То не свищут ветры, то бурлит в желудке, А я еду степью уж вторые сутки. Мне кого бы встретить, мне бы с кем сразиться, Ведь я в своей станице самый первый рыцарь.
Конь покрыт попоной, а сам закован в панцирь, Трудно повернуться, трудно почесаться, А коль в пути прихватит, то впору удавиться, А чего все ради, да все из-за девицы.
Казус приключился с Дуськой (есть такая, Да, я же ей волчице всяко потакаю). Она мне, мол, ты на внешнем рынке не имеешь весу, А я возьми да рыкни, тоже мне прынцесса.
Вспомни только: шахов и эмиров, а немцев-тех навалом, Привозил с турниров, но тебе все мало, Ты всю мою добычу выскребла до гривны, А теперь, конечно, я тебе противный.
Что? Кому я нужен? Только выйду свистну! Набежит с пять дюжин, но я не капризный. И раз твою поклялся славить добродетель… (Правда, с пьяну хвастал, но народ свидетель).
И вот вторые сутки обмеряю пустошь, На щите лик Дуськин, как курносый кукиш, На пути пустые хутора и села, Знать предупредили, что я не веселый.
Чу! Всадник одинокий… Уух, какой я нервный. А ну, скажи попробуй, что Дульсинея стерва! Да, что-то злость пропала драться из-за дуры. Подходи бывалый, посидим покурим.
|