняла русую голову Элиса. – Зачем ты напугал меня?

- Я просто дышал газом, Кати. Я вдруг подумал… - в мыслях его пронеслось, что Катрин старше его лет на пятнадцать, но совершенно не замечает этого. – Что, если сейчас все это кончится?

- Что кончится, Энтони?

- Вообще все. Зачем все это нужно? Ради дурацких детских целей, которые постепенно перестают иметь смысл?

Катрин молчала, потому что не могла придумать достойного ответа. Лишь ее грудь мерно вздымалась, и шаль щекотала щеку Элиса.

- Я понимаю и принимаю все больше и больше. Когда-нибудь меня не хватит. Тебе лучше – ты не нуждаешься в огромном мире, а лишь прозябаешь в маленьком доме. Тебе достаточно иметь семью, иметь тех, кого ты любишь. У тебя нет мечты, которая бы таяла, стоит тебе подойти к ней близко. Ты вчера говорила, что не понимаешь, когда я читаю тебе свои любимые стихи. Ты не сможешь понять моих слез от строк Верлена. Ты не сможешь лететь со мной, потому что ты глупа.

Катрин по-прежнему молчала, едва сдерживая рыдания.

- Ладно. Я еще побуду с тобой на этой грешной земле, - Элис слегка улыбнулся, наслаждаясь низкой властью. – Пойдем сегодня в один клуб... Мне нужно будет встретиться кое с кем. И заодно ты развлечешься. А завтра закажем тебе в дом кукол – я должен заботиться о своей девочке, - и он привстал, бесчувственно целуя ее лоб.

Пока Катрин собиралась, Элис позвонил и заказал машину. Было немного прохладно, и он решил выпить немного коньяку. Потянулся по-хозяйски к одной из полочек, открыл дверцу и аккуратно взял пальцами за горлышко бутылку. Занялся поисками бокала, но вдруг почувствовал легкий шум за спиной. Элис резко развернулся, но ничего подозрительного не заметил.

«Черт, треклятые нервы!» - подумал юноша и отхлебнул горячего напитка прямо из горлышка. – «Мне определенно надо успокоиться и меньше обо всем этом думать».

Он успел выпить треть бутылки, когда трепещущая Катрин в новом платье спустилась к нему с верхнего этажа. Она замерла в некой благости, словно пугаясь его слегка пьяного взгляда. Элису даже не нужно было овладевать собой. Он лишь с легкой жалостью к погибающей от безответности любви улыбнулся и едва слышно произнес:

- Нам пора. Ты собираешься скорее, чем другие женщины, но все равно невыносимо долго, - увидев, как она помрачнела, услышав эту реплику вместо комплимента, Элис вновь улыбнулся. – Зато ты будешь самой красивой женщиной сегодня. А если нет, я подсыплю какой-нибудь тупой красотке в вино яду. В конце, концов, я не могу позволить, чтобы рядом со мной была не самая красивая и умная женщина этого вечера.

- Да, Энтони… Я понимаю, - Катрин была рада и этому полуласковому слову. – Я рада, что нравлюсь тебе.

- Да-да, пойдем же, - Элис нетерпеливо и машинально обнял ее. – У меня еще сегодня важные переговоры.

Катрин испуганно замолчала и приняла его руки. Она внутренне ужасно мучилась от такой холодности со стороны ее возлюбленного, но само нахождение рядом с ним, таким юным и горячим, запах его мягких русых волос, задумчивое выражение обаятельных глаз подкупали ее наивное и жаждущее любви сердце.

Начало этой истории было скорым и кратким в своих мимолетных действиях, но сейчас, когда вроде бы все катилось к чертовой матери, именно сейчас у Элиса появилось время остановиться. И вместе с ним остановились и все остальные. Он замер в этой дороге, в этой машине с мелодичным голосом Леннона из магнитолы, запутавшись мыслями в невесомом дыхании снега за стеклами. Мальчик ненамного вырос: все те же юные годы, все то же упрямство в жестах оставались в нем, но какая-то холодная жесткость того самого «ид», которое проявило себя много месяцев назад, изменила его полудетские черты, вдохнула в его губы бессердечность, оставив лишь каплю чувствительности на самом дне души. И вот он, юный и одновременно старый, сидел, откинувшись на сиденье автомобиля и едва слышно напевая что-то сквозь зубы.

Рядом с ним тихо и аккуратно сидела Катрин, изредка поправляя шубку на плече. Женщина с пепельными волосами, покорная своему весьма властному брату, а затем влюбившаяся до одури в молодого богача, старалась сдерживать себя всю сознательную жизнь. Спокойность была ее неотъемлемой чертой, но она тяготила ее последнее время, когда внутри все жгло невыносимо от желания осторожной ласки.

У каждого из них была своя небольшая тайна, о которой они оба молчали. И негромкая музыка модной группы явно не располагала к откровенности, лишь успокаивала слегка горячечные сердца. Он думал о том, как получит деньги у сударей, о том, как потом будет снимать фильм, о том, сколько денег понадобится для всего этого и обо всем ином, что пока меньше тревожило его сердце. Она думала о том, как ей невыносимо скрывать от нервного и раздражительного возлюбленного своего маленького племянника, который живет с ней в доме после смерти сестры. И еще о том, что ей было известно о его пристрастии к героину. Признаться, когда она нашла небольшой сверточек и упаковку шприцев в его ванной, то не сразу все поняла, ибо все-таки логическая мысль мало имеет общего обычно со слепой любовью. Но потом для нее стало мучительно хранить эту маленькую истину в себе, быть не в силах уберечь красивого Элиса-Энтони от возможных проблем.

- Мы приехали, господа.

Элис будто очнулся и вежливо кивнул водителю. Расплатившись и выйдя из машины, он заботливо открыл дверцу со стороны Катрин и подал ей руку. Она приняла его теплую ладонь и осторожно вышла, стараясь не погружать в снег свои крохотные туфельки. Всего несколько шагов до дверей дома они прошли в молчании и некотором отстранении, но, стоило войти в легкий шум и сильный запах сигар, как Элис тут же неимоверно ласково улыбнулся и обнял свою спутницу.

Катрин с необыкновенным сожалением осознала, что она была здесь лишь дорогим приглашением из шелковой бумаги, которое нужно бережно и высокомерно предъявить на входе, а потом машинально, по детской привычке слегка сминая, спрятать в карман брюк невозможной стоимости. Элис-Энтони всегда так делал с приглашениями на ее глазах, не обращая внимания на легкие неодобрительные взгляды солидных мужей и едва слышное бормотание: «Ну и англичанин». В том, что этот молодой человек прибыл из Англии по каким-то важным делам, никто не сомневался. Хотя у него почти не было акцента, он все равно вел себя слишком развязно для выходца из приличной американской семьи. Все пребывали в уверенности, что именно новомодное европейское воспитание сделало господина Коулда, юного миллионера, таким… «несколько странным». Но не об этом были мысли его милой спутницы.

