Мосхозупр занимал гигантское здание. Список его сотрудников распухал от сотен содержащихся в нём имён. Там были все: от высококвалифицированных специалистов (наверху) до курьеров и обслуживающего персонала (внизу). Все залы, комнаты и даже тёмные углы под лестницами были забиты этими людьми. Они скрипели перьями, щёлкали калькуляторами, стучали что-то на печатных машинках…

И каждый день было одно и то же. К девяти часам эта толпа начинала рабочий день. В 16:30 все освобождали здание. Причём, делали это так быстро, будто оно уже было объято огнём или только ожидался артиллерийский обстрел.

Но несмотря на колоссальное количество сотрудников, партячейка в Мосхозупре не была такой уж большой. Её возглавляло всего четыре человека, среди которых было три мужчины и одна женщина. В тот поздний час, когда Виталий прибыл к Зое и не застал её дома, эта четвёрка как раз находилась на заседании.

В кабинете товарища Серебровского воздух был готов принять целую стаю топоров, и даже возникало ощущение, что всё: мягкие диваны и стулья, инкрустированный книжный шкаф, старинные настенные часы, деревянный дубовый письменный стол — всё плывёт, проглядываясь за тонкой муслиновой стенкой.

Сам Серебровский сидел на своём привычном месте, рядом со столом, под плакатом: «Сделал дело — гуляй смело!». В кресле с высокой спинкой он был похож на председателя, хотя председательствовал вовсе не он. Однако даже сейчас, во время вечернего партзаседания, товарищи относились к нему так же, как и при дневном свете: с должным вниманием и глубоким уважением.

Нагая женщина из бронзы украшала своей изящной фигурой стеклянное поле его стола. В её руке был белый матовый глобус, льющий мягкий, похожий на молоко свет. При этом свете лицо псевдопредседателя казалось принадлежащим трупу: настолько оно было бледное, морщинистое, хоть и хорошо выбритое; а полузакрытые веки были пожелтевшими, как у старика. Пробивавшееся с альпинистской настойчивостью сквозь негустые чёрные волосы серебро седины говорило о по крайней мере четырёх с половиной десятках лет, оставленных за плечами. Глаза Серебровского, когда он кончал сонливо слушать и начинал говорить сам, начинали тускло освещать всех бесцветным холодом.

— Ну что, товарищи, как решим? — сказал он, безразлично оглядывая собравшихся. — Ивагин вот предлагает товарища Зорина.

Собрание молчало. Попов, такую фамилию носил секретарь партячейки, — это был мужчина с простым лицом, — смотрел на Серебровского широко открытыми глазами. Это не означало, что он чем-то сильно удивлён. Такое выражение лица, напротив, было характерно для Попова.

Инженер Винокуров, полный мужчина среднего роста с роскошными рыжими волосами, сидел, скромно опустив взгляд и смотря куда-то в пол. Молодой худой техник, рабкор Ивагин, сморщил брови и вытирал очки уголком носового платка. Персональный секретарь товарища Серебровского (Зоя Ивановна Шипова) ухмыляясь смотрела своими чуть прикрытыми карими глазами на бронзовую женщину.

— Может, отложим этот вопрос до следующего заседания? — нерешительно предложил Попов. — Сначала надо бы прощупать этого Зорина!

Ивагин нервно ударил пальцем по толстому стеклу, лежащему на столе, и поднялся.

— Я не понимаю, о чём можно тут говорить! Если Зорин не может редактировать нашу стенгазету, то кто? Кто другой, а? Зорин — человек умный, порядочный! Какого чёрта вам ещё надо? а?

Попов скосил глаза на Ивагина.

— Он ведь интеллигент! И беспартийный!

— Да оставьте Вы, Попов, Ваш этот бред про интеллигенцию! Интеллигенты бывают разные! Странные у Вас мысли, честное слово!..

Попов ответил:

— Он ещё пяти месяцев тут не работает, и так далее!