Не очень-то приятно быть игрушкой баловня судьбы, пусть даже он и гордится твоим дорогим фарфором кожи, аккуратно расчесывая прическу из натуральных волос. И поэтому, когда Элис-Энтони с горящими от легкого возбуждения глазами подвел ее к столику, за которым, благо было назначенное им время, сидели господа Хетфилд, Филипп и Юнг, Катрин лишь горько вздохнула про себя.

- Добрый вечер, господа, - Элис с терпкой гордостью не склонил головы. – Я бы хотел кое-что обсудить с вами и поэтому попросил прийти. Надеюсь, что моя мысль вас заинтересует.

Тут он словно бы случайно заметил стоящую рядом в бездействии Катрин и мягко подтолкнул ее:

- Милая Кати, тебе будет скучно здесь. Иди и развлекись. Потанцуй, сыграй в карты, выпей вина. Все заказывай на мой счет, милая, - и он отпустил ее талию.

Катрин натянуто улыбнулась и пошла к бару с самыми мрачными мыслями: «Если ему плевать на меня, то хоть выпью виски». Танцевать она ни с кем не собиралась, но вот в сомнительном удовольствии поболтать с такими же скучающими дамами – оставленными на время спутницами богатых бизнесменов, она не могла себе отказать.

Элис же тем временем нагловато уселся прямо напротив господина Филиппа, который, как мы помним, немного походил на одного всем известного бельгийского детектива. Мелькнувшим жестом взял предложенную сигару и задумчиво начал разговор, ибо все остальные выжидательно молчали.

- Итак, господа. Я пришел к вам от имени мистера Трэвиса. Я думаю, все вы слышали про его идею поставить новый фильм… И он бы хотел…

- Это тот фильм, в который никто не хочет вкладывать деньги? – язвительно перебил юношу мистер Юнг. – Он не окупится, и вы это отлично знаете. Так что денег от нас вы не получите.

- С вашей стороны не очень вежливо перебивать человека, который пришел к вам с выгодным предложением. Но, если именно вас, мистер Юнг, это не интересует, то можете уйти. Я думаю, остальные собравшиеся выслушают меня с большим вниманием, - Элис постарался, чтобы его слова не прозвучали слишком быстро.

Юнг что-то тихо проворчал, но остался.

- Так вот, господа, мы несколько отредактировали сценарий, и теперь, я уверен, фильм побьет все рекорды кассовых сборов, несмотря на не такой уж большой бюджет.

- А что именно вы изменили? Мне бы хотелось ознакомиться со сценарием, если я правильно понял ваш намек, юноша, - мягким голосом проговорил господин Филипп.

Элис расплылся в улыбке:

- О, я действительно хотел бы рассчитывать на вас, господа. Как и Трэвис. Мы с некоторых пор… что-то вроде компаньонов. А сценарий я принес с собой, - он передал его заинтересованному Филиппу. Мистер Хетфилд, явно неразговорчивый малый, перегнулся слегка через плечо приятеля, мельком проглядывая ровно отпечатанные строки. – Разумеется, сегодня я планирую лишь обговорить все в общих чертах. Надеюсь, что где-то через неделю вы удовлетворите меня сообщением своего решения?

- Разумеется, юноша, - грубо передразнил его Юнг. – Надеюсь, что ответ будет отрицательным, верно, господа? – он обернулся, ожидая поддерживающих реплик.

- Хм, ну, не горячись так, - опять же мягко ответил Филипп. – Мне кажется, что из этого может что-то выйти. Разумеется, это не окончательное решение, но шансы у вас с Трэвисом есть, юноша. Кстати, надеюсь, вы не будете против, если мы свяжемся с Фрэнком насчет этого дела? Не хотелось бы подвергать ваши слова сомнению, но все же лично мне показалось несколько странным то, что он сам не пришел на встречу…

- О, разумеется, - Элис неторопливо откинулся на спинку стула. – Не скажу, что мне приятно ваше недоверие, но это очень разумно. Фрэнк хотел, чтобы я лично поговорил с вами, он считает, что у меня это получится лучше, но, конечно же, узнайте у него самого, - Элис знал, что такой поворот неизбежен, но все равно тонкая рубашка показалась ему нестерпимо тесной.

Юнг резко встряхнул рыжими волосами и отвернулся. Не говоря ни слова, с места поднялся Хетфилд и отправился к телефону. Когда он скрылся в дальнем углу зала за прозрачной дверцей, Элису стало совсем дурно. Ему хотелось влить в себя холодного шампанского, но это бы выглядело несколько подозрительно, поэтому он лишь отхлебнул глоток из своего бокала и весело подмигнул мрачному Юнгу. Шли невыносимо долгие секунды, во время которых Филипп и Элис вели формальную беседу, а внутри у последнего все корчилось в агонии страха. В конце концов, в толпе показалась по-прежнему невозмутимая фигура Хетфилда.

Он с таким же полуотрешенным выражением лица подошел к Филиппу и что-то едва слышно зашептал ему на ухо. Судя по всему, этот господин вообще не общался ни с кем, кроме своего низенького усатого приятеля. Элис прикрыл глаза, чтобы его не выдал блеск и, наблюдая за танцующими и пьющими посетителями клуба, внимательно прислушался. Биение сердца слегка мешало разобрать слова, но он все же уловил: «Трэвис сказал… рассчитывает на деньги… в скором времени… уважительно… о Коулде… действительно хочет… по измененному сценарию… ему не хватает только инвестиций… намекнул, что предвидит выгодное вложение». Внутренне почти ликуя от истерии, Элис выпрямился и слегка потянулся, искоса глянув на мистера Филиппа. Тот вздохнул и обратился к юноше:

- Ну что же, мы подумаем над вашим предложением. Надеюсь, что решение выйдет положительным для вас. Но, мне кажется, ваша дама уже безмерно должна соскучиться. Поговорим в следующий раз, а пока пригласите ее к нам и давайте выпьем вина.

- Ну уж нет, пейте без меня. У меня еще много дел на сегодня, - черты лица Юнга еще больше осунулись, а голос даже скрипел от сдерживаемой злобы. Он резко вскочил и вышел, расталкивая толпу острыми локтями. Мальчишка, который пришел неизвестно откуда и захватил внимание всего общества, был ему совсем не по нутру.

А Элис тем временем пробирался к бару, сходя с ума. Он, конечно, вписал удачу в свою игру, но столько везения… «Какое же чудо этот Трэвис! Представил все так, как я и просил. Сказал, что рассчитывает на деньги, но не назвал источника. И никто никого не понял! Боже, как я счастлив!» - и ни одна предстоящая опасность не пугала юношу. Поэтому, когда он появился перед слегка пьяной Катрин, та даже обомлела от переполняющего счастья в глазах возлюбленного. Он обхватил ее за талию и закружил. Потом поцеловал в лоб и, смеясь, словно полоумный, увлек за собой под завистливые от такой раскрепощенности взгляды.

Они сидели за столиком, весело шутя и смеясь, и даже вечно спокойный Хетфилд улыбался и изредка отвечал короткими репликами. А уж мистер Филипп, опустошив единолично бутылку шампанского, хлопнул по плечу своего молчаливого приятеля и, взмахнув руками, пригласил на танец даму из толпы, видимо, свою старую знакомую: так они обменивались взглядами, как умеют лишь старые любовники, встретившиеся и вспомнившие прежние чувства.

Тогда и Элис улыбнулся и протянул руку Катрин, приглашая ее на танго. Она слегка смутилась, но согласилась, отдав в его власть тонкую ручку в шелковой перчатке и спрятав кончик покрасневшего подбородка в меховую отделку платья. И только мистер Хетфилд остался за столиком, временами незаметно притоптывая ногой под музыку.

Элис танцевал с Катрин так страстно, как она сама и не могла желать (благо в свое время он не поленился взять несколько хороших уроков у одного разорившегося «аристократа»). В какой-то момент ему даже захотелось поцеловать ее или даже намекнуть на что-то большее, но спустя секунду был осознан абсурд подобного желания, и Элис лишь усмехнулся, остановив свои губы, едва касаясь ими щеки Катрин. Зато, заметив в стороне продавца роз, он без сомнения подцепил длинными грубыми пальцами несколько, зажал весь букет зубами, ничуть не морщась от того, что шипы царапали нежную кожу вокруг тонких губ и оставляли красные пятнышки, и в конце танца резко отшатнулся от Катрин, упав на колени и протянув ей букет. Зал зааплодировал, давно уже расступившись, чтобы понаблюдать на воистину красивый танец этой пары. Катрин же, вспыхнув еще сильнее, приняла букет и любовно заглянула в глаза своему избраннику. Но его очи не пылали страстью – в них лишь поблескивал холодным металлом успех и где-то в глубине кружили расчетливые мечты. И женщина, вмиг почувствовавшая себя несчастной девочкой, застыла от невыносимого больного страха.

Ввалившись в дверной проем дома Катрин, Элис устало облокотился на ближайший столик и засмеялся. Он был вымучен шумными танцами и алкоголем, но силы улыбаться еще оставались. И настроение, что удивительно, было преотличным. Его Кати упала в прихожую вслед за ним, тоже смеясь и шатаясь на высоких каблуках. Ее глаза горели, а руки все порывались обнять шею Элиса, но удерживались в последние секунды.

- Ох, милая Кати, мы сегодня хорошо отдохнули… Что скажешь?

- Да, Энтони… Мне кажется, что в моей жизни не было еще такого веселого вечера.

- Хм, тебе только кажется, - Элис грустно ухмыльнулся. – Будет еще веселее, обещаю тебе, - и он каким-то порывом оказался совсем рядом с Катрин, внимая своими серыми умными глазами, которые владели определенной силой. И она, как и многие другие, не смогла устоять перед этой властностью. Ее руки легко скользнули на бледную кожу шеи, щекоча и перебирая тонкие короткие прядки волос.

- Не стоит, - он не очень аккуратно, но и не отталкивая, отстранил Кати. – Ты ведь знаешь, что я не люблю этого.

- Да, конечно. Прости, - она немного поникла.

Элис развернулся, протянув руку назад и подняв ее подбородок:

- И не будь такой кислой. Ты же не хочешь, чтобы я заскучал с тобой.

И он, напевая, отправился в гостиную, где надеялся найти еще алкоголя.

Катрин последовала за ним, смиренно забыв капризный выпад и лишь надеясь на благоразумие Элиса-Энтони.

- О черт, что это?! – Элис сначала приоткрыл дверцу бара и на ощупь достал бутылку абсента, а лишь потом зажег свет свободной рукой. И мальчик, сидевший на диване, явно не способствовал большой его радости. В частности, он никак сюда не вписывался.

- Так, я повторю: что это такое? – Элис произнес это почти по слогам и судорожно присосался к горлышку бутылки.

- Милый Энтони, это мой племянник, - резко выпалила Катрин, ожидая господского гнева.

- Так… - Элис вздохнул. – Это хорошо. Но что он делает здесь?

- Энтони, это мой племянник. Питер. После смерти сестры я взяла его себе. И он будет здесь жить, что бы ты ни сказал, - впервые Катрин решилась возразить Элису, протянув руку и взяв хрупкое запястье мальчика, который плохо осознанным, но восхищенным взглядом следил за выражением лица Элиса.

- Да ладно, пусть живет, где хочет. Устраивайте тут гостиницу или вертеп, как вам заблагорассудится, - легко воскликнул Элис и отвернулся, отхлебывая абсент.

Катрин мягко подошла к нему и взяла за дрожащее плечо:

- Не злись, прошу тебя. Пойми: ему некуда идти.

- Да-да, я всех понимаю, - Элис слегка раздраженно обернулся. – Все в порядке. Пойду к себе, если ты не против. Побуду один.

- Разумеется.

Элис развернулся и пошел к лестнице, по направлению к своей комнате в этом доме. Он совсем не злился, весь этот каприз был мелочным. Но вот выпить в одиночестве и подумать – что могло быть слаще?

Захлопнув дверь в комнату, Элис устало прислонился к косяку спиной. Голова немного заболела, что не мешало ему осознавать действительность: «Бедная умница Катрин… Жаль, что она получила такое воспитание. Возможно, из нее и могло бы что-то получиться, будь она хоть немного смелее. Хотя сегодняшнего упрямства я, признаться, не ожидал. Похвально. Надо будет научить ее разговаривать хоть немного больше, иначе я совсем заскучаю, а времени подыскивать новую дорогую оправу у меня нет. Все-таки процесс достижения цели должен доставлять мне удовольствие. Решено: с завтрашнего дня займусь уроками воспитания у этой нежной особы. Главное, чтобы она сумела побороть в себе эту мерзкую страсть. Пользоваться ее телом мне не пойдет. В конце концов, я, наверное, обаятельный злодей, который лишь подставляет чужие души, но не допускает унижения», - Элис грустно усмехнулся, окончательно впадая в мрачное настроение. – «А этот мальчик… Я видел его увлеченный взгляд. Зачем? Не хочу быть примером для подражания. Это раздражает и мешает. Никогда не любил детей. Надеюсь, что он не будет путаться под ногами».

Элис тяжело оттолкнулся от дверного косяка и медленно прошел в ванную. Там он повернул дорогие краны и сел на бортик, наблюдая за водой, которая заполняла неглубокий фарфоровый пруд. Безразлично и неторопливо стянул с себя костюм, бросив его тут же, и ступил в мокрое босыми ногами. Сел, отпустил руки и вытянул все тело. Теперь он был не таким уж и худым, он постепенно рос. Но все равно до взрослого мужчины пока не хватало пары лет.