Тут же послышался голос Винокурова, активно жестикулирующего и крутящегося во все стороны:

— Товарищ Ивагин должен знать, что в нашей инженерной среде не так уж мало врагов партии. И не только среди старых инженеров. Та партдискуссия, которая идёт сейчас, ясно показывает, кого поддерживают оппозиционеры! Но стенгазета — не последнее звено в нашей работе. Впрочем, — он зачем-то повернулся к Зое Ивановне, — я не против товарища Зорина. Мы только мало его знаем. Давайте попробуем!

Старинные часы на стене захрипели и ударили десять раз. На последнем ударе дверь скрипнула, и показавшаяся из-за неё голова спросила:

— Извините, можно?

— Заходи! — философски спокойным голосом ответил Серебрековский, а Попов, довольно прищурив глаза, заметил:

— Ну вот и прибыл сам Зорин, и так далее!..

Виталий поприветствовал приствующих, расстегнул пальто, положил шляпу и, не садясь, опёрся на спинку стула рядом с Шиповой.

— Я прошу не удивляться, — серьёзно сказал он, — но я решил воспользовать тем, что сегодня заседание, и хотел бы попросить вас обсудить моё предложение.

Попов немного нахмурил брови.

— Какое предложение?

Виталий протянул лист бумаги.

— Дело в том, что администрация не обращает внимания на мои просьбы ускорить вопрос о метрополитене. Я уже и не надеюсь, что без вашей помощи у моей работы будет хоть какой-то результат.

Попов вопросительно взглянул на Серебровского.

— Мне кажется, это не наше дело! — с ясно выраженным недовольством проворчал тот.

— Только что я был свидетелем трагической гибели одной женщины под колёсами трамвая, — продолжал Виталий, не обращая внимания на слова Серебровского. — И такие сценки происходят ежедневно! Трамвай не может решить транспортную проблему!

Теперь Серебровский вопросительно посмотрел на Винокурова, который — лишь задумчиво молчал.

— Я только что был у Вас дома, Зоя Ивановна. Вы хотели взять у какого-то частника новую книгу о метрополитене на немецком языке.

— Я постараюсь выполнить своё обещание. Но не уделите ли Вы, Виталий Николаевич, часть своего времени для занятий общественным трудом? — уходя от темы, спросила Шипова.

— Общественным трудом?

Попов шумно вздохнул и зло посмотрел на Зою. Она засмеялась, бросая кокетливые взгляды на Серебровского.

— Да, — последний перехватил взгляд, — мы решили, что ты будешь замечательным редактором нашей стенгазеты. Что скажешь, товарищ Зорин?

Виталий мутно посмотрел на пол.

— Да оставь ты, Виталий Николаевич! — неспокойно бросил Ивагин. — Ты ведь знаешь, все корреспонденты нашей «стенки» тебе доверяют, и я прямо заявляю: лучше редактора мы не найдём!

Виталий поднял голову.

— Хорошо, — сказал он, — я согласен. Но метрополитен…

— Прекрасно, — обрадовался Серебровский, — Зоя Ивановна, записывайте! А о метрополитене мы с Вами побеседуем позже!

Перед тем как выйти из здания, пока сонливый привратник помогал Серебровскому надеть галоши и накинуть на его плечи меховую накидку, Зоя, уже одетая: в тёплое осеннее пальто и с красивой шляпкой на голове, — коснулась руки Виталия. «Вы не проводите меня, Зорин?»

Серебровский услышал это, повернулся, смерил обоих вопросительным взглядом. Виталий принял этот взгляд спокойно.

Зоя стояла рядом, одной рукой держась за угол стола, а второй надевая старые галоши. Делая это, она смотрела не на ноги, а на Виталия. Карие глаза сверкали, а в линии губ ощущалось что-то капризное. Заметив на себе Зоино внимание, он скользнул глазами по её фигуре, чуть задержавшись на ногах, и спокойно ответил ей: «Хорошо».