Элис откинул назад голову, замочив русые пряди, которые немного и очень модно отросли. Мысли его тянулись тяжело: «Кто я? Чего я хочу? Разве эти вопросы так важны для меня, как несколько месяцев назад? Играть в кино… Какая пустая затея. Нет, неправда, я все еще мечтаю об этом! Может быть… Не сегодня. Мне уже не нужно так много, но меньше брать я не умею. Значит, так и буду брать. Подумаю об этом завтра», - он ухмыльнулся, вспомнив фразу из любимого фильма Катрин. – «Интересно, а что я сам значу для себя? Для каждого из них всех я – это тщательно выбранный образ, но кто я сам для себя? Дурак. Глупо задавать себе такие вопросы, когда ты знаешь, что никого не любишь сильнее этого дурака».

Элис сам не заметил, как сел и сжался, прижимая лицо к коленям. В ужасно горячей воде ему вдруг стало холодно. Собственное внутреннее пламя не грело так сильно, как бы он не любил самое себя. Что-то трескалось в его душе. Не от одиночества, скорее от странного усталого волнения. Нужно было немного отдохнуть, но нельзя было себе это позволить. Хотя… Есть одна мелочь, которую можно устроить для любимого человека.

Элис улыбнулся немного смешно и отнял лицо от коленей. «Я принадлежу только себе. Непреложный закон. Целиком и только себе». И в знак этого он, вряд ли осознавая до конца смысл подобного символа, больно поцеловал, хотя скорее даже сильно укусил нежную кожу бедра. Впился зубами в порыве отчаяния, как глупый мальчишка, оставляя кроваво-красное пятно. Если Элис и проявлял чувственность, то она всегда была резкой и именно такой болезненно-страстной. И сейчас безумное желание окатило его жаром. Он сжался весь, сильно сдвинув ноги и необдуманно изгибая руки. Последний раз стиснул зубы, добившись алой струйки, стекающей в горячую нестерпимо воду, и откинулся назад. Зажмурился от легкого возбуждения и полностью расслабился. Спустя пару минут мальчик спал. Крепким детским сном, удобно устроив голову так, чтобы не захлебнуться случайно. Это утром в ванную ворвется Катрин и чуть не потеряет сознание от испуга, увидев его недвижное тело в холодной, слегка розоватой воде. Это утром придется решать проблемы, звонить разным людям, думать о деньгах и планировать съемки. Это утром опять черная скука завладеет его сердцем. А пока в его власти был целый волшебный мир, полный приключений, игры и чудес. Мир, созданный его спящим подсознанием для своей единственной любви.

Пару дней спустя, спокойно и с долей самоуверенности Элис принял звонок от мистера Филиппа. С легкой улыбкой выслушал его бархатное согласие на съемки, обговорил небольшие детали и предложил встретиться для более подробных договоренностей. Аккуратно положил трубку и задумался, облокотившись о стену. Катрин, все это время стоявшая в дверях, плавно подошла к нему и прикоснулась к одной из скрещенных на груди рук:

- Тебе опять придется куда-то ехать, Энтони?

- Нет, Катрин. У меня невозможная куча дел, как и всегда, но не сегодня… все не сегодня.

- Мне кажется, что ты так устал, что вовсе не обращаешь внимания на меня.

- А кто сказал, что я должен это делать?

- Я… не знаю… - Катрин замолчала.

- Ладно, забудь. Я и вправду устал. Мне бы сейчас неплохо выпить кофе, а потом сходить развеяться. Погулять по нашему парку или зайти в магазин и купить тебе пару безделушек. Все дела я оставил на завтрашний день, а сегодня мы можем отдохнуть, если хочешь.

- О, милый Энтони. Я была бы очень рада провести с тобой целый день… - Катрин мягко улыбнулась.

- Ну, не целый день, разумеется. У меня еще есть работа на сегодня. Но несколько часов мы вполне можем повеселиться. Одевайся, только быстро. Я не хочу долго ждать, иначе солнце сядет. Сейчас же поедем в парк, а там, рядом, есть небольшой ювелирный магазинчик. Или лучше зайти в кукольный? Посмотрю, - он задумался на пару секунд. – Что ты тут стоишь? Я же велел тебе собираться. Или ты вознамерилась испортить мой день своим тупым взглядом? Поди прочь, пока не надоела, - он улыбнулся и милостиво махнул рукой, предоставив «даме своего сердца» удовольствоваться и этим подобием расположения и поспешить в свою комнату, чтобы предстать перед ним в лучшем своем виде и в очередной раз бесплодно попытаться покорить его.

На улице по деревьям хлестал злой февральский ветер. Элис вышел, закинув назад шарф, и рассмеялся злой вьюге, вцепившейся зубами в лицо. Он не был слишком требователен к спутникам, слава его характеру, и поэтому лишь плавно полуобернулся к Катрин, которая осторожно шагала вслед за ним. Внезапно его сердце кольнула легкая жалость к этой нежной фигурке: ее чувство, ее почти любовный страх перед преградами мира заставили Элиса дрогнуть. Он подошел к ней и взял ее руку в свою. Заметив ее удивленный и исполняющийся радости взгляд, юноша потянул запястье вперед и вдруг резко дернул и отпустил. Катрин полетела в снежный ветер, едва держась на ногах, а Элис улыбался. От холода или еще чего, но он чувствовал, что этот обиженный шаг есть самое большее, что он мог ей дать.

Они шли медленно, почти не разговаривая, но Элис внутренне чувствовал привычную высокомерность, хотя и не кичился ею. Воспринимать Кати как ребенка, подвластного ему, он мог, но пользоваться этим ради унижения – увольте. Единственный раз он позволил себе мерзость. Когда на дорожке парка встретилась закатанная детьми ледяная полоса, знаете, та, на которой так весело кататься с разбегу, он скользнул на нее всем телом, оказавшись вмиг на другом конце с довольным смехом. Потом протянул руку, показывая Катрин, что и от нее ждет того же самого. Она мягко, затем почти резко отнекивалась, но, увидев обиду на его неправдивом лице, все же решилась, шагнула слишком быстро и, конечно же, упала, поскользнувшись на каблуках. Элис тогда засмеялся, убрав руки в карманы и глядя на нее надменно. Он не хотел этого унижения, но тот взгляд, которым секундно одарила его Кати, стоил подобного. Это был хороший урок для маленькой девочки. Элис даже подумал бы нежно поцеловать ее в подбородок, но решил просто молча гордиться своей подопечной. Он улыбался, пока Кати злилась и отряхивала снег с юбки. Он улыбался еще долго. Он улыбался, потому что знал, что он – последний, кому эта милая красавица сможет подчиниться.

В подобном обиженном с одной стороны и развесело-гордом с другой молчании они совершили неплохую прогулку по парку и заснеженным улицам до небольшого магазинчика антиквариата. Элис с уже почти приклеенной улыбкой пропустил вперед даму, заботливо придержав дверь. Очутившись внутри, Кати вмиг замерла от восторга и забыла все обиды. Элис знал это место очень давно, еще со времен своего воровского детства, и помнил, какое впечатление оно оказывает на входящих. Это был не простой магазин, полный схожих антикварных вещей: все, что продавалось здесь, будто было подобрано сумасшедшим коллекционером. Уродливые и пугающие, прекрасные и невесомые куклы и скульптуры, украшения самых необычных форм, посуда, которая до сих пор сладковато пахла ядом или отдавала нежным запахом ребенка и многое другое, такое же мрачное или одухотворяющее, но всегда невообразимо ценное для знатока: все это сочеталось в одну огромную композицию, которая подавляла и восхищала одновременно.

Оставив Катрин наблюдать за колышущимися от ветра мягкими деталями общей картины и даже мягко подтолкнув ее к витрине с украшениями, Элис углубился в другой зал, полный кукол. Красивых, отживших свое много лет назад и даже не надеявшихся вновь оказаться в чьих-то руках. Блуждающий и ленивый взгляд юноши остановился поочередно на двух экземплярах. Первым из них была маленькая, ростом с трехлетнего ребенка, белокурая девочка. Ее густые кудри оплетали хрупкую головку, почти полностью закрывали лицо и падали на шелковое платьице, отделанное кружевами. Все это чудо было белым-белым и будто бы ласково смеялось. Элис подошел ближе, привычно оглянулся, тут же укорив себя за это, и весьма грубо сдвинул волосы с ее личика. Он ожидал чего-то подобного: за нежным кружевом волос бледнело измученное, трагическое лицо. Глаза девочки, синие до боли, страдали и мучались от невыносимости бытия, губки ее были изогнуты несчастно, и Элис улыбнулся. Ему нравились такие куклы. Вторым же экземпляром был мальчик. Черноволосый мальчишка в шляпе и «взрослом» костюмчике, который смешливо и весело улыбался. И все его тело было изогнуто в этом веселье, в этой детской, наивной радости… пока он болтался в петле на маленькой виселице. «Из них выйдет достойная пара», - подумал юноша.

Элис прикрыл глаза. Постоял минуту, затем вернулся в первый зал и тихо что-то сказал продавцу. Тот посмотрел на него с удивлением, но кивнул. Затем Элис обнял Катрин, с поддельным восхищением оглядел понравившееся ей кольцо и машинально выписал чек на свое выдуманное имя, благо у него был хороший знакомый, очень умело подделывавший паспорта, и постоянно пополняющийся благодаря покеру счет в банке. Кукол должны были доставить им домой, а кольцо продавец аккуратно упаковал в сотню коробочек и пакетиков и вручил даме.

Элис был в отвратительном настроении. Ему было одиноко и тошно от всего происходящего: только белый фарфор мог успокоить его, но от новоприобретенных кукол его тоже затошнило. Он не придумал ничего лучше, как пригласить Катрин в ближайший ресторан и выпить там абсента. Глядя на ее улыбку, душа Элиса стала еще чернее. Бездарно проходящий день грозил вылиться в странный полупьяный диалог.

В ресторане какой-то молодой джазовый коллектив неторопливо и печально играл свои песни. Это расположило Элиса к гордой меланхолии. Он мягко подставил Катрин стул и сел сам, велев миловидному официанту подать правильно абсента и пирожных с шампанским для дамы. Опустил голову на руку и искоса глянул на Кати. Она вздрогнула и отвела взгляд.

- Почему ты не смотришь на меня? – тихо спросил он с легкой горечью.

- Я… боюсь тебя, - будто против своей воли ответила она.

- Почему, милая Кати? Я же всего лишь мальчишка…

- Если бы все было так… Но ты… опасней любого мальчишки.

- Отчего же? – принесли абсент и вино, и Элис мягко отхлебнул сладковатой жидкости в идеальном смешении.

- Ты силен. И не любишь никого. Это те две карты, благодаря которым ты в выигрыше в начале любой партии, - Кати пригубила шампанское и отвернулась.

- Мм… А что будет в конце? – Элис почти восхищенно заинтересовался.

- Я… не знаю. Я не хочу думать и об этом. Мне больно от этого предчувствия. А ты лишь хочешь это услышать. Ты хороший игрок, а я рано открываю карты и… и душу.

- Вовсе нет, моя маленькая Кати. Ты молодец, - Элис пил все отчаяннее. – Ты справишься, даже когда все это закончится. Я постараюсь сделать все, чтобы было так. Ты пойдешь дальше.

- Зачем ты мучаешь меня такими предположениями? Я же сказала, что не хочу…

Элис осторожно взял ее руку:

- Мы не так различны, Кати. И поэтому я никогда не позволю себе оставить все это, когда болезнь закончится. Жизнь там, вне твоего восприятия, совсем другая. Когда-нибудь ты поймешь. Я обещаю. Но сейчас, я вижу, ты плачешь. Пойдем отсюда. Я покажу тебе своих кукол, - он залпом допил зеленоватый напиток. – До завтрашнего дня я ничего не хочу. Поверь. Я буду только лгать тебе.

- Не стоит. Лучше молчи. Пусть сегодня… Один день… Сидеть в твоих ногах и пить вино, пока душу не станет щемить невыносимой болью. Прошу.

- Да, конечно. Сколько захочешь. Я рад, что не придется лицемерить. Но, знаешь, сегодня я чуть более расположен к тебе, чем когда-либо было и будет. Ровно настолько, чтобы пожалеть тебя. И пообещать свою защиту. Ты ведь понимаешь?.. – он не договорил, но Катрин прочитала в его глазах: «… что я никогда не полюблю тебя».

- Да…

Утром Элис приподнялся в постели и сощурился неприятно от яркого света из окна. Шелк белья холодил ноги. Сегодня юноше предстояло встретиться с Филиппом, произвести последние договоренности, и уже почти завтра можно было начинать работу над съемками. Только вот отчего-то это не столь радовало его, как было должно. И от этого Элис поморщился, наскоро одеваясь.

Спустившись вниз, он зашел на небольшую кухоньку и сел на стул, щупая пальцами горячий кофейник. Катрин уже встала, и он представил, как она готовила ему кофе в простом домашнем платье. От этого Элис ядовито улыбнулся. Налил себе темного яда и тихо пригубил.

Заметив молчаливую фигурку в дверях, он резко дернул головой, затем еще сильнее сощурился и кивнул Питеру:

- Почему ты стоишь там?

- Потому что… тетя сказала, что вас лучше не беспокоить лишний раз, - глаза мальчика еще более восхищенно вспыхнули от того, что к нему обратились.

Элис обескуражено моргнул. Он даже не сразу сообразил, что «тетей» мальчик звал Катрин. Но его сильно возмутило то, что все думали о нем, как о злобном тиране. И в то же время ядовито кольнуло в сердце мыслью, что это не так уж и ложно…

- Ну, глупости. Не стой там – только раздражаешь. Лучше иди сюда, - он заставил себя улыбнуться.

Мальчик присел на краешек другого стула. Для своих лет он уже довольно четко и связно излагал свои мысли.

- Ну, так зачем ты пришел? Только посмотреть на меня?

- Нет, - Питер сказал это слишком поспешно, и Элис понял, что он врет. – Я просто… Вы интересный.

- С чего ты взял? – Элис тоскливо улыбнулся: «Ну почему я интересен им всем? Какой смысл?».

- Ты нравишься Катрин. И ты красивый, - подумав, заключил малыш.

- А ты глупый. И никогда не говори при мне о Кати.

- Но…

- Замолчи и пей кофе. Осточертели вы мне. Что вы во мне ищите? К чему обвешиваете красивыми словами? Там, - он показал пальцем на грудь в районе сердца. – Ничего нет. Я не хочу вашей любви, уважения, вас вообще. Оставьте. Иначе мне придется сделать вам больно.

- Нет, неправда, - мальчик едва сдерживал слезы. – Не говори так.

- Хочу и говорю. Что, ты по-прежнему восхищаешься мной?

Питер не ответил. Он ковырял скатерть и молчал. Потом едва слышно промолвил:

- Да.

- Да что вы все, с ума посходили, что ли? – закричал Элис, не выдерживая. – Чего вы ищите? Безумцы. Я же… Я не хочу! Оставь меня, дурак!

Мальчик весь сжался и молча встал. Пошел к двери. Элис услышал там легкий шорох: Катрин прибежала на крик. Он мог даже не оборачиваться, чтобы представить ее распахнувшиеся глаза и сдержанное дыхание. Питер скользнул ей под ладони и обернулся уже на пороге:

- Я только…

- Оставьте! – в бешенстве закричал Элис и швырнул в проворно закрывшуюся дверь горячим кофейником. Тот будто лопнул с глухим звуком. За дверью послышался тихий плач, постепенно удаляющийся. Элис сел на пол, не замечая, как растекающееся из-под осколков пятно пачкает низ его брюк.

«Зачем я это сделал? Неужели я уже настолько устал? Тогда я не выдержу еще… даже немного. Я боюсь этого, но мне нельзя бояться. Немного героина после встречи успокоит меня. А завтра… нет, еще долго мне надо быть сдержанным. Не сметь ничего более положенного. Я смогу. Иначе сам выгрызу свое ид и умру».

И ногти собиравшегося с силами юноши судорожно заскребли по гладкой плитке пола.

III

Съемки были в самом разгаре. Нежная и мокрая весна обволакивала город, пока Элис бодро спешил куда-то по делам. Он сам не помнил, с кем должен был увидеться, но сам факт важной встречи мелькал перед его сознанием. Ноги его торопливо и деловито переступали, огибая лужи по городскому асфальту. И, конечно, грязная фигурка напротив дорогих лакированных ботинок заставила лицо Элиса сделаться брезгливым и немного злобным.

- Ну, привет, - хриплый голос непонятного комка, называемого человеческим существом, пронзил мысль Элиса.

- Позвольте пройти, - надменно произнес он.

- Что, не узнаешь уже ту, которую вечной любовью называл? – Дилайла гадко усмехнулась. – А я помню и тебя, и то, как ты занавеску приказал задвинуть, когда я голодала под твоим окном и от холода корежилась.

Элис тихо ухмыльнулся, вспоминая этот эпизод. Он сразу узнал тогда бродяжку, которая судорожно водила пальцами по стеклу гостиной Катрин. И, не сомневаясь в своей правоте, он велел дворецкому закрыть от них это жалкое зрелище.

- Ну, так что же? Признаешь свою полюбовницу?

- Отойди лучше. Ты противна мне, мерзкий комок грязной плоти, - выплюнул он сквозь зубы.

- Ах, значит так! Как ребенком мерзнуть и ко мне лезть – так это всегда! А помочь и согреть, когда деньги мешками гребешь – это мы не можем! – судя по всему, Дилайла уже успела набраться.

- Поди прочь, дрянь! – Элис сморщился и обошел свою бывшую подругу, слегка толкнув ее локтем.

Она упала в грязь и вскрикнула:

- А я всегда любила тебя, Элис! Всегда верила в тебя.

Элис усмехнулся горько от этой отчаянной и жадной лжи. Он уже не верил ни ей, ни кому бы то ни было еще. Но ничуть не расстраивался. В конце концов, его нежная любовь никогда не изменяла ему. А эта ложь, если и была нужна ему, то очень давно.

Но уже через пару минут Элис совершенно забыл о своей старой знакомой: дела совсем поглотили его. Проворачивать его аферу было непросто. Так как он был, фактически, самым ответственным персонажем в происходящем, то и все заботы о съемках, работе с актерами и рекламе для фильма легли на его почти детские плечи. Но он уж точно не отчаивался: слишком много надо было сделать. Конечно, и Трэвис, и «компания капиталистов» навещали съемочную площадку, особенно Трэвис, как режиссер. Но в перерывах между их посещениями Элис наскоро менял актера, который был должен играть главную роль, на самого себя, и переснимал особо важные сцены под предлогом некоего «дубля», в котором он покажет, как надо играть. Естественно, камера во время этих сцен усердно работала, хотя об этом никто не был осведомлен. Только операторы, бедняги, лишившиеся всех заработков вследствие алкоголизма, наркомании и прочих пороков, но не забывшие свой талант великолепно снимать фильмы, знали примерно часть о происходящем. Да и монтажеры немного понимали суть, но и они были вытащены из того круга, где Элис провел свое детство. Но не в их интересах было обо всем этом распространяться. И Элис был мастером обаять и выдумывать оправдания для своих поступков. Так что съемки шли своим чередом, и никто даже не мог догадаться о том, что на самом деле жаждал получить в итоге мечтательный мальчик с женским именем Элис.

Пока афера крутилась вокруг кино, Элис старался проводить время в свое удовольствие, обманывая всех вокруг. Клубы, вечеринки – все это составляло его жизнь, в которую слоями крепкого коктейля вмешивались Катрин и многие другие. Но сам Элис становился день ото дня все печальнее и безразличнее к происходящему. Он оживлялся достаточно лишь на съемочной площадке, полностью преображаясь и вживаясь в роль. Возможно, он сам не осознавал себя в этот момент как Элиса. Он был своим персонажем, он был собой. Тем, кого затейливо придумывало его подсознание.

Но, как бы то ни было, время между изматывающей работой проходило в молчании и бессмысленности. Взгляд Элиса потух и больше не радовал и не насыщал жизни окружающих его людей. Так холодно стало рядом с ним, что люди с тяжестью вздыхали и тихо отходили в сторону.

Вот и сейчас, за некоторое время до явно витающего в воздухе финала, гнетущей и требующей развязки, Элис сидел в глубоком кресле в том самом клубе, где он когда-то встречал с Трэвисом Рождество. Его похудевшая фигура четко выделялась среди остальных здесь присутствующих, а очерченные темным глаза смотрели в неизвестность. Катрин, преданно сидящая рядом с ним, не сводила глаз с его холодных рук и готова была вмиг рвануться по его капризу. Это, наверное, выглядело бы унизительно, если бы хоть кто-то не избегал смотреть на эту мрачную пару. И мертвый круг пустоты был вокруг них.

Вдруг чей-то пьяный голос прозвучал в холле, около входа. Он шумел и злился все сильнее где-то там, за стеной, а потом прервался громким шорохом и резким выстрелом. Некоторые дамы вскрикнули, все расступились, и внутрь вошло непонятного вида создание, больше похожее на грязный ком, в котором только Элис мутным взглядом опознал знакомую фигуру. В дрожащих руках Дилайлы сверкал гладкий пистолет.

- Ну что, шикуешь, да? – она хрипела тяжело и натужно. Элис подумал, что ее изнутри снедала какая-нибудь болезнь.

- Простите, что вы сказали? – медленно спросил он.

- Я спрашиваю тебя: какого черта ты жируешь? Ты, как ты смеешь? Нашел себе деньги, выпивку, забыл обо мне!.. – хрип сорвался на кашель.

- Мне кажется, мисс, вы немного не в себе. Слегка устали. Если вам хочется, я могу дать вам денег, чтобы вы отправились домой, - все тело Элиса напряглось. Он понимал, что это непростительное выражение для Дилайлы, но иначе он не мог ответить, чтобы не навлечь на себя подозрения.

- У меня нет дома! И ты отлично это знаешь! Ты мерзок! Нашел себе какую-то шлюху и забыл про меня! – Дилайла сорвалась в истерическом крике.

Катрин болезненно вздрогнула, Элис почувствовал это и брезгливо подумал о том, что он и сам когда-то был таким же отвратительным, как это дурно пахнущий ком тряпья и плоти. Пришло время подняться. Он, легко сдерживая дрожь, подошел прямо к почти бьющейся в истерике Дилайле и аккуратно вытащил из ее грязных пальцев пистолет. Щелкнул предохранителем, вытянул руку в сторону и выронил его. Затем гадко ухмыльнулся и отвесил девушке резкую пощечину. Потом еще одну, теперь медленно. Дилайла, уже единожды попав под воздействие его обаяния, даже не сопротивлялась. Затем Элис устало обернулся и негромко произнес:

- Кто-нибудь, вызовите полицию.

Но оказалось, что ее уже вызвал раненый охранник, который сумел доползти до телефона и набрать номер. Скоро Дилайлу, которая так и стояла, опустив голову, скрутили и отправили в участок. А чудом неразошедшиеся (хотя, возможно, виной было простое любопытство) гости хором аплодировали смелости их друга, который сидел вновь с безразличным видом. А когда в его честь предложили выпить белого вина, он болезненно сморщился и отказался под предлогом нервической усталости. Все, разумеется, закачали головами, а Элис подхватил под руку Катрин и вышел резко на улицу, где поймал такси. По дороге до дома он молчал, уткнувшись горящим лбом в стекло автомобиля, а Катрин все еще хранила отпечаток страха, вызванного этой пьяной сумасшедшей.

Приоткрывая дверь в темный дом, Элис почувствовал, что все слишком сильно повторяется. Он зашел внутрь, огляделся в поисках чего-то и, не раздеваясь, отправился наверх.

- Ты опять идешь к своим куклам! Ты все последние дни проводишь только с ними! – неожиданный выкрик Катрин на секунду остановил его. Видимо, она так сильно предчувствовала конец этой истории, что не выдержала безразличия Элиса.

Лишь один миг он стоял на лестнице, затем продолжил подниматься. Катрин быстро пошла вслед за ним, но ему было, верно, все равно. Ссутулившись, он зашел в свою комнату, в которой действительно проводил все свободное время, и медленно скинул всю верхнюю одежду. Катрин застыла в дверях молчаливым, но злым упреком. Она четко повторила:

- Почему ты никого не любишь, кроме своих дурных кукол?

- Неправда, - тихо, но твердо ответил он. – Хочешь, я кое-что покажу тебе?

Под нетерпеливым от гнева взглядом Катрин он подошел к углу, в котором расположил свои «игрушки», и взял за ручку невыносимо тоскующую фарфоровую девочку. Приоткрыл окно, вытянул безразлично руку и отпустил куклу вниз. Судя по расширенным глазам Катрин, она тоже услышала легкий треск фарфора. Увидев это, Элис отвернулся.

- Но… Зачем?

- Мне так захотелось, - меланхолично пробормотал он.

- Ты мерзок. Ты никого не любишь. Если только самого себя, - и он услышал, как Катрин выбежала из комнаты, хлопнув дверью.

Постояв еще несколько секунд, Элис молча лег на кровать и повернулся к стене. Он не плакал, как не плакал и очень давно. Только огромная усталость сдавливала его холодное сердце. Еще чуть-чуть, и его осколки порежут живое нутро. Элис смотрел в одну точку, мечтая скорее уснуть и не чувствовать более этой тяжести. За окном темнело, и он, подумав, стянул с себя вообще всю одежду, спихнув ее ногой с кровати. Потом завернулся в одеяло и продолжил лежать. Вскоре и отблески влажных глаз исчезли в темноте.

Все-таки Элис был еще мальчиком. Пусть и тем, кто желал слишком многого.

Ближе к утру, когда веки Элиса уже давно сомкнулись и нежный сон объял его душу, кто-то осторожно зажег свет и через пару мгновений притронулся к его плечу. Он даже не открыл глаза, но чутко прислушался.

- Энтони… Я знаю, что ты не спишь. Я хотела попросить прощения за то, что накричала на тебя. Меня просто… гнетет что-то. Что-то жуткое.

Элис ничего не отвечал, флегматично обсасывая каждое сказанное слово. Подождав немного, Катрин продолжила:

- Знаешь, я очень боюсь. Слишком боюсь. Это все так быстро и… невозможно. И я… поэтому я хотела сказать, что я… что я люблю тебя, Энтони. Чтобы ты… - и Элис услышал, что Катрин едва сдерживает рыдания.

Он приподнялся на постели, обнажая торс, и спросил:

- Ты говоришь, что любишь меня?

Катрин кивнула.

- И ты готова сделать ради своей любви все, чтобы мне было покойно?

- Да, милый Энтони.

- Тогда… выключи свет, я хочу спать, - и он опять отвернулся к стене.

Щелкнул выключатель, и встала на место дверь. Сон снова забрал к себе измученное собственными репликами и поступками сознание.

Элис поднялся на ноги через несколько часов. Сегодня был особенный день, и он не мог задержаться дома хоть немного дольше. Сегодня был день официальной премьеры. Элис уже не помнил, как ему удалось убедить Трэвиса, Хетфилда, Филиппа и, тем более, Юнга в неправильной дате первого показа. Сколько сил было потрачено на все это, перенос даты, опечатки в афишах и прочее. И все получилось удачно, как в дурной комедии. Теперь он будет единственным, кто появится на показе от имени создателей фильма. Конечно, после премьеры будет… Но к чему об этом думать, не правда ли?

Элис быстро оделся, сунул кое-какие мелочи в карманы и вышел из дома, стараясь ступать бесшумно. Еще много часов он бродил по улицам, ни о чем не думая. Купил булку в магазинчике и тут же скормил ее уткам из прудика в ближайшем парке. Почитал маленькой плачущей девочке на память стихи Верлена, отчего у него самого на глазах выступили слезы. Вмиг забыл о ней и пошел дальше. Ноги его переступали четко, а взгляд был холодным и больным.

Вот и кинотеатр, в котором должна была состояться премьера. С тяжелым спокойствием вошел Элис в фойе. Не принимал участия в разговорах, не стремился привлечь к себе внимания, не думал увлеченно о своем дебюте. Он просто чувствовал, что должен быть здесь. Как убийца, который пришел на свои собственные похороны без опозданий.

Люди вокруг, видимо, переговаривались и легко шумели, как и всегда ведет себя подобное «высшее» общество. Элис не обратил на это внимания. Потом они пошли к своим местам, улыбаясь и предвкушая. С начала зрелища и до конца они жадно жрали его взглядами, плохо понимая, почему главный герой… красивый русоволосый мальчишка, обладающий жарким характером и умением полностью перевоплощаться в роль… почему вместо него на афишах был изображен какой-то смазливый чурбан. Не замечали, не могли знать, что он сидит где-то среди них, безразлично взирая на самого себя. Не дождавшись конца, Элис встал и вышел и кинотеатра, слыша за спиной восторженные возгласы публики.

Только к вечеру, голодный и напившийся абсента, он добрел до небольшой гостиницы. Заказал номер, машинально взял ключ и отправился на этаж. Открыл дверь и привычным жестом запер ее за собой. В несколько шагов одолел половину комнаты и сел на диван.

- Ну, и зачем все это было тебе нужно? – язвительно спросило ид.

- Я… не знаю. Я хотел доказать…

- И что? Доказал? И теперь ты доволен? – ид ухмыльнулось.

- Нет… - Элис устало уронил голову в ладони.

Ид помолчало.

- Что теперь? – лениво спросило оно.

- Теперь?.. Теперь только уехать. Забыть обо всем. Я не хочу так больше.

- Ага, так они тебе и дадут уехать! После того, как ты их почти обобрал, ловко получив деньги на свой счет. На черта тебе эти деньги? Все счета тебе заблокируют, если их уже не закрыли! – ид чуть не захлебнулось возмущением.

- Нет, еще нет. Я знаю. Я успею уехать. Сегодня же. Только немного побуду здесь. А потом сразу же за границу. Пусть подавятся этими деньгами, а я никогда… не хочу…

- Черта с два. Ты дурак. Ты неспособен понять даже простые вещи. Удача не бывает вечной.

- Я смогу… Все это было бессмысленно. Тупо. Я сделал столько безумств, которые лишь разрушали. Начну все заново.

- Воображение сведет тебя в могилу, - буркнуло ид и замолчало.

Элис тоже решил не продолжать разговор, а лучше включить телевизор. Он планировал посидеть минут пятнадцать, а потом пойти и купить билет на поезд. А уже из Канады можно и на корабле махнуть в Европу. Подробности всего этого он обстоятельно обдумывал, пока слух его не выловил из общего потока новостной информации слова «Энтони Коулд». Элис сделал звук чуть громче и прислушался. В общем, суть выступления одного и известнейших режиссеров времени состояла в том, что ему очень понравился только что вышедший фильм Трэвиса, а особенно актер, играющий главную роль. Он говорил еще что-то о том, что этот актер бесследно пропал прямо в день премьеры, к огромному сожалению. Поэтому «всем видевшим… просьба позвонить…»

Казалось, это был уже пьяный бред. Дрожащими пальцами Элис набрал номер на гостиничном телефоне. Спрашивал и отвечал. Понял, что его готовы защищать в деле с деньгами именитых господ ради выгодного предложения. Что-то уловил про контракт, сроки съемок и проч., и проч. Повесил трубку, разрываясь от искушения. Жажда признания вновь заиграла у него внутри. Ид смеялось и пьяно плясало.

Какое-то время две идеи о собственной будущности боролись в сознании юноши. Два жарких монолога выслушивали стены. Пока горячий блеск славы окончательно не замутил уставшее и поддавшееся истерии тело. Элис впервые за долгое время рассмеялся. Черты лица его необыкновенно смягчились, а разум не мог больше анализировать и сопоставлять. Усталость свалила его на пути в ванную. Упав, Элис едва подтянулся на руках и смог сесть.

Вытащил из кармана те мелочи, которые прихватил из дома: пакетик, полный порошка нежного и холодного цвета, пару маленьких также полных флакончиков и кое-что еще. Дрожащими пальцами смешал навскидку дозу и, после небольших приготовлений, судорожным движением пальцев отправил нетерпеливо наслаждение в свою голодную светлую кровь. В глазах резко потемнело, и заботливые руки невыносимо прекрасного безразличия обняли Элиса за шею. А горячие губы мягко поцеловали его в лоб, отправив в такое сладкое и необходимое забвение. Костяшки пальцев глухо стукнули по полу, голова откинулась назад, а юное лицо исказила болезненная улыбка.

Рано утром дверь номера, в котором остановился юноша с поддельным паспортом, была выломана крепким мужчиной с длинными рыжими волосами, собранными в хвост. Следующая за ним молодая женщина быстро оглядела комнату и отправилась в ванную, на пороге которой замерла и тихо вскрикнула. Ее нежное лицо изуродовала вмиг невыносимая боль.

Номер быстро заполнился людьми. Все кричали, говорили о деньгах, о грязи, разведенной в комнатах, о том, «как он посмел», о безумных потерях, о хорошем наказании, о «частой в подобной среде передозировке», о своей неудовлетворенной жажде мести. Все кричали. И только та женщина тихо сидела на холодном полу ванной и тонкими руками прижимала к себе еще более холодное, почти детское тело юноши. Она не плакала, научившись у него. И только все ласкала пальцами да целовала остывший лоб. А он… он уже ничего не говорил. Только русые волосы его разметались по рукавам ее платья, и не было больше горячей усмешки в распахнутых от невыносимого счастья глазах.